Корона Героев - Мак-Кинли Робин (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Ей удалось расстегнуть подпругу и дать седлу соскользнуть на землю. За лопаткой оказалось ярко-розовое пятно кожи, стертой почти до мяса, где слишком долго елозила мокрая от пота подпруга. Имелось также два длинных воспаленных красных рубца, один поперек крупа и один вдоль бока. Драконово пламя.
Аэрин сползла обратно на землю, плюхнувшись на седло, и уставилась на застежки, удерживавшие седельные сумки. Еда. «Где я оставила снаряжение? Это было где-то возле ручья. За скалой». Она огляделась, но в глазах все плыло, и ей не удавалось разобрать, где камни поменьше, а где седельные сумки. Рот и горло болели. «Скорее всего, ничего, кроме пюре, в глотку не пролезет», — подумала она и скривилась, но морщить лицо оказалось так больно, что она несколько минут ни о чем думать не могла.
Сумки нашел Талат. Он убрел от хозяйки, обнюхивая землю по краю ручья, остановился возле небольших смутных бугров и поддел их носом. По звуку Аэрин поняла, что это не камни. Конь снова отошел от них, задев копытом, и звук повторился — слабый шелест вместо удара копыта по камню.
Вся вторая половина дня ушла на то, чтобы перебраться к седельным сумкам, поскольку пришлось снова залезть в воду, дабы успокоить ожоги и пульсирующую лодыжку. Аэрин лежала, положив одну руку на гладкую котомку, когда ее осенило: костер. Если удастся разварить что-нибудь в кашу, может, и получится проглотить… Повозившись, она откинула крышку одной из сумок: там обнаружился черствый хлеб. Она взяла его в руку и держала под водой, пока не почувствовала, как хлеб начал разваливаться, затем медленно его съела.
Костер Аэрин таки развела. Она нашла способ заклинить огниво между камнями так, чтобы ударить по нему здоровой рукой, а топлива по берегам ручья, к счастью, хватало. Там по-прежнему росли деревья, хоть немного защищенные от драконовой долины длинным каменным выступом, скрывшим Маура от лагеря Аэрин. Обнаружились остатки прежнего костра, старые и выветрившиеся. И она снова задумалась над тем, сколько пролежала в ручье. Плоский камень сгодился вместо крышки, и началась долгая процедура вываривания сушеного мяса в котелке, пока оно не сделалось достаточно мягким. Аэрин не осмелилась развести слишком большой костер. За дровами далеко не пойдешь, да и жар быстро становился невыносимым.
Она часто засыпала или опять проваливалась в беспамятство, дрейфуя туда и обратно через границу сознания. Теперь периоды забытья несли не только отдых от боли, но и начало выздоровления. Как — то, очнувшись, она стянула ботинок с правой ноги, осторожно ощупала лодыжку и обмотала ее полосами ткани, сделанными из запасной одежды. Она вязала узлы одной рукой и зубами, уповая на то, чтобы ее усилия не оказались бесполезны. Бинты, даже если не приносили иной пользы, напоминали ей, что ногу следует держать в покое, и вскоре боль в ней поутихла.
На левую руку Аэрин взглянула только однажды, и от увиденного ее так замутило, что больше она смотреть не решалась. Но зрелище напомнило ей о том же, о чем и перевязка ноги. Ожоги болели чуть меньше, и раненая часто заползала обратно в ручей и мокла в нем. «Интересно, как скоро я простужусь?» — думала Аэрин, дрожа. Поскольку теперь ее тело, возобновив борьбу, вспомнило, что подолгу лежать в холодной воде, как правило, не очень полезно, неповрежденные части принялись мерзнуть. Аэрин чихнула, потом еще раз. «Докупалась», — мрачно подумала она, и взгляд ее снова упал на седельные сумки. Боль мешала думать. «Кенет, — вспомнила она. — Кенет. Попробовать-то можно».
Проснувшаяся надежда стиснула больное горло. Аэрин подползла к седельным сумкам и раскатала длинную котомку, в которой возила кенет. Вытянула вперед левую руку и погрузила ее в густую желтую мазь. И закрыла глаза, не решаясь поверить в удачу. Она боялась в скором времени сойти с ума от боли и не могла тратить силы на слишком большое разочарование. Но пока она воевала сама с собой, боль в руке уменьшилась, отступила и наконец ушла, оставив неопределенную муторную маяту. «Это мне кажется», — подумала Аэрин, старательно сохраняя неподвижность. Только бы не вспугнуть этот прекрасный мираж покоя. Она открыла глаза. Рука по-прежнему была черная и жуткая на вид. Аэрин очень-очень медленно легла, погрузив левую щеку в мазь от драконьего пламени, и мало-помалу лицо тоже стало болеть все меньше и меньше, пока вовсе не утихло. И тут она провалилась в сон, настоящий сон, какого не знала с того вечера, когда прочла записку Тора.
