Проведи меня через туман. Летопись первая: Велесовы святки (СИ) - "Kira Bullet" (первая книга .txt, .fb2) 📗
— Скажи слова, — напомнила Катя тихим, полным предвкушения голосом.
— Суженый-ряженый, приходи ко мне, на глаза покажись. Когда узнаю тебя, восвояси воротись, — послушно произнесла Мирослава и уставилась в зеркало. Больше всего ей хотелось зажмуриться, отвести взгляд, либо же швырнуть это зеркало от себя подальше. Отражение расплывалось от огня свечи, но кроме своего глаза, округленного от страха, она ничего не видела. Тихое дыхание двух совсем юных подруг и тление остывающих угольков в печи — единственное, что привлекало внимание и слух.
Посмотрев в зеркало еще пару секунд, Мирослава уже собиралась отвести взгляд, как из-за левого плеча в отражении на нее уставились два ярких желтых немигающих глаза. Резко обернувшись, она наткнулась взглядом на смирно сидящую Катю. Та тоже подпрыгнула на месте, испугавшись резкого движения в такой таинственной обстановке.
— Что такое? — спросила она дрожащим шепотом, боясь опустить взгляд на зеркало.
— Я там увидела кого-то, чьи-то глаза! — скороговоркой ответила Мирослава, чувствуя, как у нее выпрыгивает из груди сердце.
Катя нервно хохотнула.
— Ты случайно в зеркале не своих испугалась? Потому что, когда я увидела тебя впервые, тоже было непривычно…
— Да нет же! Там были желтые глаза! Не мои! — заспорила светловолосая девочка, поджав губы. Ее собственная особенность в виде необычных глаз, имеющих окрас, очень похожий на северное сияние, постоянно привлекала много ненужного внимания. Каждый норовил спросить: что это у нее с глазами? А саму обладательницу такой необычной радужки эти вопросы вынуждали тихонько злиться. Ей просто надоел чужой банальный интерес.
Упоминание желтых глаз все же напугало ранее храбрящихся подруг, и они прижались поближе друг к дружке.
— Как думаешь, это были глаза суженого? — шепнула темноволосая девочка, испуганно оглядываясь.
— Типун тебе на язык! Уходим! — быстро вскочила с места Мирослава и, схватив за рукав рубашки подругу, бегом помчалась из парилки. Дойдя до двери, они встали как вкопанные. В маленькое застекленное окошко кто-то скребся тонкими когтями. Холодный пот выступил на спине, а волосы на голове, кажется, по-настоящему зашевелились от ужаса.
Девочки прижались ближе друг к другу, когда скрежет стал сильнее и настойчивее.
— Мира, я боюсь, — дрожащим голосом зашептала Катя и закрыла лицо ладонями. Мирослава, выйдя из оцепенения, сковавшего тело, быстро глянула на впавшую в истерику подругу.
— Все хорошо, — зашептала она, стараясь успокоить и убедить в сказанном в первую очередь саму себя, — мы что-нибудь придумаем или позовем на помощь!
Да уж, на помощь! Осталось только начать орать во всю ивановскую среди ночи.
Как только слова были сказаны, скрежет прекратился так же резко, как и начался. Постояв еще пару минут и прислушиваясь к звукам на улице, Мирослава тихонько приоткрыла дверь в освещенный лунным светом предбанник.
Все было тихо.
Открыв дверь шире, девочка высунула голову и осмотрелась. Убедившись, что никого нет, Мирослава схватила истерически всхлипывающую Катю за руку и быстрым шагом вышла из парилки.
Выйдя на улицу, она смотрела прямо перед собой, боясь сбиться с натоптанной от бани к дому тропинки. Адреналин бушевал в крови, от чего подруги перешли на бег. Добежав до узкого прохода между сараями и пропустив Катю вперед, Мирослава ринулась за ней следом, но почувствовала, что зацепилась за что-то ногой и стала падать. Успев выставить перед собой руки и смягчив тем самым удар о насыпную гравийную дорожку, она попыталась встать, когда поняла, что ее ногу кто-то держит.
Резко глянув в сторону, Мирослава увидела черную лохматую руку, обхватившую ее лодыжку. Крик застыл в онемевшем от ужаса горле. Острые когти впивались в тонкую девичью кожу, царапая и оставляя порезы. Существо, которое в кромешной тьме было сложно четко различить, с уверенной силой тащило ее обратно к бане, несмотря на то, что было в несколько раз меньше девочки. Сверкая красно-желтыми глазами, оно то ли хрюкало, то ли что-то неразборчиво бормотало. Набрав в легкие побольше воздуха, Мирослава хотела уж было закричать, когда ее опередили.
