Зачарованный книжник - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер (чтение книг txt) 📗
— Как же ты можешь называться добрым Богом! — упрекала она. — Как, если ты позволяешь умереть от холода и голода безвинному младенцу! Если караешь несмышленую девушку только за то, что она влюбилась! Нет, тебя правильно называть жестоким Богом!
Посмотри, ведь твои создания страдают. Даже зайцы и олени умирают от голода, а лилии, которые цвели на лугу, погибают под снегом. Если тебе так уж надо, пусть умру я, злоязычная и очерствевшая женщина — это будет по справедливости. Но этот чистый и славный ребенок! Ведь она никогда и никому не желала зла, хотя уж у нее-то были для этого причины! Нет, ты не добрый Бог! Ты — Бог ястребов и волков, сов и стервятников, кого угодно, но не любящих созданий!
Клотильда и дальше продолжала бы в таком же духе, но тут услышала громкий и сильный голос за дверью:
— Кто это отзывается дурно о Боге?
Отшельница похолодела от страха. От любого чело-" века она ждала беды. Клотильда скорее поверила бы, что он пришел ограбить их, лишить той капли жизни, которая еще осталась, чем в его желание помочь. Она прильнула к замочной скважине и посмотрела.
Посреди поляны стоял монах, хмуря брови и озираясь.
— Эй, вы, там, в хижине! Это вы ругали Бога? — крикнул он. — Имейте смелость признаться!
Как рассказывала потом Клотильда, на нем была простая монашеская ряса, на ногах — одни сандалии.
Тем не менее человек не дрожал от холода, жестокий мороз не заставил покраснеть его ноги. Какое-то время Клотильда размышляла, глядя на монаха, а затем решилась. Она рассудила, что быстрая смерть, которую, возможно, принес им этот человек, лучше медленной.
А с другой стороны, у него могла быть какая-нибудь еда. Клотильда отворила дверь.
— Да, это были мои слова! — выкрикнула она. — А ты решишься сказать, что я не права?
Человек обернулся к отшельнице, его лицо было сурово.
— Да, я так говорю. Воистину. Почему ты бунтуешь против Создателя?
— Да потому, что у меня на руках дитя, умирающее от холода и голода. И еще одно, которое умрет без нее.
Это ли не причины?
— Такие причины были у многих на протяжении веков, — заявил человек. — И их сердца были полны боли. Но те из них, кто возлюбил Господа, ныне сияют в Его вечном свете и живут в радости подле Него.
Клотильда намеревалась со всей язвительностью возразить монаху, но силы оставили ее. Колени подогнулись, в глазах поплыли черные пятна и расплылись в сплошную ночь. Слабость и голод взяли свое, ведь она потратила последние силы на то, чтобы спорить с Богом и Его слугой.
Очнулась она на своей подстилке из папоротника, укрытая монашеской рясой. То ли благодаря этой рясе, то ли из-за огня, который стал теперь выше и жарче, Клотильда согрелась и больше не дрожала. Подняв глаза, она увидела монаха в одной набедренной повязке.
Как позже рассказывала Клотильда, тело его отнюдь не было красиво. Наоборот, она было истощено и покрыто шрамами. Шрамы бороздили обе его руки выше запястий, а также плечи и грудь. Но, странное дело, от самой его кожи исходило какое-то ощущение силы.
Человек баюкал плачущего младенца.
— Ее ничто не успокоит, кроме пищи, — заворочавшись на своей подстилке, проговорила отшельница.
— Я дал ей еду, — ответил монах, — и осталось еще для тебя. Ну-ка, подержи немного ребенка.
И положил его прямо на грудь Клотильде. Затем он отставил в сторону чашу, из которой поил младенца, и занялся отшельницей. Из горшка, булькающего на огне и распространяющего божественный запах, монах зачерпнул бульону и стал кормить несчастную женщину. Клотильда понимала, что надо есть понемногу, но не могла остановиться: она жадно выпила всю жидкость, которую предложил ей человек. Вкус показался ей незнакомым.
— Это мясо! — не поверила она.
— У меня было с собой немного солонины и походный хлеб. Кстати, он уже достаточно размягчился, чтоб ты могла его есть, — с этими словами монах поднес к ее губам краюху хлеба, которую Клотильда с благодарностью съела.
— А девушка? — вспомнила она.
