Венец творения - Лоскутов Александр Александрович (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— Ты человек, Алексей. Настоящий человек, умеющий видеть и разделять добро и зло. Для тебя свет и тьма — это не просто пустые слова. И не так уж и важно, на какой стороне ты стоишь, — ты готов нести ответственность за свои поступки, каковы бы они ни были, не только перед людьми, но и перед Богом. Ты не обращаешь внимания на старые, заезженные штампы и во всю силу используешь последний и высший дар Господа — пресловутую и мало кому нужную свободу воли. Умение делать выбор, не боясь ошибиться и принимая ответственность за свои поступки… Мне сказали, что среди церковников высших рангов существует теория, будто именно эта черта характера и послужила ключом к спасению в тот день, когда тридцать лет назад рука Бога коснулась этого мира. Выжили только те, кто имел в себе этот призрак свободы. Получается, Всевышний хотел, чтобы все его дети были такими же, как ты… Вот только мы, кажется, все дальше и дальше уходим от его идеала. Бездеятельность вновь становится преобладающей чертой человеческого характера…
Осипов поперхнулся и замолчал. Я тоже не произносил не слова. Только стоял и смотрел.
Вот так, чистильщик. Кажется, ты не верил, что тебе могут сказать что-то толковое? А вот как тебе это?
Знать бы еще, сколько истины в этих его словах. И стоит ли принимать их всерьез.
— Ты сам до всего этого дошел? — хмуро спросил я. — Или тебе кто-то подсказал?.. Кто? Шеф? Или Хабибуллин? С кем ты говорил?
Осипов в упор посмотрел на меня.
— С матерью Евфросинией, — с улыбкой признался он, — Когда я только вышел из больницы, я специально просил о встрече. У меня тогда был кризис веры, и я не мог понять, почему зло иногда идет путями добра, а свет, случается, приносит в мир тьму.
— А сейчас? — медленно спросил я.
— А что сейчас?
— Сейчас у тебя нет кризиса?
— Нет. — Он опять улыбнулся. — Сейчас я верю, что любой ступивший во Тьму человек еще сможет, если того пожелает, выйти к Свету…
— Чушь все это, — после недолгого молчания буркнул я. — Глупость несусветная. Но, знаешь, я не буду сейчас с тобой спорить. Просто спрошу: кроме меня разве других столь же ценных небездеятельных людей у нас в городе нет?
— Есть, конечно…
— Тогда зачем оставлять меня в живых? Да еще позволять делать все, что заблагорассудится? Не слишком ли это странно? Еременко, например, после ареста казнили почти сразу. А ведь я под курткой таскаю куда больше тьмы, чем он при всем старании смог бы сотворить за всю свою жизнь. Почему же инквизиторы меня терпят, хотя и чуть ли не плюют вслед при каждой встрече?
Собственно, я не ждал ответа. Но Осипов неожиданно ответил:
— Просто они считают, что твой путь еще не окончен. Мать Ефросиния верит, что у тебя будет еще одна возможность повлиять на судьбу нашего мира. Поэтому церковь тебя отпустила.
Я кивнул. Опять мать Ефросиния… Эх, поговорить бы с ней. Жаль, нет такой возможности. Живые святые к просьбам об аудиенции снисходят очень редко. А уж с таким человеком, как я, и вовсе никто из церковников разговаривать не станет.
— Повлиять — в какую сторону? К Свету или к Тьме?
Осипов пожал плечами. И я негромко хмыкнул. Как всегда, самый главный вопрос остался без ответа.
— Ладно, незачем зря торчать у ворот — на нас и так уже со стены поглядывают. Да и время поджимает. Пошли.
За ворота нас пропустили беспрепятственно. Командующий заставой незнакомый мне капитан, заполучив наши подписи в вахтенном журнале, просто пожал плечами и махнул рукой. Стальные плиты ворот расступились на метр. И с натужным скрипом вновь сомкнулись за нашими спинами.
Я снова был в старом городе.
Вымершие улицы, присыпанные пылью и загроможденные бесформенными грудами ржавого железа, в которые за три десятилетия превратились брошенные машины. Уныло сгорбившиеся многоэтажки. Выбитые окна, в которых поздней осенью печально стонет ветер. Кучи слежавшегося мусора, среди которого иногда можно увидеть человеческие кости. Далекий заунывный вой оборотня. Тихий шелест шагов. Меч в руках, адреналин в крови и риск однажды остаться здесь навсегда, превратившись в еще одного сумеречного обитателя здешних дворов и подвалов.
