Туннели - Гордон Родерик (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Наконец ступеньки кончились, и Терри шагнул на выложенный плитами пол. Оглядевшись, он увидел на стенах множество тусклых металлических труб, изгибавшихся в разные стороны, будто подвыпивший церковный орган. Пробежав взглядом вдоль одной из них, Терри обнаружил, что она кончается отверстием, напоминающим вентиляционное. Но гораздо больше его заинтересовала дверь с небольшим окошком, через которое проникал свет. Терри предположил, что колодец относится к метрополитену, тем более что из-за стен доносился глухой гул механизмов, тянуло холодом.
Он медленно подошел к двери и прильнул к окошку с толстым стеклом, испещренным царапинами. Терри не поверил своим глазам: он увидел картину, напоминавшую старый черно-белый фильм на зернистой пленке. Там была улица, освещенная загадочными мерцающими сферами, в которых лениво шевелились языки пламени. По улице ходили люди. Страшные люди. Бледные худые призраки в старинных одеждах.
Терри никогда не был религиозным человеком и в церковь ходил только на венчание и отпевание знакомых, но тут задумался: а не заглянул ли он ненароком в какой-нибудь уголок ада или старомодный парк в чистилище? Отшатнувшись от окошка, он перекрестился, сбивчиво бормоча молитвы, в панике взбежал вверх по лестнице и завалил дверь всем, что попалось под руку, чтобы демоны не выбрались наружу.
Терри промчался через пустую стройплощадку, запер за собой ворота и кинулся к своей машине. Шок понемногу прошел, и он задумался о том, что завтра сказать бригадиру, но мыслями снова и снова возвращался к загадочной картине, которую видел собственными глазами.
Терри не мог не рассказать дома о своем открытии — ему нужно было с кем-то поделиться. Но жена Эгги и два сына-подростка решили, что он просто набрался после работы, и до конца ужина хохотали над ним. На каждое его слово они отвечали взрывом смеха или жестами показывали, будто пьют из бутылки, и он замолкал. Но оставить эту тему Терри никак не мог, и в конце концов Эгги прикрикнула на него, чтобы он перестал болтать про адских чудовищ с белыми волосами и про огненные шары и не мешал ей смотреть вечерний сериал.
И вот Терри стоял в ванной, чистил зубы и раздумывал, существует ли ад, как вдруг его жена закричала. Обычно Эгги начинала так орать, когда видела мышь или паука, случайно оказавшегося в ванной. Но на этот раз ее крик оборвался, не перейдя в полноценный вопль ужаса.
Тревога! Нервы Терри как будто наэлектризовались, он бросился было в комнату, но тут свет погас и мир перевернулся. Его схватили за ноги и повесили вниз головой. Руки и ноги прижала к телу неведомая сила, которой было бесполезно сопротивляться. Потом его замотали какой-то плотной тканью, подняли и понесли, будто свернутый ковер.
Закричать Терри не мог — его рот залепляла ткань, через которую и дышать-то было непросто. В какой-то момент ему почудился голос одного из сыновей, но звук был такой невнятный, что он не был уверен. Терри Уоткинс никогда в жизни так не боялся за свою семью и за себя. И никогда не был так беспомощен.
Глава 3
Хайфилдский музей представлял собой склад ненужных вещей, по чистой случайности избежавших свалки. Он располагался в бывшем здании ратуши, которое оборудовали под музей, расставив тут и там витрины, такие же старые, как помещенные в них экспонаты.
Доктор Берроуз устроился в столетнем стоматологическом кресле, чтобы перекусить бутербродами, по своему обыкновению приспособив под стол витрину с зубными щетками начала двадцатого века. Он развернул «Таймс» и принялся жевать размякший бутерброд с салями и майонезом, не обращая внимания на пыльные туалетные принадлежности в витрине, которые местные жители пожертвовали музею вместо того, чтобы выбросить.
Из подобных предметов и состояла экспозиция главного зала, где сидел сейчас доктор Берроуз. В углу под табличкой «Бабушкина кухня» красовались ряды уродливых венчиков, ножей для чистки яблок и чайных ситечек. Два ржавых катка для белья, сохранившихся с викторианской эпохи, стояли на почетном месте перед сломанной «Безотказной Электрической Стиральной Машиной» пятидесятых годов, с которой сыпались хлопья ржавчины.