— Мать младенца? Я дал ей немного снадобья, и теперь она будет спать крепче и безмятежнее, чем когда-либо за последние недели.
Острый страх захлестнул Клотильду, она испугалась, что это «снадобье» приблизило бедную девушку к столь вожделенной смерти. Но в это время из-за спины монаха раздалось знакомый мучительный кашель, и Клотильда расслабилась.
— Не можешь ли ты еще чем-нибудь помочь ей? — спросила она.
— Нет, если ты не расскажешь мне подробнее о болезни девушки.
— У нее только кашель, но он ухудшается и ухудшается, несмотря на все мои травы.
— Этого я и боялся, — кивнул монах. — Ее легкие заполнены жидкостью, которая затрудняет дыхание.
— Так ты не можешь спасти ее?
— Я попытаюсь, — монах повернулся к свету и положил руку на лоб Мэрил.
Затем, как рассказывала Клотильда, произошло нечто настолько замечательное, что она посчитала это чудом: прошли считанные минуты, и девушка стала дышать глубже и ровнее, на ее лицо вернулся румянец.
Она еще продолжала кашлять, но все тише и тише, пока не заснула глубоким сном.
Монах отнял руку, было видно, как она дрожала, его лицо было бледно.
— Что это за колдовство? — прошептала Клотильда.
— Не колдовство, а Божий дар, — ответил монах, его голос дрожал от усталости.
— Дар кому?
— Дар этому несчастному ребенку, который Бог передал через меня. Сколько себя помню, у меня всегда был этот талант, но потребовались годы, чтоб я смог использовать его во благо людям, а не во вред.
— Так ты колдун! — выдохнула Клотильда.
— Пожалуй, я родился тем, кого ты называешь колдуном, — согласился монах. — Затем моя душа оказалась в горниле страстей, побывала между молотом и наковальней. После этого я решил посмотреть, не смогу ли послужить Господу и простым смертным. Видишь ли, я заглянул внутрь тела этой женщины, но не теми глазами, что на лице моем, а с помощью другого, внутреннего видения. Оно позволяет мне разглядеть изнутри каждый мускул, каждую вену человека. Более того, я разглядел и крошечных, уродливых монстров, что гнездятся в крови девушки, в ее легких. Мне пришлось научить ее тело, как сражаться с этими врагами при помощи внутренних защитников — сторожевые псы против волков, если угодно — как множить и увеличивать число этих помощников. Жар этой схватки и вызвал лихорадку у девушки, а я лишь поддержал сторожевых псов, обеспечив победу над волками.
— Где же ты научился всему этому? — шепотом спросила Клотильда.
— Что-то мне рассказал монах, более старый и опытный, чем я. Но само знание получено мною от Бога, и большую часть навыков Он дал мне, позволив помогать страждущим. Что касается девушки, то затем я научил ее организм, как изгнать жидкость из легких: частично — превратив ее в воздух, частично — распылив ее в мельчайшие частицы, которые были вынесены с кровью.
Клотильда почувствовала страстное желание научиться всему этому. Жажда знания была подобна чувству голода, так позже поведала отшельница.
— Ты должен научить меня, как это делается, — сказала она. — Девушка и младенец могут заболеть снова!
Монах обернулся и поглядел на Клотильду. Казалось, его взгляд проникает сквозь плоть и достигает самой души, обнаженной и беззащитной. Затем он легко, почти невесомо, коснулся ее руки, но это прикосновение обожгло кожу отшельницы, и она со страхом и гневом поняла, что сейчас монаху открыто все самое сокровенное, что когда-либо было спрятано в ее сердце.
Монах отнял руку и покачал головой.
— Не гневайся, женщина, я прочел лишь твои намерения в отношении других людей, ничего более. Больше всего в твоей душе горечи и желания отомстить, но, думается мне, это пройдет.
Клотильда заглянула внутрь себя и с удивлением поняла, что монах говорил правду: жажда мщения теперь занимала в ее душе гораздо меньше места, чем забота о благополучии Мэрил и ребенка. Трудно сказать, было ли это результатом того взрыва эмоций" когда Клотильда извергала проклятия Богу, или работали какие-нибудь чары, наложенные монахом. Впрочем, не так уж это и важно, главное, что сейчас все обиды, нанесенные односельчанами, казались Клотильде куда менее значительными.