Найденыш - Кулаков Олег (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Ну, как ты? — поинтересовался он.
— Ой! — промычал я.
Он подхватил меня под мышки и перегнул через борт.
— Ну вот, — проворчал он, и холодная струя потекла мне на голову.
Прохладные струйки воды сбежали по волосам на шею, тело отозвалось сладкой дрожью озноба. Мне действительно стало легче, желудок в брюхе перестал метаться и успокоился. Я застыл, наслаждаясь мгновениями облегчения.
— Ну, а теперь… — произнес этот предатель и зажал мою голову у себя под мышкой.
Я поначалу ничего не понял, только когда Мачта воткнул мне в зубы кружку и язык почувствовал мерзкий вкус вина, сообразил, откуда ветер дует. Я забился изо всех оставшихся сил, пытаясь вырваться. Пустое… Я давился и пускал пузыри, но он меня заставил выпить все вино.
— Убью… — простонал я, глотая слезы, ручьем потекшие из глаз, когда он наконец убрал проклятую кружку.
— Тише, тише… — приговаривал Сид, однако не выпуская моей головы. Свободной рукой он гладил меня по мокрым волосам, отчего я приходил в неистовство еще больше. — Ну, перестань дергаться… Теперь и вправду должно полегчать.
Я смирился, прекратил молотить кулаками воздух и процедил:
— Ладно. Отпусти.
Мачта недоверчиво хмыкнул.
— Отпусти, говорю тебе!
Он расслабил локоть, и я полетел вниз. Стоя на четвереньках, я следил за тем, как он неторопливо удаляется с ведром в руке.
— Мачта, — позвал я.
Он обернулся.
— Не говори никому. Хорошо? — попросил я.
Мачта кивнул.
— Поклянись, — потребовал я на всякий случай.
Он махнул рукой с ведром:
— Клянусь острогой Старца, малыш. Буду немее дохлой акулы.
Я в изнеможении привалился спиной к бухте.
Светало. Последние летучие мыши черными росчерками мелькали в голубеющем небе. Они в гавани кишмя кишат, как и чайки. Далеко на горизонте наливалась алым широкая полоса между небом и морем. Сид подошел к корабельному колоколу и стал отбивать время. Ему откликнулись с других посудин, и вся гавань, как одеялом, накрылась разноголосым перезвоном.
После всех приключений меня стало клонить в сон — то ли вино сморило, то ли еще что-то. Напоследок я подумал о том, что скажет кормчий, когда проснется, и, поскрежетав зубами, провалился в дрему.
Проснулся я внезапно — словно кольнуло внутри. Я разлепил веки и еще со сна смутно разглядел нависшую надо мной фигуру. Я рывком сел и помотал головой, разгоняя пелену перед глазами. Я было решил, что это кормчий заявился по мою душу, но с громадным облегчением обнаружил перед собой капитана. Ожерелье пока ничего не знает о моем позоре, а значит, издевательства начнутся позже. Я зевнул и посмотрел на капитана.
Взгляд Ожерелья был устремлен в открытое море. Небольшой шрам на левом виске шевелился, подрагивая в такт бившейся жилке.
— Даль, как оно все прошло? — спросил он.
— Ожерелье! — запротестовал было я и запнулся: вид у капитана был странный, будто он здесь и не здесь одновременно.
— Палубного, кормчего и Три Ножа ко мне. Быстро! — приказал он.
— Слушаюсь, капитан. — Я вскочил на ноги. Меня опять замутило. Я покачнулся и ухватился за борт, проклиная в душе вчерашнюю свою дурацкую браваду.
К счастью, Ожерелье этого не видел. Он, даже не выслушав ответа, круто развернулся и пошел прочь. Наткнувшись на кусок каната, валявшийся на палубе, капитан с размаху поддал его ногой, отправив канат за борт. С Ожерельем явно было что-то не так. Вздохнув, я поплелся в кубрик.
