Что-то остается - Кузнецова Ярослава (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Свинячье зелье загустело в противне, как патока. Я расстелила на столе лист пергамента, посыпала его заранее припасенной мукой. Прихватив противень подолом, вылила зелье на пергамент, выскребла остатки ножом. Получилась буро-черная смолистая лужа. Пока я отмывала противень и нож, лужа застыла. Я посыпала ее сверху мукой и уселась готовить пилюльки.
Тут как раз вернулись мои красавицы.
— Всем сидеть, руки на стол! — рявкнула с порога Леттиса, — Королевская стража с обыском!
— Сдаюсь, господа хорошие, сдаюсь, как есть со всем товаром! Обыск советую начать вон с той подушки.
Отвалив подушку, девушки обнаружили чайник.
— Взятка, взяточка, — замурлыкала Леттиса, — Так и доложим, мол, взятку предлагали. Иль, доставай кружки.
Хозяйственная Ильдир разлила чай, достала плошку с остатками меда, а из-за пазухи торжественно извлекла общипанный со одного краю каравай.
— С кухни стащила, когда мы еще к кабанчику шли, — обьяснила она.
Летта хихикнула:
— А я-то думаю, что это наша тихоня на вечерней молитве так истово губами шевелит? А она, оказывается, горбушку жует.
— Одно другому не мешает, — отвечала рассудительная Иль, ломая хлеб.
Летта забралась на нагретое чайником место и протянула ноги к жаровне.
— Мед кончается, — пожаловалась она.
— У меня сегодня встреча с Норвом, — я кивнула на недоделанные пилюльки, — Уж он на гостинчик не поскупится. Сластей всяких на месяц привезет.
Летта хмыкнула:
— Не надоел тебе еще этот альхан? Он же неграмотный. И моется редко.
— Зимой на Горячей Тропе не особенно помоешься.
— Да он и летом не злоупотребляет.
— Ты ничего не смыслишь в романтике. Скажи ей, Иль.
— Он очень смелый, — подумав, проговорила Ильдир, — Я бы любые деньги таможенникам платила, лишь бы не соваться лишний раз даже во внешний Кадакар. Особенно зимой, в снежные Грозы.
Летта фыркнула:
— А где ты, интересно, сейчас находишься? Дома, в Ингмаре?
— У нас там тоже, знаешь, не сладко, — Иль обиделась. — А снежные Грозы похлеще тутошних. От своего двора до соседнего в пургу не дойти. Занесет, оглянуться не успеешь. Весной только, Бог даст, выкопают. Если звери раньше не найдут.
— Кстати, о зверях, — вспомнила я, — Что там слышно новенького о нечисти, что в деревню повадилась?
— Ты о вампире, что ли? — Летта пожала плечами, — Ничего нового. Кайд корову забил, так только один смельчак нашелся, купил кусок. А остальное, между прочим, Этарда забрала. Так что завтра будем кушать объедки с вампирьего стола. Надеюсь, у вас нет аллергии на вампиров?
— А ведь Этарда в прошлое воскресенье прилюдно объясняла, что тварь не может быть нечистью. Все вроде утихомирились.
— Это дела не меняет. Как им утихомириться, когда у них в деревне тварь бесчинствует, а к нам в монастырь ни разу не заявилась? Боится святого места. Так Кайд толкует, мол, морок от святости бежит, прямиком к бедным поселянам в закут.
— Ишь, как складно, — я посмотрела на Ильдир, а та вдруг всплеснула руками.
— Эва! А что же в самом деле, тварь-то в Бессмараг носа не кажет? Может, и правда — святое место?
— Ну, Иль, не ожидала от тебя, — Летта укоризненно взглянула на подругу, — Подумай, чем отличается деревня от монастыря? Кроме святости, конечно.
— Стеной? — Ильдир пожала плечами, — Но тварь-то летучая, стена ей — тьфу…
Летта прищурилась на меня.
— А каково мнение золотой молодежи города Генета, Оплота Истинной Веры?
Я поморгала.
— В монастыре скотины мало. Лошадка, пара коз, боровок этот наш… Может, они невкусные? На них ведь опыты ставят…
Леттиса приоткрыла рот и постучала себя по темечку. Звон пошел, как от пустого горшка.
— Сдаемся, — вздохнула я.
— Тогда налей мне еще чаю. Головастые у меня подруги — страсть! С кем угодно поспорю, что тварь добиралась только до той скотины, что стояла в крытых соломой хлевах. А наш хлев чем покрыт?
— Тесом, — кивнула Ильдир, — Точно. Гнилую солому раскопать — раз плюнуть, а тес поди отдери.
