Лилия в янтаре. Исход (СИ) - Чикризов Виталий (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
В общем, не надо быть врачом, чтобы сказать: в таком состоянии человек должен находиться в больнице, а то и в абактериальном изоляторе, грудная клетка зафиксирована, больная рука в аппарате Илизарова, в здоровой - капельницы с гемодезом, плазмой, и цефотаксимом, ожоги обработаны противоожоговой мазью и закрыты повязкой с диоксидином; возможно, проведена трансплантация кератоцитов и культуры аллофибробластов, сам больной - на чистой кровати, желательно "Клинитрон", с белой простынёй, рядом попискивает монитор.
Мне было жёстко, едко пахло чем-то медицинским, но непривычным, и, неуместно, мочой. Да ещё, почему-то, навозом, хоть и не сильно. Грудь сдавливала тугая повязка и такая же тугая повязка фиксировала левую руку. Никакого монитора слышно не было.
Где я?
Я осторожно открыл глаза... Глаз. Правый. Левый не открывался.. Маленькая, темная комнатушка. Голые, беленые стены, насколько можно разобрать в полутьме. Потолок не выше метров двух, как бы не ниже, деревянный, с опорными балками, как дистрофичными ребрами наружу. Кровать, вернее, жесткая лежанка с низким изголовьем, у одной стены, еще одна такая же - у противоположной. Там же - большой сундук. Табуретка. Всё.
Убогонько. Многое могу понять, даже отсутствие компа на... кстати да, даже отсутствие стола могу понять. Даже отсутствие кроватей. Хрен с ними. Но чтобы выключателей и розеток на стенах не было?
Со стороны головы - темный проём окна.
Никого.
Впрочем, где-то, сквозь мутный туман, заставляя резонировать Царь-колокол в моей голове, кто-то продолжал вопить человеческим голосом:
- Мама, мама! Ружеро очнулся!
Из всего этого я понял только "мама". Мне, конечно, никто не обещал, что я по-прежнему останусь русским, хотя на самом деле я украинец с примесью осетин, а дед по отцовской линии был немец, но как-то я даже и не подумал, что, в сравнении с прочими народами, нас не так уж много. Тем более если брать с начала времён. А, стало быть, шансов влететь в умирающего русака, или любого другого славянина, чтобы хоть язык как-то понимать, изначально было с гулькин нос. В общем, по наивности мне и в голову не приходило, что могу и в Китае оказаться. И вот на тебе. Вроде по звучанию на итальянский похоже. Против китайцев я ничего не имею, особенно если оказаться в теле императора, а не крестьянина, но язык я вряд ли осилю.
Со стороны ног - полуоткрытая дверь, через которую и проникал неяркий свет. Оттуда же продолжали доноситься голоса: возбужденный девчачий голосок' и недовольное ворчание пожилой женщины:
- Очнулся бездельник' вот ведь какое счастье, что этот дармоед не отдал свою никчемную душу Богу... Видно, и даже Создателю, святый Иисус, она не нужна...
Иезус тоже понятно. Значит Италия или Испания. Надеюсь, уже цивилизованные времена, а то как бы на инквизицию не нарваться. Тут явно не современность.
Дабы осмотреть себя, я правой рукой откинул тряпку, наверняка считавшуюся одеялом, и невольно присвистнул: тельце принадлежало пацану лет десяти-одиннадцати. Потом присвистнул опять, но уже от запоздалого ужаса, что вариант с умирающей старушкой или, скажем, роженицей с родильной горячкой тоже был более чем вероятен. Решив даже не пытаться представить себя рожающим, я продолжил осмотр. Пацан явно не от чумы - тьфу-тьфу-тьфу! - загнулся. Покалечился чем-то. Голова, грудная клетка, и левая рука обильно перевязаны и вот они-то и пахнут этим едким чем-то. Мазями какими-то. Левой стороне не повезло тотально. Даже глаз левый не видит. Как-бы одноглазым не остаться. А, впрочем, все равно лучше, чем рак поджелудочной. Только бы выжить. Накрывшись, я откинулся на маленькую, жёсткую подушку... Опилки они, что-ли, сюда напихали?
