Альянсы (ЛП) - Кук Тонья (версия книг TXT) 📗
Люди бросили хлеб в золу, забрав с собой противень. Хлеб был недопеченный, черный от сажи, но он никогда в своей жизни не пробовал ничего столь восхитительного. Он прикончил каждый покрытый пеплом кусочек.
В хижине он нашел недоеденную дичь и два засохших яблока. Обглодав птичьи кости и съев целиком яблоки, он поискал одежду. Куча тряпья в углу оказалась рясой. Она была тяжелой, сделанной из грубой коричневой ткани и обтрепанной по краям, но он быстро натянул ее. Сшитая для человека, она легко укрыла его более хрупкую фигуру от шеи до пят. Он подвернул свисавшие края, чтобы мог идти, не спотыкаясь, и крепко затянул кушак. Широкий капюшон одеяния был даром богов, но он добавил к своей маскировке старый мешок из-под муки. С двумя рваными отверстиями, чтобы он мог видеть сквозь него, мешок стал прекрасной маской.
Несмотря на усталость, он быстро покинул поляну. Дровосеки могли вернуться, могли привести солдат.
Он шел вдоль неширокого ручья, пока вода внезапно не исчезла. Еще несколько метров, и он вышел к краю оврага. Спускаясь, он обнаружил пещеру, где-то четырех метров в глубину и двух с половиной в высоту. Вода стекала с потолка, образовывала на полу лужу и вытекала через отверстие, продолжая свой путь.
Сердце заколотилось, он свернулся в самом темном уголке пещеры. Кустарная маска наполняла его голову сухим ароматом старой муки. Это, а так же непривычная тяжесть еды, которую он так быстро поглотил, заставили его желудок взбунтоваться. Он подполз к краю небольшой пещеры, и его начало рвать.
Когда его желудок опустел, и тяжесть пропала, он уполз к другому краю пещеры и лег на спину, уставившись в темноту.
Птицы облепили на него, не опасаясь, что садятся на живое существо. Отряды лесных муравьев, черных, как полированный гагат, маршировали через двойные холмы его ступней. А он по-прежнему не шевелился, лишь вспоминал.
Голод снова вынудил его к отчаянным мерам, и он копался в горе мусора на краю деревни людей, когда показались две женщины. При их приближении он едва не пустился в бегство в предрассветный лес, но они не обращали внимания на фигуру в лохмотьях с капюшоном, сидящую на корточках рядом с мусором. Они продолжили свой путь и не прервали разговор.
«Они купили еще одного?» — недоверчиво спросила одна.
Другая женщина энергично кивнула. «Имэльен с мужем купили еще одного раба, эльфа, который в самом деле находился в Квалиносте, когда тот был уничтожен! Он может читать и писать, так что они приставили его вести учет в таверне. Однажды он бежал, так что Брэнду пришлось подрезать ему поджилки…»
Две женщины покинули зону слышимости. Долгое время он не мог шевелиться, застывший от ужаса повседневности и безразличия, облаченного в эти несколько фраз.
Он заставил себя подойти к бродячему торговцу-гному и спросить о Квалиносте. От лаконичного перечисления гномом городских разрушений у него перехватило дыхание. Услышав это от кого-то другого, он бы не поверил, но гномы никогда не преувеличивали. Квалиноста больше не было.
Ему нужно было собственными глазами увидеть судьбу своего города. Так он и поступил. С вершины холма в миле от Квалиноста, он глядел вниз на то место, где когда-то был его дом, и словно в кривом зеркале видел в его увечьях отражение своих собственных. Башни, богатые дома, живая зелень — все исчезло. Были потеряны бессчетные эльфийские жизни, уничтоженные в самый момент освобождения. Квалиност был свободен, лишь чтобы встретить свою судьбу. То, что осталось, было затоплено грязным озером, с гниющим трупом драконицы в его сердце, точно отравленным клинком в осевшей могиле.
Освещение под деревьями слегка изменилось, когда другой день шел к концу, и солнце начало клониться к западу. Жирная цикада с жужжанием спустилась к пустой тропе, покачиваясь из стороны в сторону на неустойчивых крыльях. Обессиленная, она приземлилась у его левой ноги. Насекомое было огромным, в два раза крупнее большого пальца эльфа, с влажными прозрачными крыльями, неуклюже сложенными на спине. Оно проползло по сухому мху, непреклонно направляясь к его ноге. Когда цикада оказалась в паре сантиметров, эльф пошевелился. Он поднял ногу и держал ее неподвижной, как камень, ожидая, пока пухлое насекомое заползет под нее.
