Будущее — дело темное - Тебнёва Елена (книги онлайн полные .txt) 📗
Надеюсь, и сейчас что-нибудь да получится. Я уселась на постели скрестив ноги, положила ладони на колени и, прикрыв глаза, постаралась отрешиться от всех мыслей. Самое сложное, ибо чего-чего, а ненужных мыслей в моей голове хватало с избытком, и при малейшей опасности они шустро разбегались в разные стороны, не давая себя ухватить. Мэтресса Ноллин придумала выход: нужно было представить огромный веник, выметающий беглянок прочь. И все бы хорошо, но, избавившись от мыслей, я не могла отделаться от веника… Зачастую получалось так, что мои одногруппники, выполнив задание, с чистой совестью покидали аудиторию, а я все еще сидела, сражаясь с танцующим в моей голове веником и водящими вокруг него хороводы букашками-мыслями. Конечно, регулярные тренировки исправили ситуацию… Чуть-чуть. Теперь сражение с веником заканчивалось не за тридцать минут, а всего за три, причем всегда увенчиваясь моей победой. Этот раз исключением не стал, и перед внутренним взором предстала беззвездная ночь, в которой вспышками расцветали нечеткие картинки. В этом заключалась еще одна беда — все мои видения были смазанными, неясными, словно их показывали через толстое мутное стекло. Силясь рассмотреть их, я нередко обзаводилась сильнейшей головной болью и носовым кровотечением. Вот и сейчас, разглядывая подернутую белесой пеленой картинку, я чувствовала сжимающую виски боль, но все равно продолжала цепляться за размытый образ, нестойкий, изменчивый, перетекающий во что-то другое…
Приглушенный свет фонаря и пляшущий снег, подбиваемый кнутом метели; бредущая сквозь нее сгорбленная фигура — нелепое черное пятно на белом фоне. Алая роза в чьей-то руке. Алые же лепестки на заснеженной земле.
Лепестки — или все же кровь?
Потянувшись к последней картинке, я едва не задохнулась от прострелившей затылок боли, и в ее вспышке увидела Риннара — бледного, измученного, в окровавленной одежде. А потом меня выкинуло в реальность, и изгнанные накануне мысли ворвались в сжигаемую мигренью голову, мстя за неучтивое обращение.
Сквозь незанавешенное окно в палату пробрались сумерки. Транс продлился гораздо дольше, чем я ожидала, и успехом не увенчался.
— Какая глупость, — пробормотала я, привычно вытирая ладонью алые капли над верхней губой.
Я — самая бездарная провидица. Ринн — один из лучших студентов-боевиков, а с ними такого не случается… И не случится.
Мои предсказания сбываются, но редко. Слишком редко, чтобы по-настоящему волноваться за чародея, который и без того отравляет мою жизнь.
Я выпила оставленный на прикроватной тумбочке отвар, остывший и оттого особенно мерзкий, легла, завернувшись в одеяло, и закрыла глаза, желая уснуть и ни о чем не думать. Но даже верный веник не сумел справиться с непрошеными мыслями, и они, просочившись в сон, наполнили его тревогой, снегом, алыми лепестками и Риннаром Шариденом.
Наутро я чувствовала себя совершенно разбитой — ни одна самая жестокая простуда не дарила мне столь незабываемых ощущений, но оставаться в белой до дурноты палате не хотелось ни единого мига, а потому на все вопросы о самочувствии я бодро заявила, что все хорошо и даже лучше, и уже через час после пробуждения была отпущена на свободу.
Погода оказалась под стать настроению: все еще по-летнему теплое солнце скрылось за тяжелыми грязно-серыми тучами, из которых сыпал мелкий противный дождь. Он барабанил по едва тронутым позолотой и багрянцем листьям и, оседлав ветер, сердито стучался в окна.
Я сидела на своей кровати, куталась в старую, потерявшую форму и вид, но ставшую от этого еще более уютной шаль и мрачно жевала шоколад. Огромная плитка, разломанная на множество аккуратных долек, возлежала на блюдечке с отколотым краем, который я буравила взглядом, словно в неровном сколе заключался весь смысл бытия.
В этот миг, отравленный усталостью, головной болью и занудным дождем, я всей душой ненавидела Риннара Шаридена. За вчерашнее потрясение. За бессонную ночь. За то, что он вообще появился в моей жизни. За то, что не образумился за целое лето. За то, что сейчас я, наплевав на все запреты, зажевываю горечь обиды шоколадом!