Ей снилось, будто она проснулась и лежит, закинув левую руку за голову, левой щекой прижавшись к земле. Она приподнялась на обоих локтях и заметила, не найдя в этом ничего примечательного, что обе руки целы и здоровы. Села, небрежно и лениво уронив руки на колени. Потерла ладони друг о друга и с тоской подумала, какой ей приснился ужасно неприятный сон про очень большого дракона… Наклонила голову, на лицо ей упали волосы, и тут заметила две вещи: во-первых, волосы едва доходили до подбородка. Это встревожило ее, ибо она в жизни не собиралась стричься, на этот счет Тека была тверже алмаза, а Аэрин втайне немного гордилась тем, что кудри у нее даже длиннее, чем у Галанны, в распущенном виде — почти до лодыжек, а кольца под собственным весом превращались в волны. Теперь же они сделались почти прямыми, а в детстве не отросшие еще вихры беспощадно вились. Но больше всего ее смутил неправильный цвет — по-прежнему рыжий, но более темного тона, словно пылающие угли, а не бледного оттенка пляшущего пламени. Ее охватила паника: она перестала быть собой. Умерла! Или, хуже того, она, Аэрин, все еще существовала, и сон о драконе — вовсе не сон, но реальность, и настоящая Аэрин по-прежнему валяется где-то с обожженным лицом, обугленной рукой и сломанной лодыжкой… А это здоровое, не испытывающее боли тело, где она в настоящее время обитает, принадлежит кому-то еще, и остаться в нем нельзя.
— Я помогу тебе, если сумею, — произнес голос.
Но она грезила и не могла сказать, произнесены ли слова вслух или звучат у нее в голове. Она подняла глаза, съежившись на земле. Рядом стоял высокий светловолосый человек. Вот он опустился рядом с ней на колени. Глаза у него синие, добрые и встревоженные.
— Аэрин-сол, — произнес он. — Запомни меня. Ты нуждаешься во мне, и я помогу тебе, если сумею. — В синих глазах что-то мелькнуло и пропало. — И ты снова поможешь Дамару — я научу тебя, как это сделать.
— Нет, — возразила она, ибо помнила Маура и знала, что Маур был на самом деле, пусть даже то, что происходит сейчас, ей снится. — Нет, я не могу. Не могу. Позволь мне остаться здесь, — взмолилась она. — Не отсылай обратно.
Между синими глазами наметилась складка. Он протянул к ней руку. Но заколебался и не коснулся ее.
— Это не в моей власти. Я едва удерживаю тебя здесь, в пространстве сна. Тебя уже сейчас тянет назад.
И правда. Ноздри снова заполнил запах кенета, а уши — шум бегущей воды.
— Но как я найду тебя? — отчаянно воззвала Аэрин и проснулась.
Она медленно открыла глаза и долго лежала не шевелясь.
Вскоре она снова начала ходить, тяжело опираясь на толстую ветку, старательно обтесанную до нужной длины. Передвигаться следовало очень неторопливо, не только ради лодыжки, но и чтобы не слишком растрясти левую руку. Да и дышалось по-прежнему с трудом. Даже неглубокий и медленный вдох причинял боль, а когда она кашляла, то кашляла кровью. Но лицо и рука заживали.
Опалившая щеку струя огня также лишила ее волос на левой стороне головы. Поэтому Аэрин вытащила свой кинжал, тот же несчастный клинок, которым обтесывала клюку, и отпилила остатки гривы. Все пряди стали не длинней пальца. От внезапной невесомости шея словно размягчилась, и казалось, ветер свистит в ушах и непривычно забирается за воротник. Аэрин, может, и поплакала бы немного по своей гриве, но чувствовала себя слишком старой, мрачной и измученной.
Главное — не представлять, как выглядит ее лицо под обрезанными волосами. Втирая кенет в щеку, одеваясь и перевязывая руку, она старательно размышляла о других вещах. И совсем не думала, захочется ли ей когда-нибудь видеть других людей, только мысленно шарахалась от самой идеи. Чуждая Галанниного тщеславия, она никогда не любила привлекать внимание, однако всегда была на виду. Еще бы — единственная бледнокожая и рыжеволосая бестия в стране смуглых брюнетов. Мысль о том, что теперь раны превратят ее еще и в урода, была невыносима. Чтобы иметь дело с людьми, требовались силы: сила признавать себя первой сол, сила играть публичную роль, от чего не убежишь, — а у нее не осталось лишних сил. Аэрин пыталась рассказать себе, что ее раны заслужены с честью, даже что ими следует гордиться, что она успешно совершила нечто героическое, — но покой не приходил. Инстинкт велел прятаться.
