Неразрешимое бремя (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (бесплатные полные книги .TXT) 📗

— Расти, расти, деточка,

Зелёная веточка,

Весенняя почечка -

Сынок или дочечка…

* «Колыбельная еще не рожденному ребенку» Матушка Л.Кононова.

Сердце остановилось, я схватилась за голову, зажимая уши руками и понимая, что это бесполезно, слова просачивались напрямую в разум. Песнь оборвалась, а в мое измученное сознание ворвался отчаянный крик:

— Скажи мне, сынок или дочечка? Ска-а-а-а-жи!

Живот скрутило от невыносимой тянущей боли, ощущение холодной пустоты нерожденной дочери, сердце которой уже билось, и вдруг перестало. Перестало быть.

Калейдоскоп лиц, кривых ухмылок и осуждающих взглядов подхватил мою память. Я точно знала тогда, что у меня под сердцем дочь. Даже знала, какого у нее цвета глаза. Я кричала. Когда меня тащили к лекарке, я кричала, вырывалась, царапалась, кусалась и выла. Дитя вытравливали по-живому, не особо церемонясь. Я кричала от боли. Но в какой-то момент жестокая решимость Единого дала трещину, и мое сознание померкло, забрав с собой страдания и надежду. Ровно для того, чтобы через несколько часов низвергнуть меня обратно, в тщетность бытия. Немыслимое ощущение пустоты под сердцем, каменное лицо бабушки, что поджав губы, смотрела на меня, ее слова:

— Мы избавили тебя от греха, слава Единому! Надеюсь, твой брат продолжит род великих воягов….

Лицемерная ухмылка мачехи, такой самодовольной суки, с грудью, полной молока, что оставило пятна даже на платье из плотной ткани…

Я расхохоталась. Бабушка отпрянула, а с лица мачехи сползла усмешка.

— Не беспокойтесь, воягиня! Этот выродок уж точно продолжит, ведь в нем нет ни капли вашей дурной крови! Впрочем, как и вашего сына, что овощем лежит, сколько себя помню!

Звонкая пощечина, перекошенные злобой лица. Я плюнула в мачеху и взвилась на кровати, норовя вцепиться ей в лицо:

— Проклинаю тебя! Сдохнешь! Ты и твой ублюдок!

Я кричала. Кричала и билась в руках церковников, пока сознание вновь не померкло.

Я кричала…

Глава 2. Инквизитор Тиффано

Что опять за спектакль она устраивает? Лидия осматривала труп без малейшей капли брезгливости, даже не поморщилась. А теперь разыгрывает испуг? Она застыла, уставившись в темноту, потом отпрянула, оступилась, наконец упала на колени. Я даже не подумал сдвинуться с места, не собираясь потакать ее выходкам. Но когда она схватилась за голову, сообразил, что творится неладное.

— Принесите ей воды, господин Скоридж, — кивнул я управителю, намеренно отсылая его, чтобы избежать лишних вопросов.

Склонившись над ней, я резко сказал:

— Прекратите паясничать, госпожа Хризштайн! Немедленно встаньте!

Ее лицо было перекошено, в глазах плясало безумие, и вдруг она страшно закричала, подхватилась с колен и бросилась к выходу. Я опешил и после секундного замешательства кинулся за ней, перехватив ее уже возле двери. Схватил за плечо и развернул к себе, заглянув в глаза в тщетной попытке понять, что она задумала. Взгляд был безумным, полным ужаса и отвращения, лицо искажено в болезненной гримасе, она вырывалась и пыталась зажать уши руками, отгородиться от чего-то, слышимого только ей. Я затряс ее и тут же отпрянул. Ведь клялся себе, что не прикоснусь к ней больше никогда, до сих пор еще греховные желания терзали меня иногда по ночам, невзирая на епитимью, покаянные молитвы и строгий пост. Лидия зло прошипела:

— Здесь воняет колдовством! Так что вам теперь с этим разбираться!

Она развернулась и дернула за ручку, но я прижал дверь рукой:

— Объяснитесь, или вы думаете, что я поверю на слово? Или вам опять мертвые девочки повсюду мерещатся? — сказал и тут же пожалел, потому что ее лицо опять исказилось, Лидия дернулась, словно намереваясь ударить меня, но потом передумала, глубоко вздохнула и сделала угрожающий шаг в мою сторону:

— А вы поинтересуйтесь у вояга, где тела остальных жертв.