Можно ли соскучиться по всему этому?
Да! Можно.
Более того, иногда для этого достаточно всего одного дня.
Господи, что же я буду делать, когда окончательно распрощаюсь со своим званием чистильщика и разрешением беспрепятственно выходить за пределы периметра? Подобно представителям нашей ищущей острых ощущений золотой молодежи стану искать щелочки в ограде? Изредка буду выбираться на волю, чтобы вдохнуть полной грудью этот отчетливо пахнущий смертью запах свободы?
Или все же смогу наплевать и забыть?
Не знаю. Честно, не знаю…
Оплетенная кожаными ремешками рукоять меча удобно лежала в ладони. Чужая рукоять чужого меча. Незнакомая даже на ощупь: я чувствовал большим пальцем какой-то бугорок под оплеткой. На моем бывшем мече такого не было. Я слышал, что кое-кто вплетает в рукоять меча костяшку с пальца мертвяка — на удачу. Некоторые собирают клыки вампиров и делают из них варварские ожерелья, наделяющие, по слухам, своего хозяина скоростью и выносливостью самих этих тварей. А еще бывают оригиналы, пришивающие к курткам хвосты самолично убитых оборотней…
У чистильщиков, как ни у кого другого, много всяких примет и ритуалов.
Махнув своему напарнику, я свернул в ближайший переулок. Немного помедлив, Осипов последовал за мной.
— Ты куда? Они ведь вниз по проспекту пошли. Вон же следы…
— Они пошли по проспекту, — тихо отозвался я, прислушиваясь. Почудился мне тот шорох или нет?.. Вроде бы все спокойно. — А мы не пойдем. И в будущем не оспаривай мои действия. Помни: мы идем в такое место, где первая же ошибка неминуемо станет последней.
— Понял… А что, если разминемся?
— Если разминемся — повернем обратно и пойдем навстречу. — Ну вот, опять этот звук. Словно шуршит кто-то. — А теперь заткнись и быстро пошли отсюда.
Не рассусоливая, я повернулся и побежал вниз по улочке. Осипов послушно пристроился чуть левее и сзади, как и положено при работе парой… Проклятье, давненько уже я не работал с напарником. Отвык — и теперь не могу сосредоточиться. Эти его топот и пыхтение…
— Слушай, может быть, все-таки вернешься?
— Нет!
— Зря, — коротко ответил я, обходя взобравшийся на тротуар ржавый троллейбус.
На истрепавшемся водительском сиденье, хотя прошло уже столько лет, все еще виднелись бурые пятна. Через наполовину открытые двери я отчетливо их видел. На прогнувшемся металле просматривались старые и уже тронутые ржавчиной следы когтей.
Снова вернулось ощущение чужого взгляда. Не прекращая бег, я недовольно поморщился. И тотчас же удостоился вопроса от своего напарника:
— Что случилось?
— Ничего не чувствуешь? — задал я встречный вопрос.
— Да вроде бы нет… А что?
Я на минуту остановился, переводя дух. Перехватил поудобнее рукоять меча. Нет, все-таки мой клинок был лучше. Привычнее. Этот какой-то… сразу чувствуется, что чужой.
— Будто в спину кто-то уставился, — осматриваясь по сторонам, пожаловался я. — Неприятный такой взгляд. Жесткий. Колючий. Опасный.
Я заметил, что после этих слов Осипов тоже начал озираться с таким видом, будто ожидал, что в любой момент из ближайшей же подворотни может кто-нибудь выскочить… Правильно. В этих местах только так и надо себя вести. И желательно без всяких напоминаний.
— Но я никого не вижу….
— Я тоже, — хмыкнул я. — И тем не менее можешь не сомневаться: на нас кто-то смотрит.
Или кто-то смотрит на меня. Такое тоже вполне может быть… Только вслух я это признавать не собирался.
— Но почему тогда этот кто-то не нападает?
— Наверное, не считает нужным… — Я резко передернул плечами и, прежде чем Осипов успел задать очередной вопрос, пояснил: — Знавал я одно существо, которое вело себя именно так. Очень уж ему нравилось дразнить смертных…
