Эльфийская песнь - Каннингем Элейн (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Вин, приятель! Ты поздненько появился, но я все же рад тебя видеть!
Громогласное приветствие без труда перекрыло уличный шум, а за словами последовали дружеские объятия.
– И я рад нашей встрече, Кериган, – сердечно откликнулся Вин и нагнулся, чтобы поднять лиру.
– Ты вернулся из путешествия? – спросил скальд, и его глаза сверкнули в предвкушении новой истории.
Вин извиняющимся жестом развел руки:
– Увы.
– Очень жаль, – протянул Кериган. – Ну что ж, ты все же успел на главное представление. Его нельзя пропустить, разве что только из-за собственных похорон. А теперь поторопимся.
Вин согласно кивнул и последовал за своим приятелем. Кульминацией Весенней Ярмарки в Серебристой Луне всегда считался концерт под открытым небом на просторном дворе Консерватории. Само учебное заведение славилось далеко за пределами города, а его здание было построено на развалинах древней школы бардов. Все лучшие музыканты когда-то обучались в Консерватории, и весеннее паломничество собирало их со всего Фаэруна и более отдаленных областей. Соискатели славы из других земель тоже приезжали на Ярмарку, чтобы показать свое искусство, услышать новые песни или купить инструменты. На заключительном концерте исполнителей баллад звучали все лучшие произведения, поражавшие своим разнообразием даже искушенных жителей Серебристой Луны.
В бурлящей толпе народа, заполнившей улицы города, эльф и скальд представляли собой странную пару. Кериган был мускулистым широкоплечим мужчиной, возвышавшимся на семь футов на своих нелепо тонких и кривых ногах. Его шлем украшала пара ветвистых рогов, а черные густые усы придавали ему сходство с двуногим лосем. Скальд напевал на ходу, и его низкий рокочущий бас полностью соответствовал грозной наружности. Вин пробирался сквозь толпу молча и грациозно. Воспитание не позволяло эльфу замечать ни тревожных взглядов, направленных на его нелепого приятеля, ни восхищения, вызванного собственной эльфийской красотой. Кожа Вина имела золотистый оттенок, а волосы были черными, что соответствовало его благородному происхождению. Миндалевидные глаза эльфа своей зеленью могли соперничать с листвой древних лесов. Иссиня-черные кудри были коротко подстрижены, а элегантный костюм состоял из мягких кожаных штанов и шелковой блузы цвета молодой травы. Кроме серебряной лиры, висящей на плече, на поясе у Вина в серебристом сетчатом футляре покоилась небольшая флейта, высеченная из зеленоватого камня.
Странная парочка проскользнула в ворота двора Консерватории как раз в тот момент, когда сигнал герольда возвестил о начале концерта.
– Где бы ты хотел сесть? – прогудел Кериган, и его голос с легкостью перекрыл и гомон зрителей, и звук горна.
Вин осмотрелся. Все сидячие места были заняты, да и стоячих оставалось совсем немного. Но он понимал, что это обстоятельство не смущает бравого скальда.
– Рядом с проходом, в нескольких рядах от сцены, – предложил он, ничуть не сомневаясь, что Кериган и сам выберет те же места.
Северянин усмехнулся и. ввинтился в толпу. Выбрав места, он нагнулся и что-то прошептал двум сидящим бардам, наполовину эльфам, наполовину людям. Молодые парни поспешно освободили сиденья, причем на их лицах отразилось облегчение от того, что они так легко отделались. Вин, вздохнув, стал пробираться к своему другу. «Хорошо, что Кериган не прибегнул к оружию, возможно, это вообще с ним случилось впервые», – с восхищением отметил про себя эльф.
Распорядитель объявил первого соискателя награды, и лицо Вина вспыхнуло от удовольствия: это была цыганская баллада о давнем союзе между Арфистами и колдуньями Рашемена. Повествование осуществлялось при помощи музыки и танца. Лишь немногие исполнители могли так точно передавать содержание баллады языком движений.
