Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна (е книги txt) 📗
— Думаешь, тут, под кустом, я тебе ответ дам? — неприветливо буркнул Всесвят. — Молод ты еще, Вольга! Разве такие дела в одночасье решаются? Дружину надо созывать, старейшину, людей спросить. Захотят ли они с тобой идти? И простят ли, что ты мою дочь вдовой оставил?
— Но ведь мы лишь избавили знатную и уважаемую женщину от негодного и неверного мужа, — улыбаясь, заметил Одд. — И теперь она может найти другого, более достойного, если будет на то ее воля, твое желание и согласие твоего народа!
«Не сам ли метишь в зятья?» — подумал Всесвят, окидывая русского князя оценивающим и привычно неодобрительным взглядом. Вслух он ничего не сказал, но Одд его понял.
— Но ты согласен спросить дружину и народ, что они думают о нашем походе? — настаивал на своем Вольга.
— Видно, придется, коли ты такой настырный. Но сперва пусть мне мою дочь вернут. Иначе не поверят люди, что вы истинными друзьями нам хотите быть.
— Твоя дочь сегодня же придет в твои объятия, — заверил Одд. — Мы не сомневаемся, что и без такой ценной заложницы ты не поступишь с нами вероломно.
Всесвят опять нахмурился. И раньше бывало, что словенские князья в союзе с вождями заморской руси ходили друг на друга. Старики рассказывали, что когда-то дружины руси проходили по Днепру на полудень и даже иной раз возвращались с добычей. Но еще никогда с ними не ходили словенские князья. Вольга — отрок, сам не знает, что делает, но он — кривичский князь. Он уже одолел соперника гораздо старше, опытнее и хитрее себя. Наверное, не сам, а при помощи этого светлоглазого пройдохи. Однако теперь в его руках все земли северных кривичей, а значит, не такой уж он и отрок. Всесвят чувствовал, что понять цели этих двоих, понять суть их удивительного союза не менее важно, чем разбить их на поле битвы. И вероятно, второе без первого будет невозможно.
— Ну, ведите сюда мою дочь, — велел он с непреклонным видом, показывая, что без этого ни о чем больше говорить не намерен.
Одд кивнул, и его люди вскоре привели Городиславу. Увидев отца, она прослезилась, заметив, как изменилось за несколько лет его лицо, как углубились морщины, спрятались в них когда-то горящие, будто ледяные угли, глаза… Она низко поклонилась, и Всесвят только кивнул, чтобы не пустить, не приведи чуры, слезу самому. И это его Городиша, которую он до сих пор помнил резвой девочкой, юной девой в свадебном уборе? Она была еще красива, только в исхудалом лице ее слишком остро выступали скулы и подбородок. Бледная, поблекшая… Повой у нее плотно лежит на голове — косы обрезала, когда второй раз овдовела, бедная лебедушка…
— Что, дочь моя, не причинили ли тебе какой обиды? — сурово спросил он.
— Нет, батюшка, — ответила она, не поднимая глаз. — Дали мне тебя, свет мой, снова увидеть — какого еще мне счастья надобно…
— Коли так, будьте моими гостями. — Всесвят величаво кивнул Вольге и Одду. — Пусть моя дружина и старейшина полотеская вас послушает — как люди скажут, так и боги рассудят.
Боги, как видно, рассудили в пользу Вольги и Одда, потому что люди в Полотеске приняли их довольно хорошо. Полотеск был город как город — вал и частокол на мысу над Полотой, в беспорядке разбросанные земляные избы под склонами. Не обошлось без недоверия и настороженности, которые, естественно, вызывает всякая чужая сила, но оба пришельца держались дружелюбно, щедро раздавали подарки и постепенно завоевали доверие. Вольга пел на пирах, вооружась гуслями, Одд через толмача рассказывал удивительнейшие басни о своих походах и приключениях, и вскоре даже сам суровый князь Всесвят ухмылялся в бороду, слушая их. А его внуки ни о чем так не мечтали, как о том, чтобы пойти с гостями в новый поход и пережить нечто подобное.