А ведь верно, подумала я. Слабовата тварь крыши разбирать. Оголодала, что ли, совсем? Бедная тварочка. И зла от нее меньше, чем от лисы или хорька, если хорошенько поразмыслить. Ни одна из жертв ее не сдохла, не сбесилась, ничем не заболела. А селяне — что с них возьмешь — люди темные, сами на себя страху нагнали. Кайд корову зарезал — зачем? Легче ему теперь без коровы? Сам себе навредил, а виноват нечистый.
Но какой-то внутренний голосок шептал тихонько: а если все-таки что-то есть такое? Болезнь какая-нибудь таинственная от вампирских укусов? Действует ведь вампирий яд, засыпает скотина. Правда, через полчетверти просыпается, но кто поручится, что через день, два, неделю, месяц, наконец… Ага, скотина отрастит клыки и присосется вожделенно к хозяйской вые.
Я фыркнула в кружку.
— Чего ты? — удивилась Иль.
— Хватит чаи гонять. Сегодня Норв придет, а товар не готов. Садитесь помогать.
Девушки подволокли табуреты и расселись вокруг стола. Засыпанная мукой смолистая лужа почти застыла, и нож постоянно увязал. Некоторое время мы молчали, потом Летта пробормотала задумчиво:
— Приманить бы ее как-нибудь… Может, Белянку вывести на ночь во двор? Тварь увидит и спустится.
— Так тебе Тита и позволит, — буркнула Иль.
Летта не сдавалась.
— Ну, попросим ее дверь в хлев приоткрыть.
— Ага, все выстудишь, скотина простынет. Что тебе эта тварь далась?
— Интересно! Тебе разве не интересно? — Иль пожала плечами, — А тебе, Альса?
— Спрашиваешь! Я уже третий год здесь живу, а ни одной особенной кадакарской зверюги не видывала. Даже завалящего снежного кота.
— Экая редкость, — отмахнулась Иль, — Встречала я раз зверюшку эту в Ингмаре. Обыкновенная кошка. Белая. Большая.
— Очень большая, — поправила Леттиса, — И с вот такущими клыками. И невероятно хитрая.
— Вот и та тварь тоже. Тоже хитрая. И клыки у нее не меньше дюйма. Я следы измеряла, от укуса.
— Рано или поздно ее кто-нибудь подстрелит. Тогда поглядим.
— Ага, пытались уже. Она засаду словно чует — за милю облетает. Хитрющая, говорю, невероятно.
— Ты лепи пилюльки-то, лепи, руками не размахивай. И помельче делай, это тебе не конфеты.
Девушки споро катали по муке черненькие горошины. Коробочка наполнялась.
Я выкинула из головы непонятную кровососущую тварь. Впереди меня ожидало кое-что поприятней, а именно — свидание с Норвом.
Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник
Дана, Эрбова дочка, поставила передо мной третью кружку пива с арваранским. Добавляет Эрб арваранское в пиво. Мужикам деревенским нравится, а женам их — нет.
— На здоровьице.
Я, как заведено, хлопнул ее по ядреному заду:
— Благодарствую.
Сычу-охотнику полагалось уже изрядно набраться — для меня Эрб доливает кружку арваранским на треть. Я у него считаюсь «своим», поскольку знаю о его делишках и даже сам покупаю чистую «арварановку», как они здесь ее зовут. На арвараньих, сталбыть, хвостах.
А что, Сыч-охотник — бобыль, ругаться приходить из-за него некому — Эрб может быть спокоен.
Вот эту кружку долакаю и — на боковую. «Не переться ж в ночи в Долгощелье. Оставайся у нас, Сыч.» Знаю, в чем дело, дорогуша Эрб. Знаю. Данка твоя — девка сурьезная. Денег у тебя на троих хватит, ежели брать в расчет делишки твои темные с контрабандистами. А Сыч вам с Данкой глянулся — не пойми чем, да только глянулся, и все тут.
Когда-то, тысячу лет назад, Эгвер говорил: «От женщины, во имя ее и ради нее многое творится в мире. И хорошее, и дурное, но дурного — больше». Наверное, он прав. Ведь даже То Самое в конечном счете случилось из-за женщины. Взбалмошной сероглазой девицы, имени которой я сейчас и не вспомню… Ладно, прекрати. Лероя ее звали. Лероя Таунор. И что тебе с этого?
Глянул в угол, где уже постелили на лавке. Дана расстаралась. Заботится. Ну-ну.
Эх, было б сетей штук семь… Лучше — десять. Тогда бы тварь ента уж точно попалась. Куды б ей было деваться… А так — остается уповать на богов да на Великий Случай. Ну, то есть, того — на Единого Милосердного.
