Люди Весны (СИ) - Онойко Ольга (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Колдун посмотрел на него медленным безразличным взглядом и не ответил.
* * *
Арга начал улыбаться задолго до того, как подъехал к лагерю. Время шло к полуночи. Шатры на пологих прибрежных холмах сияли так ярко, что затмевали звёзды. Повсюду протянулись череды светильников. Огромные факелы на высоких шестах издали казались гигантскими цветами. Узорчатые фонарики мерцали здесь и там. Длинные гирлянды колосьев и листьев, сплетённые из полотняных полос, окутали чарами: ткань лучилась зелёным и золотым магическим блеском. Шатры окружала щитовая ограда из дерева и парусины, за ней не видно было костров, но они пылали и наполняли лагерь теплом и светом. Ветер доносил звуки песен. Где–то в дальней стороне несколько флейт дружно свистели плясовую. Рядом с тропой журчала вода. Постройки спускались к самой реке. На медленных тёмных волнах Милефрай покачивались плоты — каждый с резной аркой, увитой цветами — и соединённые цепью лодочки, в которых пылали огоньки фонарей.
Он ехал без седла и узды. По пути его обгоняли другие опоздавшие и даже не приветствовали Аргу — так торопились. Он никого не окликал. Добравшись к высоким воротам, он спрыгнул с Ладри и отпустил братьев пастись и рыбачить.
До сих пор Арга чуял лишь ароматы осенних трав и сырость реки, но стоило ему заглянуть в ворота, как нос его уловил благоухание жарящегося мяса. В животе заурчало. Арга вспомнил, что последний раз ел утром, рассмеялся и порысил, как пёс, в сторону вкусного запаха.
По пути на него налетела Тинкай, облачённая в одни драгоценности; но золотых цепочек на её плечах и бёдрах было столько, что она казалась и впрямь одетой. Тинкай схватила Аргу ладонями за шею и расцеловала. Рука Арги прилипла к её тугой груди, залитой мёдом. Арга извернулся и успел облизать левую грудь. Тинкай с хохотом вырвалась и убежала. Тряхнув головой, Арга выдохнул. Рот его растянулся в ухмылке.
— Во славу Фадарай, — сказал он, проводив Тинкай взглядом, — как я это люблю!
— Эге–ге! — услыхал он и обернулся: от ряда дальних шатров навстречу ему шагали близнецы Луяны. Кегта нёс на плече здоровенный бочонок, а Ирса как дубину волок жареную бычью ногу.
— Арга! — сказал Ирса. — Давно ли ты здесь? Мы спрашивали о тебе.
— Только вошёл! И я голоден как волк.
Ирса хохотнул, поднял бычью ногу и зубами оторвал от неё изрядный кусок мяса. Арга поймал его в броске и вгрызся. Жизнь и доселе была неплоха, но тотчас стала ещё лучше. Кегта приблизился и свободной рукой потрепал Аргу по волосам.
— Пойдём с нами, — сказал он. — Знаю уютное местечко, где можно поваляться и перекусить. Набить брюхо — большое дело, вот так я думаю. Иначе не хватит сил порадовать всех, кто нынче ночью на тебе повиснет.
— А где Лакенай?
— Она танцует на берегу, — Кегта подбросил бочонок и поймал в воздухе. — Если ты помешаешь ей плясать, она отлупит тебя, как Тия твоих жеребцов. Так что посиди с нами и выпей.
Кегта был кругом прав. Смеясь и перешучиваясь, Арга отправился с близнецами. Те привели его к маленькому навесу в стороне от прочих. Под навесом были разбросаны подушки, укрытые шкурами и коврами, а перед ним пылал костерок. Ирса ногой подпихнул блестящий поднос, опустил на него бычью ногу и выудил откуда–то чаши. Кегта пристроил бочонок понадёжнее и склонился над ним.
Со стороны доносилось пение скрипки, до странности чистое и печальное.
— Вильян Эсора, — сказал Кегта. — Странный парень! Вот я не вижу, что там творится, а скажу. Перед ним сидит полтора десятка человек и все его хотят, а он играет. Чем больше играет, тем больше хотят. Но сам он не закончит, пока его не завалит кто–нибудь решительный.
Арга разулся, оторвал себе ещё кусок мяса и растянулся на шкурах.
— Я уже думал, меня не выпустят, — пожаловался он. — Проклятые цанийские отцы! Назойливые как мухи. А что за дичь они несут!
— Такую дичь — стрелять да жарить, — откликнулся Ирса.
— Если бы! Нет, если мне снова начнут рассказывать про то, что половина моих святых предков была слаба, порочна и ущербна умом, я либо блевану, либо покалечу кого–то.
