Когда падают листья... (СИ) - Андреева Наталия "Калли Nieh-Ta" (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Сестра прошептала чуть слышно:
— Хорошо. Неси.
Рыжая Зоря довольно мурлыкнула, спрыгнула на пол и, подняв хвост трубой, понеслась выполнять просьбу.
А Йена смотрела на Дарена, и по ее лицу катились слезы.
Все чаровники все равно всегда оставались чаровниками. Даже после перевоплощения в другую сущность они сохраняли в себе странное волшебство, не поддающееся объяснению. Некоторые находили в кошачьей жизни свою прелесть, полностью отдаваясь животному миру, другие стремились обратно, к людям. Вот и Зоря пришла к Йене три года назад — ободранная, больная, хромая и голодная. Пришла бы к обыкновенному человеку — стала бы обыкновенной кошкой. Но Зорьке повезло: толи легкомысленная богиня удачи и неудачи посмотрела на нее зеленым глазом, то ли просто так сошлись Нити, кто знает? — чаровникам не под силу увидеть лишь свою жизнь — но кошка оказалась в опытных руках Йены…
Все мало-мальски даровитые чаровники рано или поздно становились котами и кошками. После двадцати ли лет или после пятидесяти, но становились. Так было, так есть, и так будет еще долго-долго, пока не оборвутся все Нити на ладонях у Странников.
Вот и Йене суждено было стать кошкой: возможно не сейчас, возможно много позже… Но женщина не хотела лишний раз рисковать — не хотела любить, не хотела страдать. Какой смысл будут иметь все эти чувства после ее смерти как человека?
Единственная вещь могла изменить все, но Йена не считала себя достойной носить ее. Достоин ли ее Дарен? Время покажет. Сможет не ошибиться — хорошо. Не сможет — артефакт снова станет пустышкой. Он так долго тяготил душу Йены, что избавление от него сейчас было одновременно и облегчением, и страданием. Но иначе нельзя, ибо так сложились Нити. А ей ли спорить с ними?
Рыжая кошка, хитро сверкая зелеными глазищами, бежала по длинным темным коридорам, держа в зубах тонкий шнурок, на конце которого болтался старый кулон: голубоватый, с синими прожилками. Ей не нужен был свет. Ее не замечали, ее пытались оттолкнуть ногами в сторону, но кошка упрямо продолжала путь, уворачиваясь из-под тяжелых сапог и стараясь быть как можно незаметнее. Мягкие подушечки лап бесшумно ступали по серому холодному камню, и лишь изредка по нему стучали коготки, выпущенные на поворотах.
Кошка несла старинный артефакт хозяйке. Она так же не знала, будет ли у Дарена с ним будущее или нет. Его нить уходила далеко в туман, и разглядеть ее не могла даже Йена. Главное, чтобы он не сворачивал в сторону: заблудится в вязком тумане и пропадет, пожираемый белыми существами без глаз.
Каждая мелочь влияет на завтрашний день.
Но изменит ли жизнь человека Камень, меняющий направления Нитей?
Кто знает…
Гулко стукнул об пол камень.
Йена очнулась от мыслей и подняла древний артефакт. Пару волн повертела его в руках, стараясь вобрать в себя его непонятное тепло. Может быть, ей стоит хотя бы примерить его?
— Йена! — предостерегающе зашипела кошка. — Он тебе не предназначен! Тебе ни к чему менять судьбы!
Ни к чему? Женщина горько усмехнулась. Двадцать лет назад она тоже так считала. Пока не встретила в одном порту молодого войника с гордой осанкой. Растворилась в серых глазах, да так и не смогла очнуться. Даже после стольких лет. Причинять ему большую боль она не хотела, а кто даст гарантию, что на завтра вместо любимой женщины в объятиях которой засыпал, он не найдет… кошку? Один камень смог бы все исправить. Какое искушение может быть сильнее, чем возможность прясть свою Нить самому?
— А вдруг он не хочет жить?
— Йена! — Зоря подпрыгнула и вцепилась когтями ей в руку.
От неожиданности сестра снова выронила артефакт и будто проснулась.
— Да. Ему он нужнее, да…
И бережно одела простой шнурок на шею Дарена. Больное бледное лицо разгладилось, и все тело его расслабилось, будто тут же прошла вся боль.
— Давай, мастер. Твори свою судьбу сам. Никакие боги теперь тебе не указ. Только не затеряйся в сером тумане и не сворачивай с рисуемой тобой же дороги. Свернешь — погибнешь.
