Ожидающий на Перекрестках - Олди Генри Лайон (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Пророк потерял нить проповеди, судорожно огляделся вокруг в поисках опоры, поддержки, кадык на его шее заходил вверх-вниз, колебля жировые отложения; и смех усилился, выводя слушателей из-под обаяния умело-ритмичной речи.
Жарко. Очень жарко. Я протянул руку к корзине стоявшей рядом торговки и вынул оттуда связку молодого зеленого чеснока.
По три рринги за пучок.
Отделив один стебель с белой луковицей на конце – пророк, как завороженный, следил за моими ровными, неторопливыми движениями – я сунул чеснок в рот и принялся сосредоточенно жевать, пуская липкие слюни и продолжая неотрывно смотреть на наливающегося дурной кровью пророка.
Это оказалось последней каплей. Несчастный пророк вздрогнул, втянул ноздрями воздух, задохнулся, лицо его сморщилось и приобрело синюшный оттенок…
Обмотанная горячим тряпьем дубина полуденного солнца неслышно опустилась на мокрый затылок. Неслышно и невидимо.
В тот момент, когда моего подопечного хватил удар, я выбросил вперед руку – не ту, в которой был чеснок, а другую, пустую – и заорал что есть мочи:
– Эрлик! Вижу! О, Зеница Мрака! О-о-о-о…
На последнем "о" я резко шагнул назад и принялся выбираться из вопящей толпы. Здесь мне больше нечего было делать. Бог смерти Эрлик покарал болтливого оратора. Покарал добротно и публично. Половина народу наверняка видела черную тень владыки небытия с жезлом в деснице, а вторая половина постарается не отстать от первой.
Можно было бы задержаться ненадолго, но я не люблю лишних эффектов.
Уходя с площади, я чуть не сбил с ног низенького, толстенького человечка в засаленном полукафтане. Глазки толстячка были блаженно прикрыты, пухлые пальцы сцеплены на округлом животике, и возбужденный гул толпы, казалось, обтекал всю его уютную, домашнюю фигурку.
Ему было хорошо.
…Уже в Доме я неожиданно подумал: "А почему Предстоятель Трайгрин обратился через Лайну ко мне? Почему не к своей зубастой карге? Дело-то пустяковое…"
Ответа я не знал. Тем более, что счастливый лавочник, чуть не уснувший посреди бушующей площади Хрогди-Йель, и был Трайгрин.
Предстоятель Эрлика, Зеницы Мрака.
Один из живущих в Доме, Доме-на-Перекрестке.
Хлеб был теплым. От него шел густой запах детства и ржаного поля. Я отломил чуть подгоревшую горбушку с трещинкой посередине – и резкий негодующий крик заставил меня обернуться к распахнутому окну.
На подоконнике сидел Роа. Он всегда улетал, когда хотел, и возвращался в самое неподходящее время. Роа терпеть не мог, когда кто-нибудь ел в его присутствии, воспринимая это как личное оскорбление.
Мне он иногда делал послабление.
– Ты же не ешь хлеба, – укоризненно сказал я. – А мясо у меня кончилось. Так что – извини, приятель…
Роа сунул клюв под крыло и принялся ожесточенно чесаться, игнорируя мои нравоучения. Всякий посторонний зритель пренебрежительно отнесся бы к птице на подоконнике, похожей на крупного отощавшего голубя, но мощные кривые когти, вцепившиеся в мореное дерево, портили невинность первого впечатления. А когда Роа соизволил перестать чесаться, то на его кроткой головке обнаружился загнутый клюв более чем солидных размеров.
Роа был алийский беркут. Они все маленькие, отчего, впрочем, окружающим ничуть не легче. И даже наоборот. Если вы способны представить себе комок тугой ярости и дурных манер, весьма неплохо оснащенный для проявления как первого, так и второго – это будет примерно треть того, что представлял из себя Роа. Или четверть.
Роа – это было все, что осталось у меня от той, забытой жизни, которая чем дальше, тем больше расплывалась, тонула в тумане нереальности. Просто беркут однажды сидел на плече у самонадеянного шута тридцати шести лет от роду, который всерьез поверил, что он – Магистр Сарт, глава тайного клана Мастеров, и тому подобное; и поэтому вправе произнести слова, те Слова, что и в мыслях-то повторять опасно.