Я попятился, ошеломленно провожая ее взглядом. На лестнице нас уже ждал управитель со стаканом воды, протягивая его Лидии, но та в ярости ударила по нему, стекло полетело на пол и противно затрещало под ее каблуками. Я поклонился управителю:

— Простите ее выходку. Наверное, запоздалая реакция на потрясение, нервы сдали…

— Что скажете, господин инквизитор? — Вояг с надеждой взглянул на меня, а я смотрел на Лидию. Она сидела с каменным белым лицом, и мне вдруг вспомнилась наша первая встреча. Тощая и бледная, помнится, тогда она вызвала у меня жалость, но сейчас ее бледность граничила с прозрачностью кожи ровно настолько, что казалось, еще чуть-чуть, и можно будет изучать по ней кровотоки и вены. Что же она увидела в темноте ледника, что так испугало ее?

— Господин инквизитор? — мое молчание уже становилось неприличным, поэтому я соизволил перевести взгляд на вояга и спросить:

— Ваша светлость, где тела остальных жертв?

Вояг вздрогнул всем телом и сурово посмотрел на меня. Я затаил дыхание, молясь заступникам, чтобы он опроверг сказанное. Вояг поднялся и подошел ко мне, угрожающе нависая надо мной:

— Откуда у вас информация? Кто вам доносит? Вы копаете под меня?

Я опешил от неожиданности, но встал, чтобы быть вровень с воягом.

— Ваша светлость, вы говорите в моем лице со Святой Инквизицией, на полтона ниже, пожалуйста. Почему вы скрыли, что были другие жертвы?

Вояг отступил на полшага, но видно было, что он все еще в гневе.

— Я расскажу, но прежде я хочу быть уверенным в вас, господин инквизитор. Что заставило вас предположить наличие других жертв?

Я сел обратно и кивком указал воягу на кресло напротив:

— Присядьте, ваша светлость. Вы можете быть уверенным только в одном. В том, что я сделаю все, чтобы найти и наказать виновного. Кто бы это ни был.

Вояг медленно опустился на кресло и кивнул:

— Да, конечно. И все-таки, откуда вам это стало известно?

Я секунду помедлил, потом кивнул в сторону Лидии, которая задумчиво ковырялась в сумочке.

— Мне об этом сообщила госпожа Хризштайн.

Вояг вопросительно уставился на Лидию:

— Госпожа Хризштайн, объяснитесь, откуда вы узнали?..

Лидия подняла голову и скривилась:

— А я просто предположила. И как видите, не ошиблась…

Вот зараза! Я стиснул зубы и процедил:

— Про колдовство вы тоже предположили? Чтобы втянуть меня в это дело?

— Господин инквизитор, если бы вы дали себе труд тщательно провести осмотр, не сомневаюсь, что пришли бы к подобным выводам.

— Так поделитесь своими соображениями, не тяните время.

Лидия деланно вздохнула, встала с кресла, высыпала содержимое сумочки на стол, стала его перебирать:

— На теле имеется всего одна обширная резаная рана, в живот. От такой не умирают немедленно. Кроме того, уверяю вас, ранение в живот крайне болезненно. Но вы же помните лицо жертвы, господин инквизитор? — Лидия наконец обернулась ко мне, в ее руке был зажат кинжал. — Оно не искажено посмертной мукой, на руках и плечах нет синяков или ушибов, кроме незначительных ссадин на запястьях. Жертва не сопротивлялась? Не чувствовала боли?

Я открыл рот, пытаясь возразить, но Лидия обошла кресло и склонилась ко мне, приставив кинжал к животу.

— А еще, господин инквизитор, представьте, что я ударила вас в живот, фонтаном хлещет кровь… Что же вы сделаете? Инстинктивная реакция любого человека будет пытаться зажать рану, остановить кровь, позвать на помощь. Нет? Только руки жертвы — без малейших следов крови, свидетельств борьбы нет, ногти не сломаны.

Ее волосы щекотали мне шею, я стиснул кулаки и изо всех сил пытался быть невозмутимым.

— Жертву могли опоить, она могла не понимать, что происходит.

— Возможно, — неожиданно легко согласилась Лидия, оставляя меня в покое. — Вот только… Если бы в момент нанесения раны ее мышцы были расслаблены, как бывает при обмороке или забытьи, то рана бы выглядела несколько иначе. Так что, уверяю вас, господин инквизитор, она все чувствовала…

Желудок опять попытался взбрыкнуть, я глубоко вздохнул.