Сын Архидемона (Тетралогия) - Рудазов Александр (читаем книги онлайн TXT) 📗
– А?..
– Не изобретению, а открытию.
– А разница–то?..
– Изобретение – это когда ты придумал что–то, чего до тебя не существовало. Например, смешал в нужных пропорциях серу, селитру и уголь, изобретя порох. А открытие – это когда ты нашел что–то, что существовало и до тебя. Например, открытие Америки Колумбом. Или открытие закона всемирного тяготения. Ньютон открыл, что он есть, такой закон. Но именно открыл, а не изобрел – он ведь прекрасно действовал и без Ньютона… действует. Прекрасно действует, хотя и не открыт. А вот порох или компас – это изобретения. В этом мире их никто до сих пор не изобрел, поэтому их нигде нету. Не изобретены.
– Наговорил–то, наговорил… Кстати, Америку вовсе не Колумб изобре… открыл. Викинги и до Колумба туда плавали.
– Викинги плавали, да. Лейф Эрикссон. В 1000 году. И назвал новые земли Винландом. Только Америку все–таки открыл Колумб, а не викинги.
– Как это?
– Понимаешь, патрон, чтобы открытие стало открытием, мало просто сделать находку. Нужно еще и рассказать о ней всему миру… ну, хотя бы достаточно крупной его части. Вот после Колумба об Америке стало известно всему миру. А после Лейфа Эрикссона о ней так никто и не узнал. Викинги просто основали там небольшое поселение и время от времени плавали за лесом. Это никакое не открытие. Точнее, открытие, но только для самих себя. Для узкого круга.
– Да как скажешь.
Ладно, пофиг на Рабана и его надоевшие мудрствования. Сбил меня с мыслей, падла. Грех ему.
Вернемся к тому, что Ньютона мне подтолкнуть вчера не удалось. Но зато сегодня я научил туземцев футболу. И семена, кажется, упали в благодатную почву – вон как французскому королю понравилось. Неплохое достижение для одного яцхена. Почти что Пьер Кубертен.
– Патрон…
– Заткнись. Не занудствуй, задолбал уже. Я и сам знаю, что Кубертен возродил Олимпийские Игры, а не придумал футбол. Но я не знаю, кто придумал футбол, ясно тебе? Оставь меня в покое.
– Еще скажи, чтоб я убирался куда подальше, – противно хихикнул Рабан.
– И сказал бы, да толку–то…
Да, толку никакого. Избавиться от Рабана мне вряд ли когда–нибудь удастся. Хотя и хотелось бы, конечно. Не иметь возможности уединиться даже в собственных мыслях – это раздражает. Живу словно в реалити–шоу с одним–единственным зрителем.
Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее. Все это я обдумывал уже миллион раз, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – ситуация неприятная, но изменить ее не получится. Значит, нечего и забивать зря голову.
– Уби–и–и–иства–а–а–а!!! Совершено убийства–а–а–а–а!!!
Так. А вот этот вопль мне совершенно не нравится. По полю бежит взмыленный гвардеец без шлема, размахивает руками, истошно кричит. Похоже, произошло что–то непредусмотренное программой мероприятий.
Я на всякий случай выпустил когти наизготовку. Не знаю пока, что все это значит, но лучше быть готовым к любой гадости. Вдруг кардинал–колдун эль Кориано опять решил устроить теракт?
– Что случилось, добрый воин? – мягко спросил папа, обращая взгляд на запыхавшегося гвардейца. – Отчего ты так взволнован?
– Убийство, Ваше Святейшество! – бешено завращал белками глаз гвардеец. – Прямо в папском дворце!
– Это действительно печальная новость. Кто был убит?
– Не один человек, Ваше Святейшество! В правом гостевом крыле устроена настоящая бойня! Тридцать семь трупов!
– Сколько–сколько?!
– Да, – виновато опустил голову гвардеец. – Слуги, стражники, гости…
– В таком случае подготовьте все необходимое для отпевального обряда, – распорядился Торквемада, подзывая своих доминиканцев. – И принесите дров для костра.
– А кого будем сжигать?
– Я найду.
– Не время сейчас об этом, брат Фома, – мягко остановил Торквемаду папа. – Есть ли выжившие, добрый воин?
– Мы нашли всего одного выжившего, он в очень скверном состоянии… однако настоял на том, чтобы быть доставленным пред ваши очи, сообщить о произошедшем… вон, его уже несут!