Городислава, оказавшись нежданно главной хозяйкой в отцовском доме, за несколько дней заметно похорошела. Ее лицо порозовело и разгладилось, глаза заблестели, в походке появилась величавая плавность, в движениях — уверенность. Теперь она подавала кубки самым почетным гостям на пирах за Всесвятовым столом, и старейшины, помня, что она вдова, вставали и старательно разглаживали усы, перед тем как принять рог с медом из ее рук. Оказавшись вдруг снова на положении желанной невесты, Городислава почти, казалось, помолодела, во взгляде ее появился давно угасший задор. И сам Всесвят приободрился, глядя на нее, — с ней к нему вернулась хоть часть давно утраченного семейного счастья и он поверил, что на дряхлом пне может подняться новая, молодая поросль. Предстояло еще долго ждать, пока у вдовы отрастут отрезанные косы, но ему уже не терпелось вновь выдать ее замуж, чтобы, если Лада и Макошь позволят, успеть порадоваться новорожденным внукам.
Участвовать ли западным кривичам в походе на Киев, решать могло только вече. И нетрудно было предсказать, что в самую страду кривичи воевать откажутся, — для войны есть зима, когда реки замерзнут, а летом день год кормит, как известно. Но Одд надеялся, что если Всесвят отпустит с ними своих внуков, то хотя бы какую-то дружину те соберут. Пусть небольшую — сама мысль, что против них встают уже три могучих князя, устрашит врагов.
— Что ж ты не вовремя так воевать-то собрался? — говорил Всесвят Вольге. — Молод ты, учить тебя некому! Отец-то твой умный был, знал, что летом не воюют! А ты едва отца похоронил — вон, сразу бегом кинулся себя показывать!
— Сам знаешь, батюшка, пригляду за мной нет, а я молод да глуп, — покаянно соглашался Вольга, пряча улыбку.
— Но если посмотреть с другой стороны, то идти на Киев летом вовсе не так глупо, — добавлял Одд. — Зимой там никого нет, кроме жителей. Зато летом в Киеве собирается великое множество торговых гостей, которые доставляют много разного дорогого товара. Те, кто идет за Греческое море, везут меха, мед, воск, рабов. А те, кто оттуда возвращается, — вино, шелковые ткани, золотые изделия. Козары — серебро, оружие. Все это можно взять там летом, когда большие богатства стекаются в одно место. К зиме они уже расползутся по всему свету, и тогда десяти лет не хватит на то, чтобы их найти и собрать. Ради возможности захватить все и сразу можно даже оторвать людей от пашен. После удачного похода у них будет столько же серебра и золота, сколько зерна, как если бы они оставались дома. Ты достаточно опытный человек, конунг Всесвят, чтобы оценить выгоду такого похода.
— Все и сразу, говоришь… — бормотал Всесвят. — То-то и оно — молодым хочется все и сразу. А если придется за это голову сложить?
— Голову можно сложить в любом походе. Но разве тебя самого это останавливало? Ты не был бы тем, кто ты есть, если бы боялся за свою голову.
И по тому, как переглядывались старейшины, было видно, что каждый из них готов оторвать по два-три мужика от полевых работ и послать их поискать серебра за морями — а вдруг богам поглянется?
Кроме этого, князь Всесвят, как оказалось, обдумывал еще одно дело. Для окончательного его решения тоже требовалось согласие вече, но со своими гостями он заговорил о нем заранее. До того он уже выспросил у Вольги все о нынешней и будущей судьбе Изборска, где его дочь раньше была княгиней. Вольга заверил, что самостоятельного княжения там больше не будет, — довольно северные кривичи жили, будто чудо морское, о двух головах — и что теперь там сидит муж, управляющий городом и волостью от его имени. И ему же отдана в жены дочь ладожского воеводы, которую везли самому Вольге и которую Дедобор пытался перехватить. За что и поплатился жизнью.
О своей любви к киевской княгине и своих замыслах завоевать ее Вольга ничего Всесвяту не рассказывал. Об этом не следовало знать никому, кроме самых близких людей. Почему он все-таки не женился на Домагостевой дочери, Вольга не говорил, но это Всесвят без труда объяснил себе сам. Вероятно, подлец Дедобор все-таки успел обесчестить невесту, и теперь Вольге не к лицу брать за себя бывшую наложницу своего врага. Но и вернуть ее родичам означало бы попрекнуть их бесчестьем и утратить союзников, поэтому он отдал ее своему человеку, и отныне она живет в Изборске в довольстве и почете. Всесвят даже похвалил мысленно Вольгу: молодец парень, ловко вывернулся, и себя не осрамил, и с Ладогой не поссорился. И ничто ему не мешает…