Слабость была жуткая и в сон тянуло, но спать было нельзя. Лила предупреждала.
Девчушка, действительно на вид лет семи, прибежала обратно. За нею вошла полная тётка и тоже направилась ко мне. Я покосился на них здоровым глазом, но сказать ничего не рискнул. Одеты не по современному... Нет уж. Нечего тут русским языком светить. Хрен его знает, действительно. Eщё решат, что бес вселился, да и стуканут куда надо. На фиг, на фиг такое счастье. Пусть лучше думают, что у меня память отшибло. Тем более, что по факту так оно и есть - ничего я из жизни несчастного пацанёнка помнить не могу. Помер он, а я даже имени его не знаю.
- Дай-кось гляну, - проворчала тётка, наклоняясь ко мне. - И вправду очухался. Ишь, как глазом зыркает. Голова-то небось, болит-то, а? Ну? Чего молчишь? Чего молчишь, говорю? Или онемел что-ль?
- Ружеро, не молчи! Не молчи, Ружеро, ну! - девочка зачем-то потеребила правую руку. Явно меня о чём-то спрашивают... хотя, что тут гадать - о чём ещё можно спрашивать больного? - и беспокоятся, что я не отвечаю. Ну, извините! Не выйдет у нас сегодня беседы. Звёзды не сложились. Но как-то реагировать надо, а то малая руку оторвёт. И я, в надежде, что для раненого сойдёт, изобразил невнятное мычание, по моим представлениям должное быть универсальным даже на суахили.
- Бьянка, не тряси его, вишь больно ему. Речь ему, видать, отшибло. Как бы память не потерял. Да и то - чудо, что жив остался. Синьор дель Гарбо [ 1.Bono del Gabro, известный средневековый врач, хирург. Однако в историю вошёл больше как отец другого выдающегося врача и философа XIII века, Dino di maestro Buono del Garbo da Firenze.], чудесник божий, а не врач, во всей Тоскане лучше не найти, и тот сказал, что отойдёт к утру. Это ж надо, самого синьора дельи Уберти врач этого никчемуху лечит! Не тряси его, кому сказала! И не реви. Послать тебя к господину секретарю, что-ль, или нет? Ночь уж на дворе... А если помрёт, не приведи Господь? Уж больно, видать, синьор Уберти хотел с ним поговорить. И чего синьору от этого вот может быть надо? Вот уж невидаль так невидаль. Ну, не нашего это ума дело. Ночь, не ночь, узнает синьор, что ему не передали - ох, спаси Богородица, Дева Пресветлая! Давай-ка, беги во дворец, Бьянка. Да быстро, кому говорят!
Хлюпавшая носом девчушка куда-то убежала, размазывая слёзы. Тётка тоже удалилась, качая чему-то головой и бормоча что-то недовольно. Семья они моя, что-ли? Девочка запросто за сестру сойдёт, так переживает. Только вот тётка эта на мать не похожа. Ни грамма сочувствия, одно недовольство. Ну, поживем - увидим, кто есть кто. Оставили в покое - и хорошо. Заснуть без их присутствия я не боялся - боль не даст. Думать мне тоже было особо не о чем из-за нехватки информации, планов никаких строить не мог по той же причине; как мой разум должен был сам себя спасти в этом теле - не знал. Так что я просто лежал и наслаждался фактом, что я жив. Пусть больно, пусть слабость, пусть один глаз, пусть хреново мне до одури и тошнит. Это всё фигня, по сравнению с мировой революцией, а мировая революция просто муравьиный пук в сравнении с раком поджелудочной. Я, едрёна мать его нехай, жив! Вот этим я и наслаждался. Я теперь точно знаю: оргазм - это, товарищи, ерунда. Полная, если уж быть честным, фигня, а не настоящий кайф. Мимолётный ветерок эндорфинов, шевельнувший листву синапсов на древе автономной нервной системы, ничего более. А вот проснуться и - оба-на! - вдруг обнаружить, что убивающего тебя рака больше нет, что боль не вернётся, и поездка на кладбище в качестве виновника торжества откладывается - вот настоящий экстаз! Это, друзья мои, круче, чем триста тридцать три оргазма подряд.