— Да ты святой, Арга, — Кегта хохотнул. — Ниффрай кого–то уже покалечила.
— Они чуть что молятся Джурай, — раздражённо бросил Арга. — Они пугают детей Железной Девой. Они каждый день видят на улицах наших воительниц. Как всё это помещается в их головах?
— Это невозможно понять, — сказал Кегта, — и не пытайся. Забудь об этом сегодня.
Он наконец справился с бочонком и разлил по чашам пенистое пиво. Арга слизал с пальцев мясной сок и одним глотком выхлебал чашу.
— О, — сказал он, уронив голову на подушки, — мне уже лучше.
Кегта подсунул ему новую чашу и уселся, скрестив ноги.
— Гляди, — сказал он, — ещё уснёшь и проспишь всё самое лучшее.
— Стану лет на сто старше — может, такое со мной и случится.
Близнецы засмеялись.
Они с Аргой выросли вместе и вместе учились. В юности Ирсу и Кегту всё время путали между собой, потом им это надоело и Кегта отрастил роскошную бороду. С этой бородой он был похож на лесное чудище. Зимой, когда Кегта облачался в меховой плащ, маленькие дети его пугались. Оба Луяна были огромны как медведи. Рядом с ними Арга чувствовал себя не сказать чтоб маленьким, но мужчиной вполне средних размеров.
— Эх, — сказал Кегта, жуя, — а всё же славная была ночка! Стража цанийская по большей части плюгавая, пнёшь — и лежат, отдыхают. Но у Башни Коллегии крепкие парни стояли. Кремни! Ирсу вон с третьего этажа скинули, а он ничего, отряхнулся и снова побежал.
Ирса сощурился.
— На Кегту, — сказал он, — десяток насел. Пока он их раскидывал, какой–то магистр выбежал и огнём швыряться начал. На Кегте доспех раскалился докрасна, а он ничего, заорал только и зарубил магистра.
Кегта крякнул.
— Слышишь, — не унимался Ирса, — сними рубаху, покажи, следы остались ещё?
Кегта, не чинясь, разделся и уставился на собственное брюхо.
— Вся шерсть сгорела, — сказал он со смехом, — а следы уже сошли. Придётся плешивым ходить. Но если кто меня спросит, кого Пресветлая Фадарай больше всего из весенних любит, я знаешь что отвечу?
Арга с интересом приподнялся.
— Есть у нас такой парень, — продолжал Кегта, — мальчишка совсем, Луян Фрита. Красавчик писаный, аж глазам сладко. Может, Пресветлая за то его и полюбила. Так вот: ему цаниец руку в запястье отрубил. Этот Фрита цанийца прирезал, подобрал свою руку, сруб облизал и приставил. Срослось.
— Шутишь!
— Сам видел.
Арга присвистнул.
— Славно, если так, — сказал он. — Ходили слухи, что благословение со временем уходит. Сроки наши сокращаются.
— Плюй на слухи, — посоветовал Кегта. — Святого Лагу сама богиня поцеловала, он и жил два века. Остальные с самого начала по полтора. А коли хочешь ещё слухов, то держи: говорят, когда возьмём Элевирсу и пойдём к южному берегу, сроки наши увеличиваться начнут. И не только наши. Чем больше Воспринятых, чем шире весна в мире, тем и век человеческий дольше.
Арга улыбнулся.
— Так что же, — сказал Ирса, отвечая улыбкой, — пойдём на Элевирсу, Арга? На следующий год?
— Трон заждался, — поддержал Кегта. — Всё старое Королевство будет весенним. Я так думаю, законники в Элефрикке уже рядят, как им по Правде Лаги верно судить.
Арга хмыкнул и перекатился на спину.
Вспомнилось детство, проведённое в столице. Думая о тех годах, Арга мысленно переходил на язык Королевства. Река, разделявшая Вирсу и Фрикку, звалась Зиланнен — на языке весенних Селенай, но Арга не помнил, чтобы кто–то называл её так. Стремительная и холодная, Зиланнен впадала в Мильфраннен. Её берега убрали камнем ещё в незапамятной древности и устье её было узким. Дети весенних прыгали в неё с набережной и позволяли реке нести их, пока их не принимали, точно объятия, медленные тёплые воды Мильфраннен. Выплыть из Мильфраннен было просто, из Зиланнен — почти невозможно. Другим детям строжайше запрещали играть так, но самые отчаянные всё равно присоединялись к весенним. За это их уважали и всегда помогали, если им приходилось туго. Многие из них позже стали Воспринятыми и ушли с весенними в Аттай.