«Стена часов» поражала своей непримечательностью. Правда, здесь был один любопытный экспонат — викторианские часы-картина со стеклянным циферблатом, на котором был изображен крестьянин с лошадью в поле. К несчастью, стекло треснуло, и кусочек с лошадиной головой отвалился и потерялся. Вокруг этого шедевра висели механические и электронные часы сороковых и пятидесятых годов. Они не работали — у доктора Берроуза все как-то не доходили руки заняться починкой.
Хайфилд, один из самых маленьких районов Лондона, мог похвастаться богатым прошлым: поселение на этом месте было основано еще римлянами, а в новое время промышленная революция обеспечила городку процветание. Однако в музее почти не были представлены свидетельства тех славных времен. Современный Хайфилд состоял из домишек с дешевыми квартирами для сдачи внаем (по две на первом и на втором этаже) да невыразительных магазинов, которым не нашлось места в более престижных районах.
Доктор Берроуз, заведующий музеем, был по совместительству единственным смотрителем — только по субботам на охрану выходил отряд местных пенсионеров. Доктор не расставался с коричневым кожаным портфелем, полным газет, недочитанных учебников и исторических романов, поскольку весь его рабочий день проходил за чтением. Изредка он дремал, а еще реже тайком курил трубку в «книгохранилище», забитом коробками с открытками и семейными портретами, которые никогда не будут выставлены в музее, потому что их негде разместить.
Устроившись среди пыльных экспонатов и витрин красного дерева, доктор жадно читал целыми днями. Мрачную атмосферу музея немного оживляло всегда включенное радио — старенький, но рабочий «трынзистер», подаренный каким-то местным меценатом. Не считая школьников, которых пару раз в год приводили на экскурсии в плохую погоду, в музее почти не бывало посетителей, и уж точно никто не горел желанием прийти сюда второй раз.
Как это часто случается, доктор Берроуз, устроившись на временную работу, сам не заметил, как она стала постоянной. Его научной карьере можно было позавидовать: ученая степень по истории, потом по археологии, достаточно быстро он стал доктором. Но подходящих вакансий в лондонских университетах не попадалось, а после рождения сына доктор Берроуз понял, что ему нужна работа, причем срочно. Он увидел в «Хайфилдском горне» объявление музея и отправил свое резюме. Его взяли на должность заведующего, однако доктор, соглашаясь, не преминул отметить, что в ближайшем будущем планирует перейти на более достойное место. Но, как и многие другие в подобном положении, доктор слишком быстро привык к стабильному доходу — незаметно пролетело двенадцать лет, и думать о переменах было уже ни к чему.
И вот автор диссертации по греческим артефактам, облаченный в темный твидовый пиджак с профессорскими заплатами на локтях, был вынужден день за днем смотреть, как потрепанные и невыносимо скучные экспонаты покрываются пылью, с горечью сознавая, что разделяет их судьбу.
Доев бутерброд, доктор Берроуз скомкал листок вощеной бумаги, в который он был завернут, и бодро запустил его в сторону экспозиции «Кухня», целясь в оранжевое пластмассовое мусорное ведро шестидесятых годов. Он не попал — комок отскочил от края ведра и упал на паркет. Доктор разочарованно вздохнул и принялся рыться в портфеле, где у него была припрятана шоколадка. Обычно он берег ее до второй половины дня, но сегодня ему было так тоскливо, что не хотелось отказывать себе в сладком. Доктор разорвал обертку и откусил большой кусок.
Тут звякнул колокольчик над входной дверью, и по паркету застучали костыли Оскара Эмберса. Восьмидесятилетний актер, вышедший на пенсию, привязался к музею, пожертвовал несколько своих фотопортретов с автографами и даже время от времени дежурил здесь по субботам.
Видя неуклонно надвигающегося старика, доктор Берроуз попытался быстро прожевать шоколадку, но обнаружил, что откусил слишком много. Отчаянно двигая челюстями, он понимал, что пенсионер, известный своим острым языком, приближается слишком быстро. У доктора мелькнула мысль ретироваться в кабинет, но было поздно. Он остался на месте и постарался изобразить улыбку набитым ртом.
