Наследник - Прозоров Александр Дмитриевич (версия книг .txt) 📗

— Хорошо… Скажи, Избор, а людей тебе лечить приходилось? Я не про зелья, порошки и настойки целебные, а про заговоры, колдовство.

— А то, служивый, как же без того! Зубы заговаривал, грыжи не един раз, от колик малых деток спасал, — с гордостью похвастался юный волхв. — Не боись, Лесослав, людей лечить в наших землях умеют. Коли случится что — сохрани тебя Даждьбог от всякой беды, — исцелим обязательно. И раны закроем, и кровь зашепчем, и лихоманку прогоним. Не впервой.

— Это хорошо, буду знать, к кому за помощью бежать нужно, — кивнул в ответ Ротгкхон.

Его всегда удивляло, отчего сторонники учения пятого друида относятся к последователям третьего с таким пренебрежением. Ведь лечат-то в итоге с равной успешностью! И если язычники сильно уступают в мастерстве и знании при сложных заболеваниях — зато легкие раны и болезни исцеляют в разы проще и дешевле. Что при войнах и катастрофах зачастую становилось самым важным параметром.

— Вот и пришли. — Избор свернул и толкнул створку ворот одного из дворов. — Вычищали мы тут все так долго и старательно, что даже домового, мыслю, спужали. Придется тебе нового приманивать. Зато порчи или покладов каких колдовских точно нет, можешь не опасаться.

— На ночь нам тоже в детинец уходить? — оглянулся по сторонам Лесослав. — Вдруг ночью чего случится?

— Чего в темноте произойти может? — удивился Избор. — Рати большие ночами не ходят, с татем мелким ты управишься. А когда жена одна — от чужаков пусть двери изнутри подпирает. Но на моей памяти в Муроме никто никогда не шалил. От прочих же зверей и душегубов лесных тын окрест поставлен, и стража в дозор ходит. Тебе тоже сим заниматься придется.

— Тын — это еще одна стена? — уточнил вербовщик.

— Да. Но так, слабенькая. Супротив большой силы не устоит. Большую же Мурому поставить пока не по силам. Мыслю, сим детям или внукам моим придется озаботиться. От первого детинца и до первой городской стены пять князей сменилось. До второй стены, мыслю, еще столько же перемениться должно, да обнесет мудрая Мара нашего Вышемира своею чашей.

— Ага… — Теперь Ротгкхон понял принцип строительства здешних городов. Сперва крепость, вокруг слободы. Когда внутри крепости становится тесно — строится стена вокруг слободы, новые дворы уходят наружу. Внутри города опять потихоньку нарастает толкучка. Потом — новая стена, новые выселки и новая теснота внутри. — Так с домовым поможешь, Избор?

— То дело не мое. Его хозяйка должна приманивать. Свежим хлебом и ласковым словом.

— Тогда благодарствую за помощь, Избор. Пойду за хозяйкой.

Зимаву новое жилище впечатлило. Дворик, конечно, показался крохотным по сравнению с деревенскими — но зато тут имелись солидные хлев и амбар, навес с яслями, подпол для кур или мелкого скота, да и сам дом поднимался в «два жилья», причем весь второй этаж оказался поделен на комнаты: три небольших светелочки и одна большая.

Вообще, дом строился с явным прицелом на обустройство постоялого двора — и кухня просторная с большой печью, и множество кладовочек, и топчан в каждой комнатушке. Вербовщик прикинул, что после его исчезновения Зимава вполне сможет затеять здесь свое дело — но сам тратить на это время и силы не собирался и, к восторгу девочек, отвел им каждой по целой комнате. Даже Плена при всем своем слабоумии оценила роскошь новой жизни и раза три переспросила его — правда это все отдано ей или нет?

Подходить к Зимаве с таким вопросом она не рискнула. Наверное, в ее согласие не верила вовсе.

Для себя с супругой Ротгкхон, разумеется, отвел самую просторную горницу, опочивальня в которой была сделана отдельно, в комнатушке с небольшим продыхом под потолком и полатями от стены до стены. Расстелил кошму и пообещал:

— Завтра же на торг пойдем и нормальные постели всем купим. С подушками, одеялами, простынями и матрасами.

— Мы, стало быть, и дальше в одной постели спать будем? — спросила его Зимава.

— Да, — кивнул Лесослав.