«Нет!»
Слева от него стоял старик, опираясь на высокий терновый посох. На нем были остатки облачения священника — ряса, кушак и палантин, весь потемневший от возраста и небрежности. Его короткие седые волосы торчали во все стороны. Он указывал толстым пальцем на занесенную, чтобы раздавить цикаду, ногу, и повторил: «Нет!»
Не поворачивая головы в маске, эльф произнес «А почему нет?» голосом, сухим, как покрывавший его мусор. — «Все равно она умирает».
«Не тебе забирать ее жизнь».
Старик медленно, опираясь на посох, подошел: «Эта цикада семнадцать лет спала под землей. Она лишь несколько дней как проснулась, но за это время нашла самку, одолела соперников и спарилась. Завершив свое предназначение, она может лишь умереть».
«Тогда почему не убить ее? Теперь ее дальнейшее существование бессмысленно». — Цикада как раз заползла в отпечатавшийся во мху след ноги. Ступня все еще нависала над ней.
«Остановись! Каждый поступок имеет последствия. Можешь ты знать, что произойдет, если ты убьешь без причины?»
Он помедлил, а потом опустил ногу позади ползущего насекомого.
«Еще одна бессмысленная жизнь спасена».
Громко кряхтя от усилия, старик присел на сланцевый выступ. «Не существует бессмысленных жизней. Каждая — дар богов», — произнес он, улыбаясь.
«Ты говоришь как жрец».
Старик наклонил голову, признавая это. Он достал из-под рясы кожаный бурдюк с водой и предложил его. Не получив ответа, он освежился сам.
«Ты здесь давно. Чего-то ждешь?»
Эльф и в самом деле кое-чего ждал, того же самого, что вскоре ждало обессиленную цикаду. Отсутствие ответа не обескуражило жреца. Старик сделал еще один глоток и задал другой вопрос.
«Куда ведет эта дорога?»
«Никуда».
Капля красного вина повисла в уголке рта жреца: «Я думал, она ведет в Квалиност».
Впервые гранитный фасад эльфа дал трещину. Он вздрогнул, как от удара: «Квалиноста нет! Не осталось ничего, кроме зловонного озера смерти!»
«Так лишь выглядит».
Эльф рассмеялся — болезненный, царапающий горло звук. Да, так это выглядело, зрелище, которое сердце обращало в камень и сжимало желудок от отчаяния.
Он прогнал эти мысли и попытался снова вернуться к бесчувственной неподвижности, но его внимание привлекла цикада у ноги. Ее обнаружили муравьи. Они окружили больное чудище, ощупывая его своими антеннами. Оно игнорировало их, продолжая с трудом двигаться вперед. Удовлетворенные отсутствием враждебности со стороны цикады, муравьи ухватили более крупное насекомое за ноги, и каждый принялся тянуть его в свою сторону. Результат был патовым; цикада дергалась на месте, неспособная двинуться ни взад, ни вперед. Так продолжалось недолго. Организовавшись, муравьи облепили все еще живую цикаду и принялись расчленять ее. Они отделили крылья, по одному за раз, передавая их товарищам, которые бросили их в мусор в стороне от тропы, а затем принялись за свою добычу, отгрызая ей ноги и разгрызая ее мягкое брюшко.
«Вот и вся жалость», — усмехнулся он.
«Ты извлек неверный урок. Раздавленная ногой, цикада была бы потеряна. А таким способом, она будет много дней кормить муравьев».
Голос жреца изменился. Доброжелательная отеческая беспристрастность исчезла. Столь другим был тон старика, что эльф, наконец, повернулся и вгляделся в него. На его голове был венок из листьев. Что-то коричневое повисло спереди его зеленой ото мха рясы. Оно напоминало кожаные сумки — пока не начало двигаться.
«Обрати внимание на муравьев, а не на одинокую цикаду», — тем же поучительным тоном продолжал жрец. — «Они крошечные, но их много. Птицы и пауки во множестве поедают их, но их колония выживает. Работая вместе ради общей цели, они одолевают намного более крупных врагов. Лишь теряя сплоченность, когда каждый тянет на себя, они терпят поражение».