Действительно, несут. Двое дюжих гвардейцев аккуратно тащат носилки, на которых стонет израненный человек… ни хрена себе! Это же наш пан Зовесима!
– О боже мой!.. – ахнула Аурэлиэль. – Какая жестокость!..
– Шевалье, кто сделал с вами такое?! – пораженно воскликнул кардинал дю Шевуа, склоняясь над раненым. – На вас же места живого нет!
Не поспоришь. Кто бы ни был этот беспредельщик, дотембрийского советника по иностранным делам он буквальным образом изрезал на куски. Такое впечатление, словно поработал Фредди Крюгер – десятки глубоких разрезов, как от кинжалов бритвенной остроты. Чудо, что этот бедолага все еще остается в сознании.
– Ваше преосвященство… – еле слышно прошептал пан Зовесима, хватая кардинала за рукав. – Ваше преосвященство, это было ужасно… Он убил всех… убил слуг… убил гоблина–толмача… счастье, что вас и эльфийской панночки там не было… он бы не пощадил…
И Цеймурд тоже убит? Вот блин. Хреновая новость.
– Кто это сделал? – холодно спросил Торквемада, выступая вперед. – Отвечай мне, тварь, кто сотворил это гнусное преступление.
– Падре, давайте потом, а? – предложил я, вонзая коготь себе в плечо. – Сначала надо поставить больного на ноги. Сейчас я все сделаю, погодите чуток…
– Нет! – взвизгнул пан Зовесима, глядя на меня с непередаваемым ужасом. – Нет–нет–нет, умоляю, уберите его от меня!!! Не подпускайте его ко мне!!! Не подпускайте!..
– Что такое? – не понял я. – В чем дело?
– Кто это сделал?! – жестко повторил Торквемада. Из складок рясы показалась ужасная обугленная ладонь.
Пан Зовесима какую–то секунду молчал, обливаясь кровью и холодным потом. А потом он медленно приподнял руку и ткнул пальцем прямо в меня.
– Это он!.. – слабым голосом произнес советник. – Всех убил этот демон!..
Глава 31
Пан Зовесима наконец потерял сознание. Чудо, что он вообще мог говорить в таком состоянии – ему же в реанимацию нужно, и как можно быстрее.
А я остался стоять под десятками взглядов, буквально кожей чувствуя, как нарастает напряжение. Мне кажется, или пространство между мной и людьми в самом деле увеличивается? Похоже, что все невольно пятятся, стремясь оказаться как можно дальше от кошмарного демона.
Я нервно хихикнул, безуспешно ища на чьем–нибудь лице сочувствие. Не видно что–то. Страх – вижу. Ненависть и отвращение – вижу. Папа Римский смотрит сокрушенно – кажется, он ужасно во мне разочарован. Кардинал дю Шевуа – с толикой сомнения, колеблясь. Аурэлиэль плачет, спрятав лицо в ладонях.
Но особенно пугают меня лица французского короля и великого инквизитора. Они единственные не пятятся – наоборот, подступают все ближе. Гастон Первый глядит с какой–то хищной радостью, даже восторженно. А Торквемада… я не вижу его обугленной рожи, но эта постоянная темнота под капюшоном… черт, у меня от нее мороз по коже!
– Но вы же не поверили, что это и в самом деле я?! – как–то очень жалобно воскликнул я.
– Ха–ха–ха–ха!.. – залился смехом король Гастон, выдвигая меч из ножен на полпальца. – Ну что ж, демон, наше знакомство было довольно познавательным, и мне весьма понравилась игра, которой ты нас научил. Мне даже отчасти жаль, что придется омыть мой возлюбленный Трепасьер в твоей крови, ха–ха–ха!
– Я знал, что ты себя еще покажешь, тварь, – с ледяной брезгливостью произнес Торквемада, медленно поднимая руку. – А ведь на какой–то миг я даже поверил, что демон и в самом деле способен раскаяться и изменить свою черную сущность. Но в итоге я оказался прав – демон есть демон, и ничто в целом мире этого не изменит. Ты будешь сожжен безо всякой пощады!
Я снова нервно хихикнул, озираясь по сторонам. Положеньице хреновое. Раны пана Зовесимы и в самом деле выглядят точь–в–точь как те, что остаются после моих когтей. Даже странно, что я не заметил этого сразу.
Полагаю, не нужно говорить, что на самом деле я тут ни при чем. Тем более, что я все время был здесь… о, а ведь верно! У меня же есть алиби! Последние часы я безотлучно находился на глазах сотен людей!