И где-то далеко отсюда Дарен споткнулся и не смог больше идти к призрачному лику Моарты, будто кто стену невидимую поставил. Неведомая сила подняла его на ноги и заставила идти обратно, к жизни. Дарен не оглядывался, зная, что каждое лишнее движение на Пути может оказаться роковым, Дарен не оглядывался и не строил догадок относительно его спутника. Лишь слышал серебристый смех да чувствовал запах яблочного повидла. И Дар решил, что к безликой Моарте он всегда успеет попасть, а вот уйти из царства Оарового добровольно, не попробовав толком на вкус жизнь — было бы плевком в лицо Создателю. Да и не в привычках богов прощать оскорбления.
А вела его под руку за собой сама Осень — прекрасная и недоступная. Лукаво глядела на Дарена и изредка шептала ему слова на языке листьев. Тот даже почти их понимал, по крайней мере, ему казалось, что понимал. Он улыбался и шел дальше, уже точно зная, что вернется. Ведь все дороги куда-то ведут…
Вопрос, выведут ли они тебя к твоей Нити?
Зоря переменила свое отношение к заезжему войнику, узрев кусочек его будущего, и теперь активно помогала хозяйке, хотя и преследовала свои, неизвестные даже Йене, цели. И через неделю усилиями натужно мурлыкающей рыжей кошки в ногах и заботливой сестры Йена Дарен пошел на поправку. Жар спал, его перестало знобить, да и бред постепенно отступал на задний план — куда-то туда, где Богдан стоял, сложив кошачьи лапы на груди и что-то шипя. Иногда он видел дорогу — странную, серую, уходящую в какой-то вязкий тяжелый туман, который, добираясь до Дара, заставлял того задыхаться. А еще его постоянно преследовал запах яблочного повидла…
Дарен открыл глаза. Резкий свет больно резанул по ним, но он не обратил внимания на это, равно как и на стекающие по щекам слезы: слишком много тьмы было позади, чтобы снова в ней оказаться.
— Пить, — наконец, хрипло попросил он, сам удивившись своему голосу.
Йена, смешивающая в ступке сухие размельченные листья, обернулась на звук и улыбнулась:
— А, очнулся, мастер. Сейчас.
После того как Дар, захлебываясь ледяной водой, опустошил погнутую кружку, Йена подложила ему под голову еще одну подушку, набитую ароматными травами, посерьезнев, села на кровать.
— Нам бы поговорить с тобой, мастер.
Войник облизнул губы: ему все еще хотелось пить, но попросить еще воды он не успел.
— О чем?
— Обо всем.
Наступило молчание, нарушаемое лишь рыжей кошкой, урчащей у Дарена в ногах. Сестра никак не могла подобрать слова, а Дар не хотел слушать, и потому не задавал никаких вопросов, наслаждаясь отсутствием человеческих голосов.
— Вот что, мастер. Байку я одну тебе расскажу, только не шибко расслабляйся, а вынеси из нее свои уроки.
— Роль мыслителя явно не для меня, — сипло усмехнулся Дар.
— Ты не перебивай, а слушай внимательнее.
Йена замолчала еще на волну, думая, с чего лучше начать рассказ. Видно, ее так давно тревожили эти мысли, что теперь, в преддверии откровения, она никак не могла подобрать слов, чтобы их выразить.
— Дело тут вот какое, мастер, — решилась, наконец, женщина. — Вся эта кутерьма не из-за кварт-велителя. Камень-то то Веселин непростой в лесу нашел. Слыхал о мастере Анроде? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — вижу, что слыхал. Да только не все знаешь. Молчи, молчи, мастер. Знаешь ты не больше, чем бы тебе позволили знать. Кузнецом он был знатным, ковал такие вещи, которых во всем свете не сыщешь! Но знаешь ли ты, мастер, что тот кузнец был еще и выдающимся чаровником?
Дарен удивленно поднял брови и поморщился: неосторожное движение потревожило начинающую заживать продольную рану на скуле.
— Вот оттого-то и вещи его, ценимые на вес золота, были чудными: вкладывал мастер Анрод в каждую частичку своих чудес. А мечи, кинжалы какие он ковал! Любо-дорого посмотреть. Если бы он был сыном какого-нибудь заросского князя, его бы непременно взяли в Радужную Башню, но Анрод родился в семье простого деревенского кузнеца, и оттого не слыхали о нем могучие главы чаровников, да и сам мастер не рвался к ним. Проводил побег за пообегом с отцом в кузнеце, с детства вникая в тайны кузнечного дела, тихо увлекался оружием. Дар-то свой (или проклятие?) он берег, но был добр и чуток по натуре, мимо людского горя пройти не мог. Это его и сгубило. Стал он годков эдак с двадцати людей лечить, обереги делать, дома заговаривать. Женился на сиротке, живущей на окраине. Жители-то той весницы знай себе радовались, да только все языками трепать горазды были, и вскоре, пяти лет не прошло, слухи о кузнеце-целителе долетели и до чаровников. Поселился один такой в их веснице под видом простого крестьянина, а сам наблюдал за Анродом, глаз с него не спускал.
