Я – паладин! - Косенков Виктор Викторович (читать книги без txt) 📗
Медведь чужд морализма. Для него нет детей или взрослых, старых или молодых, для него есть только размеры добычи и то сопротивление, которое она может оказать. Ребенок сопротивления не окажет, а едой является привлекательной. Мясо у него мягкое.
Животная логика.
Но Леону повезло. Окажись на его месте взрослый – не сносить ему головы.
Медведь задрал оленя. Насытился и сейчас просто отдыхал у трупа, неспешно переваривая.
В этой ситуации взрослый человек рассматривался бы как конкурент, желающий одного – отнять еду. Ребенок такой опасности не представлял. А значит, имел шанс.
Медведь перестал ворчать. Опустился на четыре лапы. Тяжело выдохнул в сторону мальчишки.
Леон попятился, не спуская глаз с животного. Сделал пару шагов в сторону и очутился за стеной кустов, в которых зверь устроил себе столовую.
Еще несколько осторожных шагов.
Леон развернулся и побежал. Теперь ему было уже плевать на тот шум, который он поднимает, на ветки. Он прижал к груди Злату и несся по ночному лесу, надеясь только на то, что не напорется на острый сук и не свалится в какую-нибудь яму.
Он убежал достаточно далеко, когда позади раздался разъяренный рев.
Преследователи повстречали мишку.
Глава 25
Утро застало Леона пробирающимся по лесу.
Сестра умаялась и спала теперь в кульке за его плечами.
Мальчишка был измотан, грязен, исцарапан ветвями.
Каждый шаг он делал через силу. Дважды устраивал привалы, ел ягоды, те, что мог опознать. Пытался камнем сбить белку. Но с первого раза не получилось, а второго шанса зверек ему не дал.
Несколько раз Леон пересекал дорогу, путал следы.
Выйдя на ручей, напился воды и некоторое время брел по руслу ручья, чтобы не оставлять следов вовсе. Но ключ, видимо, бил из глубины, вода была ледяной, ноги быстро онемели, и мальчишке пришлось выбираться на землю. Разводить костер было не с руки, и Леон грелся на ходу. Башмаки его порвались и, подвязанные лоскутами ткани, оторванными от рубашки, теперь походили на грязные обмотки. Да и сам мальчишка более всего был похож на бродяжку. Хотя и сам этого не осознавал, потому что нищих никогда не видел.
В предутренних сумерках было очень трудно находить верную дорогу. И Леон часто останавливался, опасаясь, что заблудился и ходит кругами. Он искал в небе знакомые созвездия, но с приближением восхода небо светлело, и звезд становилось все меньше и меньше. Когда же рассвело и лес наполнился птичьим гомоном, Леон старался двигаться так, чтобы солнце находилось за спиной. Это был самый удобный ориентир.
С наступлением дня мальчишка вышел к дороге и двинулся вдоль нее. Так было безопасней. Он всегда мог углубиться в лес.
Однако вышло иначе. Вдалеке показалась телега, запряженная пегой лошаденкой.
На телеге, вальяжно развалясь в сене, ехал мужичок с сивой, взлохмаченной бородой и в рубахе застиранной, но все же опрятной. Ноги, обутые в лапти, мужик закинул на борт телеги.
Лошадка плелась еле-еле, особо никуда не торопясь, и Леон успел разглядеть седока достаточно, чтобы понять, что опасности он не несет никакой.
– Дяденька! – Леон выбежал из придорожных зарослей. – Помогите!
– Чур меня! – Мужичок замахал руками, попытался встать, перецепился за какую-то жердину и едва не свалился с телеги. Справившись с собой, он ухватил кнут. – Ты кто такой?!
– Я – Леон. – Мальчишка остановился, развел руки в стороны, показывая, что у него нет оружия. – Я из деревни.
– Какой такой деревни?!
– Из Выселок. Из нашей. Оттуда.
Он махнул рукой вдоль дороги туда, откуда пришел. От того, что ему встретился этот дед, такой простой, без всякой чертовщины и таинственности, без брони и оружия, обычный человек, хотелось плакать.
– Из Выселок, что ль? – переспросил старичок.
Леон неопределенно кивнул. В горле стоял гадкий комок.
– И чё? – все так же недоверчиво поинтересовался дед. – Чего ты тут?
– Помогите мне.
– Чего? Заплутал, что ль? Так я как раз к вашему священнику еду, хошь подвезу?