Свиллы бы его побрали да прямиком в Ранос утащили!
— У тебя такой вид, будто ты на похоронах, — фыркнула примостившаяся рядом Ритта, ловко подцепив с блюдечка сразу три кусочка.
— Считай, что это похороны моей фигуры, — печально вздохнула я, глядя на делящую со мной комнату подругу, которая светилась от удовольствия. Казалось, даже ее льняные кудряшки сияют, заменяя загрустившее солнышко.
Ритта, тонкая и звонкая, только рассмеялась. Еще бы — она тот же шоколад пачками есть может, и ничего ей не будет. Счастливая. А вот моя фигура до идеала, принятого в высшем свете, недотягивала, невзирая на все матушкины старания и причитания, что леди не пристало весить больше императорского гвардейца в парадном обмундировании. Я, конечно, столько и не весила, но спорить с мамой не решалась.
Впрочем, толку беспокоиться о фигуре, когда прежде всего хромало мое восприятие этого самого высшего света? Я с ужасом думала о предстоящем Девичьем бале, который по давно устоявшейся традиции проводился в день первого снега. Вряд ли мама согласится отложить это важное, по ее заверениям, мероприятие еще на один год. Значит, идти все-таки придется.
Нет, я не против балов, веселья, красивых платьев. Все это здорово и замечательно, но только не тогда, когда на тебе скрещиваются взгляды главных сплетников империи, когда тебя, ничуть не смущаясь, обсуждают, подмечая малейший недостаток и раздувая его до немыслимых величин, когда злорадно комментируют каждый неверный шаг…
— Санни, Санни, ты вообще меня слышишь? — пихнула меня в бок Ритта.
— Прости? — озадаченно моргнула я, все еще пребывая под впечатлением от нарисованной в воображении картины.
— Я говорю, что все-таки повезло нам с наставницей! Никогда на произвол судьбы не бросит.
Это да. С этим я согласна. Именно ее голос я и слышала перед тем, как лишиться чувств. Мэтресса Ноллин оказалась в кабинете одновременно с деканом боевого факультета, что, по моему мнению, было крайне непредусмотрительно со стороны милорда ректора.
— У, как она кричала! — восторгалась Ритта. — Я сама слышала обещание закатать мэтра Росслина в кладку Надвратной башни!
Не сдержавшись, я фыркнула — совсем как Ритта. Или одна из отцовых лошадей… Просто представила нашу тоненькую как тростинка, невысокую наставницу против широкоплечего, высоченного декана боевых чародеев… Он ее одной рукой сломать может. Если захочет. Но мэтресса Ноллин за нас, своих подопечных, кого угодно порвать готова. И ни капельки не сомневаюсь — случись со мной что-нибудь посерьезнее, мэтру Росслину не поздоровилось бы.
— Ты подслушивала у ректорского кабинета? — выделила главное я.
— Ну… — смутилась Ритта. — Я беспокоилась о тебе!
Я лишь головой покачала. В беспокойство я, конечно, верила: Ритта девушка добрая и отзывчивая, вот только порой совершенно бестолковая. Причем бестолковость проявлялась вовсе не в учебе — уверена, что очень скоро в империи появится новое светило в области теоретической магии, — а в ее пылких чувствах к неподходящему человеку. Не подходящему именно ей, ибо во всех иных смыслах возлюбленный Ритты являл собой образец того, как в одном-единственном мужчине могут уживаться красота, острый ум, порядочность и благородство. Именно последние и делали мечту Ритты недосягаемой, ибо милорд Элрой Вилорен никогда не позволял себе лишнего в отношении студенток, а когда они позволяли себе лишнее в отношении ректора, безжалостно ставились им на место. Видеть этого никто, конечно, не видел, но слухи ходили. И, пожалуй, только они удерживали Ритту от опрометчивых поступков.
— Тебе не понять! — вспыхнула она под моим укоризненным взглядом.
— Куда уж мне, — пробормотала я рассеянно и поправила сползшую с плеч шаль.
Дождь окреп, осмелел и не только крал тепло снаружи, но и тянул его изнутри; хотелось сесть у зажженного камина, обхватить озябшими ладонями полную горячего чая чашку и смотреть на огонь… От вспыхнувшего перед глазами образа, в данный момент такого недостижимого, стало еще холоднее.