Зрители встретили артистов аплодисментами. На платформу выбежали низкорослые смуглые люди со скрипками, барабанами и треугольными лирами, которые они называли балалайками. В роли главной рассказчицы выступала рашеменская женщина – миниатюрная и стройная, одетая, как принято у этого народа, в длинную черную юбку и вышитую белую блузу. Она появилась на сцене босой, с туго заплетенными в косы волосами, уложенными на голове наподобие короны. Женщина неподвижно стояла в самом центре платформы, а музыкальное сопровождение между тем началось ритмичным бренчаньем самой большой басовой балалайки. Сначала женщина «пела» лишь движениями темных глаз да сдержанными жестами рук, но по мере того как вступали остальные инструменты, артистка украсила свой «рассказ» танцевальными шагами, постепенно убыстряя темп, выводя замысловатую историю магии и интриг, битвы и гибели. Танец-рассказ рашеменских цыган обладал колдовской силой, а женщина на сцене была одной из лучших исполнительниц, виденных Вином. И все же что-то насторожило его во время выступления.
Сначала несоответствие показалось случайным – несовпадение жестов рук, зловещая нота скрипки. Вин не мог понять, как это могло случиться; исполнители волшебной баллады прошли все отборочные испытания, ведь только лучшие артисты могли принимать участие в заключительном концерте.
Через некоторое время Вин осознал, что классическая баллада была искажена преднамеренно. По обычаю Арфистов, удивительное арпеджио надлежало исполнять балалайке-сопрано, а сегодня эта часть отсутствовала полностью. Ритмичный перебор басовой балалайки, соответствующий образу Эльминстера, мудреца из Долины Теней, превратился в дробный стук, что наводило на мысли об угрозах и опасности. На глазах у пораженного эльфа рассказчица оступилась, но затем снова подхватила мелодию. Все быстрее и быстрее кружилась женщина, но ее босые ножки выводили совершенно новую историю.
Вин оторвал взгляд от сцены и посмотрел на Керигана. Если его друг и заметил что-либо, кроме развевающихся юбок и босых ножек, на его широкой физиономии это не отразилось. Встревоженный эльф стал рассматривать зрителей, ожидая увидеть возмущение на лицах самых искушенных бардов, но, к его изумлению, все до единого следили за представлением с радостными улыбками и, что более странно, с восхищением. Под конец цыганского танца аудитория взорвалась восторженными криками и громкими аплодисментами. Рядом с Вином оглушительно свистел в знак одобрения и топал Кериган.
Эльф сгорбился на своем месте, он был слишком ошеломлен, чтобы присоединиться к общему
восхищению или дожидаться, пока аплодисменты утихнут. Резкий толчок со стороны Скальда заставил его снова обратить внимание на сцену, где хор молодых прекрасных жриц исполнял балладу, восхвалявшую Сьюн, богиню любви. И это произведение, как заметил Вин, претерпело изменения.
Выступления следовали одно за другим, но каждая баллада сильно отличалась от тех, которые Вин слышал еще в юности. По бардовской традиции все произведения сохранялись неизменными и переходили из поколения в поколение. И все же эльф ни разу не заметил никаких признаков неудовольствия на лицах зрителей. Остаток концерта прошел для него как во сне, от которого менестрель не мог очнуться. То ли он сошел с ума, то ли прошлое оказалось переписано в умах и памяти сотен самых искусных бардов Северных Земель.
Вин Эшгроув не мог решить, какой из вариантов пугает его сильнее.
Глава 1
В самом сердце Глубоководья, в таверне, известной как своим элем, так и хранящимися в ней секретами, в уютной потайной комнатке за ужином собрались шестеро давних друзей. Толстые стены из дикого камня и массивные бревна потолка поглощали все звуки, доносившиеся из кухни и общего зала, а посредине каждой из четырех стен виднелись крепкие дубовые двери. Над каждой дверью призрачным голубоватым светом мерцали лампы. Эти волшебные светильники удерживали голоса внутри комнаты, а также не давали излишне любопытным магам заглянуть в нее при помощи волшебных кристалл лов. В центре комнаты стоял круглый стол из полированного тикового дерева, а слегка продавленные и изрядно потертые кресла вокруг свидетельствовали о частых и продолжительных беседах. Купол бледного призрачного сияния накрывал стол сверху, не давая ни одному слову пересечь магический барьер. В городе, душой которого были в равной доле золото и интриги, заклинания скрытности не были редкостью. В общем и целом сцена казалась весьма обычной, чего нельзя было сказать о собеседниках.
