Совы на тарелках - Гарнер Алан (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Он поел и начал устраиваться на ночлег на дереве. В одном из карманов дождевика он обнаружил компас и свисток на длинном шнурке. Он привязал его одним концом к толстой ветке, а другой пропустил через свой рукав и тоже завязал крепким узлом на соседнем суку. Теперь не упадет и во сне!
Ночь казалась поначалу не очень холодной, он был защищен от ветра густой листвою, но спал плохо, просыпался чуть не каждые пять минут. И, когда пробуждался, ему становилось холодно и бесприютно. У него не было часов, но по расположению луны он видел, каким коротким был каждый отрезок его сна.
Огни в долине погасли.
Он дремал, он дрожал от холода, просыпался, опять засыпал. Съел остатки пищи. Снова дремал и дрожал от холода…
Он окончательно проснулся. Ярко светила луна. Почувствовал, что промерз до костей. Голова провалилась сквозь ветви, откинулась назад, он видел край плоскогорья, оно начиналось над ним футах в тридцати. Рука, вдоль которой была пропущена веревка, затекла, он ее почти не ощущал. Шея окаменела.
На плоскогорье, в лунном свете, он увидел человеческую фигуру.
Человек спускался с плато, вдоль канавы, вдоль русла ручья, к торфяному участку.
Наверно, из тех, которые были с собаками? Пускай они напустятся на кабана, я не против. Пускай прогонят подальше.
Он переменил позу, руке и голове стало легче.
Темень то отступала, то наступала — когда тучи наползали на лунный диск. Ручей журчал среди камней по дну канавы.
Каменная осыпь пришла в движение — он увидел это, прежде чем услышал, как мелкие камешки ударились о воду, изменив ее звук и подняв множество пенящихся пузырей, которые засеребрились в лунных лучах.
Тут проходит одна из овечьих троп — над ручьем, мимо корней дерева, на которое он взгромоздился. Вон там она сворачивает. Он уставился в сторону поворота.
Сейчас, наверно, покажутся овцы? Или опять этот кабан?
Он услышал совсем новый звук, очень близко, смешанный с журчаньем воды. Он слышал его, монотонный, повторяющийся снова и снова — это был человеческий голос, напевающий, мурлыкающий, выводящий какой-то мотив, слов, кажется, не было. Но это была песня.
Он просунул голову между листьев.
У подножья дерева сидел человек.
Тьфу ты! Кто еще такой?!..
Человек перестал петь, но уходить не собирался. Он сидел, свесив ноги над краем канавы, сдвинув на затылок шапку.
— Славная ночь, правда?
Он вытер нос рукавом куртки.
— Славная ночь, — повторил он снова. — Да. Славная. Для этого времени года…
24
— В самом деле, хорошая ночь, — сказал Гув.
— Оставь меня в покое!
— Слезай оттуда, парень.
— Мне здесь хорошо.
— Ты нужен…
— Я никому не нужен, и мне никто не нужен.
— Тогда, значит, ты самый богатый из всех на свете, — сказал Гув. — Как же ты распорядишься своим богатством?
— Я ухожу. Завтра в это время я буду в Бирмингеме, и вы меня больше никогда не увидите.
— Ты нужен дома. Уже скоро утро.
— Оставь меня, я сказал. С меня довольно. Забирайте все свои игрушки — привидения и все остальное… Я ушел от вас.
— Ты не можешь уйти, — сказал Гув. — Тебе нужно все это.
— Ничего мне не нужно! Я чуть не свалился с этой скалы и потом наступил на кабана — и то ничего! Вот как мне все это нужно! А ты тоже смотри не наткнись на него. У него есть парочка неплохих клыков…
— Он просто преграждал тебе путь из нашей долины, — объяснил Гув. — Не хотел, чтобы ты ушел.
— У него и в мыслях такого не было!
— Нужно было сразу идти к Черному Пристанищу, — сказал Гув. — Но ты пошел не в том направлении, и нам пришлось послать собак, чтобы направить тебя сюда.
— Не рассказывай мне сказки!
— Я расскажу еще одну, — сказал Гув. — И тогда ты вернешься, обещаешь? Я устал от твоих ребяческих штучек, Гвин.
— Ну и пожалуйста!
— Не надо так… Ты думал, почему мы оба сейчас здесь оказались? Что нас привело?
— Нет, — ответил Гвин.
— Но ведь мы пришли сюда. Вместе.
