Таймлесс. Сапфировая книга - Гир Керстин (е книги .TXT) 📗
— Ужас! — Гидеон втянул голову и руки обратно на свою сторону исповедальни и почесал затылок.
Ужас? Я вмиг свалилась с небес на землю и забыла обо всех говорящих фигурках.
— А мне показалось, не так уж и плохо, — пробормотала я, стараясь придать голосу как можно более будничный тон.
К несчастью, у меня так перехватило дыхание, что желаемого эффекта мои слова явно не произвели. Я не решалась заглянуть Гидеону в глаза, вместо этого я всё ещё пялилась на синтетическую занавеску, которая скрывала кабину исповедальни.
О Боже! Я перепрыгнула почти на сто лет вперед, не моргнув и глазом, а все потому, что этот поцелуй так сильно, так совершенно… потряс меня. То есть, сначала этот парень попрекает меня направо и налево, потом приходится спасаться бегством от каких-то типов с пистолетами, а потом, вдруг, совершенно неожиданно, он заявляет, что я — особенная, и целует меня. Да, и как целует!
Я сразу позавидовала всем девчонкам, у которых он этому учился.
— Кажется, кроме нас здесь никого нет, — Гидеон выскочил из исповедальни и направился к выходу. — Так, всё в порядке, мы сядем на автобус и вернёмся обратно в Темпл. Поторопись, они нас уже заждались.
Я не могла сдвинуться с места и только смотрела на него, не понимая смысла его слов. То есть, он вот так прямо хочет без лишних объяснений вернуться к повседневным делам?
Неплохо было бы обсудить некоторые вещи, после того как с кем-то поцелуешься, а? (Лучше бы, конечно, сделать это перед тем, как лезть целоваться, но, что уж там, теперь уже слишком поздно.) Что это вообще такое было? Что-то вроде объяснения в любви? Может, мы теперь даже встречаемся? Или мы просто так, убили время, потому что не знали, чем себя занять?
— В таком виде я в автобус не сяду, — заявила я и постаралась придать своему голосу уверенный тон.
Ни за что на свете я бы не произнесла вслух ни один из вопросов, которые роились в моей голове.
Моё платье было снежно-белого цвета с небесно-голубыми оборками на талии и вокруг шеи. В 1912-ом, наверное, такой наряд считался последним писком моды, но для проезда в общественном транспорте в двадцать первом веке он не подходил совершенно.
— Мы возьмём такси.
Гидеон обернулся, но не нашёлся, что возразить. В своём наряде — сюртуке и брюках с наглаженными складками — он, кажется, ни капельки не смущаясь, прокатился бы в любом автобусе. Выглядел он, кстати, действительно неотразимо. Особенно сейчас, когда его волосы не были тщательно зализаны, они растрепались и небрежно спадали ему на лицо.
Я вышла к нему на середину церкви и поёжилась. Здесь было ужас как холодно. Хотя, может, всё дело в том, что последние три дня мне никак не удавалось нормально выспаться? Или, скорее, причина в том, что сейчас произошло между мной и Гидеоном?
За последнее время мой организм выработал больше адреналина, чем за все предыдущие шестнадцать лет. Столько всего случилось, а времени, чтобы обдумать эти события, было так мало. Моя голова, казалось, вот-вот лопнет от переизбытка чувств и фактов. Если бы я была героиней какого-нибудь комикса, надо мной бы сейчас вместо слов висел огромный знак вопроса.
И парочка черепов.
Я сделала ещё несколько шагов вперёд. Ладно, если Гидеон так хочет вернуться к повседневной суете — пожалуйста, сколько угодно.
— Пойдём же, — сказала я нетерпеливо, — мне холодно.
Я хотела проскочить мимо него, но Гидеон крепко схватил меня за руку.
— Послушай, насчёт… только что… — он замолчал, выдерживал паузу, наверное, в надежде, что я его перебью и дополню.
Разумеется, я этого не сделала. Очень уж мне хотелось послушать, что он скажет. К тому же, как только мы снова оказались близко друг к другу, у меня перехватило дыхание, и я бы всё равно не смогла вымолвить ни словечка.
— Этот поцелуй… мне так… — снова обрывки фразы.