— Зачем это тебе, если ты ко мне не прикасаешься?

— У вас так заведено. Обычаи нужно соблюдать. Мало ли кто заметит? Пусть считают, что у нас все как у всех.

— У всех в постели случается кое-что еще!

— Они же этого про нас не знают.

— Зато я знаю! — выкрикнула Зимава.

— Ты хочешь спать одна? — поднял на нее голову Ротгкхон.

— А вот нет! — мстительно ответила девушка. — Только с тобой!

Следующий день стал для вербовщика самым головоломным в жизни. Ему пришлось совершать покупки, торгуясь шкурами против полотна, разменивать куниц белками, получать сдачу крупой и баклушами, и пересчитывать это на серебро в шейных гривнах, причем мужские и женские считались по разному весу.

Самым ужасным было то, что в памяти Зимавы никаких понятий о сравнительной ценности всего этого добра не имелось — ну, не настолько была богата простая селянка, чтобы счет товаров в куницах вести! — и Ротгкхон подозревал, что его постоянно и очень сильно обсчитывают. Мохнатых денег ему было не жалко — ему очень не хотелось нажить славу наивного простачка.

Хотя, конечно, — иноземцу местных расценок простительно и не знать. Лесослав же не гость торговый, он просто боец из судовой рати. Его дело — головы рубить, а не о прибытке думать.

Муром — город небольшой. Уже к вечеру, сделав три ходки, они разжились всем нужным для нормальной жизни: мисками, лотками, кувшинами, горшками, бадьями, целым рулоном плотного серого полотна, большим отрезом сатина, вениками, совками и прочей мелочовкой.

Дальше началось рукоделье: сестры порезали полотно на куски, обметали по краям, набили получившиеся мешки оставшимся от прежних хозяев сеном — получились довольно пухлые и мягкие матрацы. Мешки поменьше набили перьями, перетряхнув привезенные с собой подушки и добавив немного свежего пуха, с торга. Другие куски прямо на глазах превратились в простыни и пододеяльники, рушники, платки. Часть сатина Зимава отложила, чтобы сшить новые рубахи и сарафаны.

Завершил столь удачный и долгий день запеченный в новом лотке с квашеной капустой гусь — тоже покупной. Своих курочек сестры любовно определили в подклеть возле кухни. Угощение оказалось столь обильным, что одолеть его целиком девочки не смогли. И так насилу добрались до своих свежих и чистых постелей.

— Ты хороший муж, — признала девушка, когда они остались наедине. — Я была бы рада наградить тебя ночью своими ласками.

— Благодарю за добрые слова. Но я всего лишь исполняю уговор. Так что мы и так в расчете.

— Смотри… — покачала головой Зимава. — Заведу себе от бабьей тоски полюбовника, что тогда делать станешь?

— Заводи, — согласился Лесослав. — Коли сладится, потом замуж за него выйти сможешь.

— Тьфу ты, пень болотный, — в сердцах сплюнула девушка и тоже пошла наверх.

ОСОБАЯ МОЛИТВА

Дозор выехал на рассвете — три десятка всадников под рукой многоопытного Дубыни. Выехали верхом. Все, кроме Ротгкхона — на своих скакунах.

К чести Святогора, осмотревшего небольшой отряд перед выходом, Лесослава он ни словом не попрекнул. Брали в судовую рать — значит, и снаряжение дружинник должен себе подготовить судовое, а не верховое. Княжич лишь приказал выделить новому дружиннику спокойного мерина для похода, посмотрел, как тот забирается в седло, и с усмешкой махнул рукой:

— В добрый путь!

Дозор, поклонившись, поднялся в стремя и выехал из ворот детинца, а затем и города.

Впрочем, путь этот был недолгим. За городом всадники свернули к Оке и в три попытки переправились с помощью самолета [5]на южный берег полноводной реки. Больше десяти лошадей зараз на плот не помещалось, ползал он тоже со скоростью унылого пешехода, так что на переправу ушло не меньше часа. Местного, летнего. Как успел понять Ротгкхон, по туземному обычаю и день, и ночь делились на двенадцать частей — в детинце даже солнечные часы имелись на столбе крыльца. Но поскольку длина дня и ночи на здешней широте сильно менялась в зависимости от сезона — то и длина «мерного часа» тоже изрядно плавала.