— Что такого? Я удирал от собак, а на дереве потому, что наступил на кабана в темноте. Если хочешь это считать за чудеса, дело твое.
Гув поднялся, перешел на другую сторону канавы, сел там на откосе.
— Теперь, — сказал он, — твой путь свободен. Можешь уйти, можешь снова взобраться на дерево, если я двинусь с места… Но до этого слезай вниз, и я покажу тебе кое-что… Слезай, слезай… Так… Теперь сунь руку туда, откуда начинаются корни. Глубже, еще глубже…
— Дальше некуда, — сказал Гвин.
— Двигай руку в сторону… Осторожно… осторожно… Теперь вытаскивай… Ну?..
— Мистер Гув, — сказал Гвин. — Извините меня. — На раскрытой ладони у него лежал наконечник копья.
Он был кремневый и такой тонкий, что лунные лучи пробивались сквозь него, и он больше походил на листок, вылепленный из света и камня.
— От того самого копья? — спросил Гвин.
— Ему понадобился год, чтобы сделать его, — произнес Гув с другой стороны ручья. — Гронву Пебиру, владельцу Пенлина.
— Оно, должно быть, еще старее, — сказал Гвин. — Намного.
— Да, это было очень давно, — согласился Гув. Гвин снова сунул руку в отверстие в скале. Оно расширялось вправо и влево, и в нем были еще какие-то предметы. Большая часть из них рассыпалась под рукой прежде, чем он вытаскивал их наружу: кожаные, деревянные, матерчатые изделия, прогнившие от влаги.
Рядом с наконечником копья он положил еще одну сохранившуюся вещь — круглый кусок кварца размером с кулак, на котором было изображено лицо. Простейший рисунок: две дужки бровей; нос, похожий на клюв; точки вместо глаз. Как детская мазня: «точка, точка, два крючочка…» Это же изображение оказалось и на других предметах, вытащенных Гвином и разложенных рядом с прежними: на нескольких кувшинах; на плоском диске, который, видимо, служил украшением — его надевали на шею на шнурке; на других камнях. Везде — примитивное человеческое, или птичье, лицо. Какое именно, сказать невозможно… Совиное?.. Может быть…
— Когда это все туда попало? — спросил Гвин.
Он держал в руках ржавые остатки кинжала в ножнах.
— Никто не знает, — откликнулся Гув. — Но мы, в ком течет та же кровь, находим их и сейчас и приносим сюда.
— Никогда не знал про это, — сказал Гвин. — Прямо мороз по коже…
— Да, — согласился Гвин.
— Я хотел… — произнес Гвин после долгого молчания. — Я был готов взорвать весь дом… Чтобы он взлетел от одного моего взгляда.
— Возможно, ты и сумел бы это сделать, — сказал Гув. — Здесь, в этой долине, теперь… когда скопилось столько силы. В нас… Через нас троих… Кто страдает, как никто другой…
— Гув! Говори яснее! Я не понимаю. Почему?
— Потому что мы дали этой силе разум. Но мы должны помнить о ней и держать ее в узде. И выпускать на свободу только внутри нас, через нас… Чтобы никто другой не страдал…
— Гув! Что же будет?
— Не знаю. Она здесь. Она пришла. Вы ее позвали этими совами… Она выходит на охоту. Но ей нельзя разрешить… Нельзя, чтобы она уничтожала… Из-за моей немощи. Из-за бессилия моего дяди, и деда, и других… Кто пытался остановить то, что нельзя остановить… Один — с помощью портрета. Другой — с помощью тарелок… Чем мы слабей, тем она сильнее… Мы строили что-то из песка и думали…
— Значит, мы сейчас платим за какие-то ваши грехи? Твоего дяди… Деда… Твои?.. Так?
— Да.
— Какие?
— О, это целая история, из-за нее мы пострадали не меньше, чем Джифс и Гронв… Если не больше.
— Кто «мы»?
— Я, твоя мать и он.
— Моя мать? — Гув улыбнулся.
— Ты не знал ее раньше. Она тоже была молодой. И очень красивой. Такой второй девушки, как Нэнси, тут не было.
— Ну да, скажешь!
— Большая беда бывает от большой слабости, — сказал Гув. — Ты должен быть сильным.
— Говори понятней, пожалуйста!
— Она была как ветер апреля…
Это было тоже малопонятно. Гвин начал укладывать вытащенные вещи обратно в расселину в скале.