Мысленно я тут же продолжила его слова: Мне так жаль…
Да ладно, всё понятно. Но зачем тогда было делать это, скажи на милость? Это как если поджечь занавеску, прятаться за ней и удивляться, отчего это весь дом в огне (м-да, не совсем удачное сравнение). Мне ничуточки не хотелось помочь ему договорить предложение до конца, я смерила Гидеона холодным выжидающим взглядом. То есть, я попыталась посмотреть на него холодным выжидающим взглядом, но на самом деле, в моих глазах наверняка сквозило что-то вроде: «я маленький оленёнок, пожалуйста, не стреляйте». Я ничего не могла с собой поделать. Нижняя губа начинала предательски подрагивать.
Я совсем не это имел в виду… — давай же, скажи это!
Но Гидеон молчал. Вместо этого он вытащил шпильку из моих спутанных волос (наверное, моя суперсложная закрученная и подобранная причёска за последние полчаса превратилась в гнездо для парочки птиц), взял одну прядь и намотал её себе на палец. Другой рукой он гладил меня по лицу. Затем Гидеон наклонился и поцеловал меня ещё раз. Новый поцелуй был невероятно мягким и осторожным. Я закрыла глаза — и вот это случилось со мной снова: мозг снова отключился без малейшего предупреждения. (Он наотрез отказывался работать, выдавая только «О-о-о, м-м-м и ещё»). Но всё это длилось секунд десять, не больше, потому что вдруг снова раздался недовольный голос:
— Опять безобразничаете?
От испуга я легонько толкнула Гидеона в грудь локтем и уставилась прямо в глаза маленькой деревянной фигурке, которая как раз спускалась с галереи, под которой мы стояли. Если быть точной, это была не просто фигурка, а маленькое привидение.
Гидеон отпустил мои волосы и состроил безразличную мину. О Боже! Хорошенькое же мнение у него теперь обо мне сложится! О чём он думает? Я заглянула в его зелёные глаза в поисках ответа, но они были бесстрастны, в них сквозила лёгкая отчуждённость.
— Мне… мне показалось, что я услышала что-то подозрительное, — пробормотала я.
— Ладно, — сказал он, немного растягивая букву «а», но, в общем, тон его был вполне благодушным.
— Ты услышала меня, — сказало привидение. — Ты услышала меня!
Ростом это привиденьице было не больше кошки, мордочка его, кстати, тоже напоминала кошачью: большие острые уши, как у рыси, и два скруглённых рога поближе к макушке, а кроме того, маленькие крылышки на спине и длинный хвост, покрытый чешуёй, который заканчивался кокетливым треугольничком. Сейчас этот хвост нетерпеливо постукивал по полу.
— Ты даже видишь меня!
Я не ответила.
— Тогда нам действительно стоит поторопиться, — сказал Гидеон.
— У тебя получается видеть и слышать меня! — восхищённо выкрикнуло привидение. Оно свалилось с галереи прямо на скамью и от избытка чувств то спрыгивало с неё, то залезало обратно. Говорило оно как простуженный осипший ребёнок.
— Я точно знаю!
Только бы не выдать себя, а иначе мне от него никогда не избавиться. Поэтому, пока мы с Гидеоном шли к выходу, я с преувеличенным вниманием разглядывала одну скамью за другой. Гидеон распахнул передо мной ворота.
— Спасибо, очень мило с твоей стороны! — сказало привидение и тоже проковыляло наружу.
На улице я инстинктивно зажмурилась. Но солнце уже зашло, хотя мне показалось, что было ещё не очень поздно.
— Ну, ты у меня получишь! — выкрикнуло привидение и дёрнуло меня за подол платья. — Давай поговорим, пожалуйста! Эй, поосторожней, ты наступила мне на ногу… и не делай вид, будто ты меня не видишь. Я же знаю, что видишь, — от возбуждения из его рта выплеснулось немножко воды, и под моими сапожками образовалась маленькая лужица.
— Ой, прости, такое со мной случается только в чрезвычайных случаях.
Я обвела взглядом церковь. Кажется, это была базилика Викторианской эпохи с пёстрыми мозаиками на окнах и двумя колоннами, украшенными изящной лепниной. Стены церкви были сложены из слоёв жжёного кирпича, отделанного нежно-бежевой штукатуркой, которая образовывала весёлый полосатый орнамент. Но сколько я ни вглядывалась, мне не попалось больше ни одной фигурки. Ну почему это привидение оказалось таким приставучим!