Леон покачал головой.
– Нету нашей деревни, дяденька. И священника нет. И вы туда не езжайте… Я один кто живой.
– Чего? – Брови старичка поднялись домиком. – Ты чегой-то, малец, напридумывал?
– Нету нашей деревни, – повторил Леон. – На нас напали.
– Кто напал-то? Ой, малец. – Старик погрозил ему кнутом. – Ты мне тут набрешешь полну торбу! Недосуг мне с тобой лясы точить! Но, пошла!
Леон заступил дорогу.
– За мной гонятся, дяденька. Помогите…
– А ну отойди. – В голосе старичка послышалась угроза. – Отойди, кому говорю!
– Не ходите туда. Там… – Леон замолчал; усталый и перепуганный, он не мог подобрать слов, чтобы объяснить мужику всю ту опасность, которая нависла над ним. – Из Леса тварь…
– Какая такая?.. – Старик был по-прежнему рассержен, но кнут опустил. Он наконец разглядел и исцарапанное лицо Леона, и маленькую девочку, что выглядывала у него из-за спины, и перемотанные ботинки. – А как вашего священника звать, а, малец?
– Отец Тиберий, дяденька… У нас и церковь порушена. И колокольня. Нельзя туда. Мне бы до города добраться.
– Куда? До города?! – Дед усмехнулся. – Ну ты хватил! До города!
Он засмеялся.
– Город – он ой как далече, малец. Тут вот только деревенька наша, Липовка, да еще пяток сел по округе. А до города верст сто, не меньше.
– Мне в город надо. Мне бы к… – Леон запнулся. – К барону!
– Куда-куда?! – Дед залился громким, не по годам звонким смехом. – К господину барону?! Ну ты даешь, малец! Ты, поди, из своих Выселок и не вылазил никогда?
Леон молчал.
– Правду про вас говорят, чудаков! Ой правду. Вы там одичали совсем. Даром что при церкви живете. – Старичок хохотал. – Барон-то он не в городе живет, дурья башка. А в замке. В замке живет барон. Да и то…
Старик махнул рукой, утер выступившие от смеха слезы.
Потом сказал потише:
– Да и то… Как увезли нашего милостивца, так и не видел его никто с тех пор.
Леон вспомнил события прошлой зимы, инквизицию. Паладинов.
– Сейчас вместо него управляющий. Но он все больше так, за хозяйством приглядывает, да еще спор там если какой. В общем, не то что бывший хозяин.
– А управляющий где живет? – мрачно поинтересовался Леон.
– Да там и живет, в замке. – Старичок махнул куда-то. – Там от наших Липовок дорожка ведет мощеная. Не промахнешься, да.
Он с сомнением оглядел Леона.
– Если дойдешь, конечно. Девка-то чья?
– Сестра это моя… – буркнул Леон.
– Ну хорошо… – Старик тронул вожжи. – Ты дорогу-то ослобони. А то я хоть и норовом скромен, так могу кнутом переписать… Век помнить будешь.
– Нельзя вам туда. За мной гонятся.
– От напасть, гонятся за ним! Кто гонится-то? Упыри небось?! Да ты, сынок, заплутал да напужался, поди, ночью в лесу-то. Вот и привиделось. Ты давай лучше ко мне в телегу, да поехали, я тебя к отцу с мамкой отвезу! Ну, всыпят, конечно, как без этого, а потом и простят. Поди, там изводят себя уже.
– Не надо в деревню ехать! Дяденька, не надо! – Леон буквально взмолился. Ему хотелось плакать, но слезы не шли. Навалились апатия и усталость. Он не знал даже, что сказать этому упрямому деду, чтобы убедить его, остановить, заставить повернуть, кроме этого простого, исключительно детского: – Дяденька, не надо!..
Старик сердился, размахивал кнутом, но не бил.
С одной стороны, мальчишка явно на голову убогий. Его бы взять, да и вправду к управляющему свезти. Или старосте сдать. Пусть разбирается. С другой стороны, если с каждым юродивым возиться, так всю жизнь и будешь им сопли утирать.
А еще, и, наверное, именно эта мысль останавливала старика, деревня Выселки стояла на границе. Там чего только не бывает. Всякое бывало. Им-то, липинским, хорошо, они под боком у барона живут. Там и стража господская рядом, и торговля. Оживленное место. А Выселки – глушь. Да такая, что.