Кормчий храпел на своей койке, выпятив подбородок и раскинув в стороны тяжелые руки с выпирающими из-под кожи буграми мышц. Однажды его пригласили принять участие в состязании, которое время от времени устраивал Хлуд в своем кабаке, дабы морская братия могла утолить буйный нрав более мирно, нежели валтузя друг друга по мордасам кулаками, а также скамейками и обломками столов. Тогда кормчий оглядел своих возможных соперников с ног до головы и спросил Хлуда, есть ли у него лом. Кабатчик удивился, но ответил, что да, имеется. Кормчий попросил принести. Хлуд сходил за ломом. Получив железяку, кормчий взвесил ее на руке, а затем на глазах у всех безо всякой натуги завязал лом тремя узлами: по узлу на каждый конец и узел посередине с имеющимися уже двумя. Изуродовав лом, он положил его на пол и предложил любому желающему вернуть предмету первоначальный вид. Желающих не нашлось, а кормчему единодушно присудили победу с правом никогда не участвовать в состязании. Хлуд, этот жмот, поначалу осатанел и потребовал возмещения убытка, но, когда кормчий тяжело вздохнул и поднял лом с полу, намереваясь запустить им в окно, быстро изменил свое отношение к происшедшему. Теперь этот лом висит у него в зале на стене как украшение, и Хлуд грозится поставить бочку самого лучшего вина тому, кто сумеет лом развязать. Без помощи магии, само собой.
Я похлопал кормчего по животу. Он сразу открыл глаза, будто и не спал вовсе, и сел на койке.
— Ожерелье зовет, — сказал я быстро, не давая ему рта раскрыть. — Тебя, Руду и Три Ножа. Срочно!
Он кивнул и принялся натягивать рубаху.
— А где палубный и Три Ножа? Знаешь? — спросил я. Кроме кормчего, в кубрике никого не было: дрыхнуть до посинения, когда «Касатка» в гавани, — это его право, а в море Йошен спит меньше всех.
— Не-а, — ответил он, зевая.
Я побежал наверх. На палубе я налетел на Руду, едва не свалив его с ног.
— Ты чего? — недовольно проворчал он и ехидно добавил: — Не протрезвел еще?
Вот зараза!
— Тебя, кормчего и Три Ножа капитан зовет, — сказал я. — Где баллистер?
Палубный не ответил. Подскочив в два прыжка к борту, он свесился с него и заревел на всю гавань:
— Улих! Три Ножа! — А потом яростно замахал. — Сейчас придет, — сообщил он мне и пояснил. — Три Ножа в Шуху собрался. К оружейникам.
На палубе появился озадаченный баллистер. За ним, как огромная тень, вперевалку шагал Крошка.
— В чем дело? — спросил Три Ножа. — Ты надсаживал глотку так, что и на вершине Рапа слышно было.
— Ожерелье зовет, — ответил палубный. — Пошли к нему.
Три Ножа пожал плечами.
— Дрон, подожди меня, — сказал он напарнику.
Крошка почесал пятерней в затылке и сел там, где стоял. Руду и Три Ножа быстро ушли. Я поразмыслил малость, что делать дальше, и поспешил на корму, где уселся под раскрытым окном капитанской каюты, — мало ли что: вдруг Ожерелью снова понадобится гонец. На «Касатке» секретов не бывает: она ведь небольшая — на носу чихнешь, с кормы отвечают.
— Наконец-то, — услышал я голос капитана.
— Зачем звал, Ожерелье? — Это Три Ножа.
— Точно. Зачем? — Это Руду рыкнул.
— Урезонь свою глотку, чудище морское. — Голос у Ожерелья какой-то странный, на обычный непохожий. — От твоего рева у меня в каюте лампа качается. — Он сделал паузу. — Так. Наши планы меняются.
Ожерелье вдруг умолк. Остальные ждали продолжения, но капитан молчал.
В каюте что-то брякнуло, а потом заговорил кормчий:
— Не тяни, капитан.
Кто-то шумно вздохнул.
— Готовьте «Касатку» к выходу в море. На рассвете уходим, — сказал Ожерелье.
— Клянусь громыхающей задницей Старца! — Изумление палубного было безмерным. — Ожерелье, ты спятил!
— Инра несколько раз пыталась затащить меня к себе в постель. Я отказывался, потому что чувствовал — это плохо кончится, — пробасил кормчий.
Три Ножа разразился громким уханьем, заменявшим ему смех. Палубный с кормчим присоединились было к нему, но Ожерелье их резко оборвал.
— Стоп, — сказал он. — Я не шучу.
Смех стих. Они переваривали услышанное.
— Тогда ты либо на самом деле спятил, либо… — подвел итог Руду после молчания. — Выкладывай, — потребовал он.
Ожерелье ничего не ответил. Они ждали.
— Не тяни, капитан. — Это опять кормчий.
— Не могу.
— Что?!
Они были не то что удивлены, они поверить такому не могли. Впрочем, и я тоже. Я сидел и слушал, затаив дыхание.
— Сказать не могу ничего, — добавил Ожерелье. — Пока.