Ах, до чего же все оказалось просто! Простой водоворот Вселенной, впавшей в помешательство, простой кратер прорвавшегося вулкана Времени, плавящий боль, крик, изнеможение… и простой пейзаж с простой дорогой и простыми холмами вдоль обочины.
Я пошел по этой дороге, еще не задумываясь, где я и зачем я, а возмущенный Роа по-прежнему сидел на моем плече, хлопая крыльями и ероша сизые с проседью перья.
К вечеру нас остановила кучка оборванцев, считающих себя разбойниками. Я вскинул руки к фиолетовому небу и стал говорить. Еще вчера половины сказанного с лихвой хватило бы, чтобы стереть с лица земли армию. Но вокруг все было просто.
До смешного просто.
– Чернокнижник, – презрительно усмехнулся плечистый главарь, и меня избили. Роа разодрал одному из шайки все лицо и затем взволнованно кружил над нами, а я мычал под ударами и не знал, что означает слово "чернокнижник", и ничего не мог поделать, когда они неумело тыкали в беркута самодельными копьями.
Разбойников спугнул купеческий караван с большей стражей, чем им хотелось бы. Меня подобрали, обмыли раны вином и за золотой кулон, оставшийся незамеченным под одеждой, довезли до города.
А потом был базар – наверное, базары одинаковы во всех мирах – нелепая гордость, ссора, позор и Дом, Дом-на-Перекрестке.
И упрямый Роа, неизменно возвращавшийся на мое плечо. А я к тому времени успел выяснить, что "чернокнижник" – это немножко шарлатан, немножко бездельник и немножко фокусник, с легким, почти незаметным налетом мистики.
В общем, это я.
При Предстоятелях подобному сословию нечего было даже надеяться на уважение. Это были люди без будущего.
Здешний мир – очень простой мир. Живущие в нем люди этого не знали, но инстинктивно догадывались. Тут все было естественно – от бурчания в желудке до похода в храм.
И чтобы догадки людей не переросли в уверенность, требовались Мифотворцы. Они были нужны. И я вскоре тоже стал нужен. Кроме того, у меня обнаружился талант.
– Хороший день, Сарт, – звякнули колокольчики у меня за спиной. Роа встрепенулся, переступив с ноги на ногу и гортанно вскрикнув, но не улетел. Он плохо переносил присутствие Лайны.
Я понял, что день, хороший или какой он там был, закончился. И сейчас вечер. Об этом говорило появление Лайны-Предстоящей.
– Тихо, Роа, тихо… Все в порядке.
– Он не любит меня.
Это прозвучало, как утверждение.
– Роа никого не любит, – ответил я, поворачиваясь и сдерживая сердцебиение при виде золотисто-коричневого пеньюара и его прелестного содержимого. (Ирония не помогла, и я говорил медленно и нарочито спокойно.) – Алийцы горды и самолюбивы. Это свойственно всем малорослым…
Я хотел добавить "бойцам", но сдержался. Я в общем-то тоже невысок. А из меня боец, как…
– Роа никого не любит, – повторил я, и, словно в подтверждение, вновь прозвучал хриплый крик моего беркута.
– Кроме тебя?
– Кроме меня.
Лайна прошлась по комнате. Просторное, воздушно-легкое одеяние искрилось при каждом шаге, движении, жесте; сумерки незаметно вошли в комнату и обволокли силуэт Предстоящей, даже Роа притих и нахохлился, поглядывая то на Лайну, то на меня.
Я купался в сиреневой прохладе вечера, обещавшего покой и ласку тихой, умиротворенной ночи с призрачными блестками южных звезд; сознание растворялось в шорохе невидимого моря, в лепете беззаботных волн, и хотелось броситься вперед, упасть, окунуться с головой, подняв над собой радугу брызг до самого заката…
Но, как заноза, как цепь на поясе, как недремлющая зубная боль – солнце площади Хрогди-Йель, и я, мы оба, я и солнце, убившие ненужного человека во имя древнего мифа, и где-то далеко, на задворках, на окраине мозга – крик Роа.
Предостерегающий крик молчащего беркута.
Поэтому я постарался воздержаться от комментариев. А без комментариев наша беседа выглядела примерно так:
– Трайгрин доволен тобой, Сарт.
– Я знаю.