— А ну, чур! Дрянь поганая! Мало я тебе угощений да банных принадлежностей таскаю?! Развелось вас, сладу нет!
Серафима Николаевна стояла в не подвязанном халате поверх простой ночнушки и поднимала вверх костыль, на который опиралась в обычной жизни. По внешнему виду женщина не была похожа на бабушку, так как на ее лице не было характерных возрасту морщин, но в глазах читалась мудрость прожитых лет, а также ее выдавало наличие взрослого сына и внучки, что обязывало принять на себя новую социальную роль любимой бабули. Единственное, что могло выдать в ней истинный возраст женщины — это седина, взявшая власть на густой светлой шевелюре, а также костыль, на который та опиралась при ходьбе.
Михаил и Ольга, родители Мирославы, уже не раз звали женщину переехать в Санкт-Петербург. Квартира у них была большая, да и работа была такой, что их подолгу не бывало дома. Жизнь в культурной столице была куда интересней, чем в далекой деревне, где единственным развлечением были куры, коровы да огромный огород в несколько десятков соток. Но хозяин — барин, как говорится! Сколько на самом деле лет было Серафиме Николаевне, Мирослава не знала, но вот отец уже встретил свой пятый десяток.
Девочка, у которой сердце готово было уже вот-вот остановиться от безысходности ситуации, чуть выдохнула. Но, когда увидела, что костыль ее хрупкой и изящной бабушки, несмотря на возраст, превращается в длинную палку, озаряясь неярким голубоватым свечением, вытаращилась на это зрелище во все глаза.
Недолго думая, Серафима Николаевна замахнулась и со всей силы, что была в ее сухеньких руках, ударила палкой по существу. То, издавая нечеловеческий визг, взлетело в воздух, зависнув на мгновение над крышей бани, сделало сальто и юрко нырнуло в печную трубу. Мирослава лежала без сил, пытаясь прийти в себя, когда та самая палка уперлась в землю рядом с ее головой.
— Вот так бы и отходила по башке твоей бестолковой! — поджав губы, проворчала женщина, глядя на внучку. — Вставай, горе мое.
Поднявшись на ноги, девочка пошла вслед за своей спасительницей, с опаской оглядываясь в сторону бани.
— Не бойся, следом он не пойдет. Долго еще будет раны от удара посоха зализывать.
— Посоха? — удивилась девочка, но, мотнув головой, задала новый вопрос. — А кто это был, бабуль? А как это ты его так?
— Цыц! — приказала Серафима Николаевна. — Внучка, вот скажи, ты совсем из ума выжила в такую ночь в баню лезть? Катерина, наверное, головой-то точно тронется.
Сомневаясь, стоит ли говорить бабушке о том, что инициатором сего злоключения была совсем не она, Мирослава прошла в дом, запирая дверь на щеколду. Тяжело ступая, старая женщина прошла на кухню, всем видом показывая, что разговор не окончен. Катя, зареванная и с опухшими глазами, сидела на деревянном стуле за круглым столом, застеленным кипенно-белой скатертью. Держа подрагивающими руками только что предложенную чашку с чаем, девочка старалась сдерживаться от новой волны истерики.
Мирослава устало села рядом на соседний стул, виновато опустив глаза на собственные руки. Те представляли собой жалкое зрелище: поцарапанные, грязные, со сломанными ногтями. Пытаясь стереть следы страшных событий, она стала вытирать руки о свою рубашку, выглядевшую, на самом-то деле, так же печально. Перед ней опустилась кружка, наполненная ароматным напитком.
В то же время всхлипнула Катя, из-за чего Мирослава оторвалась от своего увлекательного занятия и подняла глаза.
— Если вы не против, то я пойду спать. Не ругайте Мирославу, пожалуйста, Серафима Николаевна, это была моя идея. Просто я не знала, что так… — договорить девочка не смогла, сорвавшись с места. Она выбежала из кухни, глотая слезы.
— Не ругайте, как же, — ухмыльнулась бабушка, усаживаясь на скрипучий стул. Она внимательно посмотрела на внучку, будто что-то для себя решая. Собрала губы в тонкую нитку, чуть выпятив челюсть и что-то обдумывая.
