Мир Диорисса. Дилогия (СИ) - Григорьева Наталья Сергеевна (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Я покачала головой и указала на кусты в стороне от пригорка, у подножия которого мы сидели.
- Я в тех кустах спрячусь, вон там. Тут не буду сидеть, страшно мне почему-то. И открытое место.
- Ладно, сиди, я скоро.
Велька потихоньку, медленными и неслышными шагами, как нас с ним учил когда-то один из старых охотников деревни, стал пробираться к опушке леса. Я перебралась в противоположную сторону и скрылась в кустах орешника. Еще рано было и орехи висели зелеными гроздьями, недоспев. "Потом придти сюда, набрать надо на зиму. Вкусные", - мельком подумалось мне. Я опустилась на землю и замерла, настороженно прислушиваясь, в самой чаще орешника.
Вельки уже не было видно, он скрылся за деревьями. Минуты текли одна за другой, стояла тишина. И только запах гари чувствовался все сильней. А потом раздался резкий вскрик. Громкий и пронзительный. И так же внезапно оборвался. И опять наступила тишина. Я вскинулась было бежать на звук, но в голове снова мысли: "Нельзя! Ляг на землю и притворись, что тебя здесь нет. Выжидай". Я послушно приникла к земле и вжалась в нее изо всех сил. "А корзинка с грибами у поваленного дерева осталась", - отстраненно подумала я, - "Теперь пропадет".
На пригорке, там, где несколько минут назад, скрылся Велька, захрустели ветки. Через кусты на прогалину вывалилось что-то огромное. Такое огромное, что я даже глаза зажмурила со страху. Михась, которого мы считали самым высоким человеком в деревне, этому незнакомцу был бы ниже плеча. В руках огромный топор, зелено-оливковая кожа, огромные клыки, лысина с непонятным черным рисунком. Я приоткрыла глаза и, заткнув кулаком рот, в ужасе следила за незнакомцем. Одетый в какие-то рваные шкуры, за спиной еще пара мечей, на боку кинжал, незнакомец стоял и... принюхивался.
Я была готова поспорить, что он нюхал воздух. Посмотрев по сторонам, громила спустился по склону пригорка и подошел к поваленному дереву. Нагнулся, двумя пальцами поднял забытую корзину с грибами и на незнакомом языке что-то гортанно крикнул. Спустя мгновение сквозь поломанный кустарник, проломились еще два таких же громилы и, спустившись к нему, склонились над грибной корзинкой и стали так же гортанно переговариваться.
У этих двоих были точно такие же топоры, как и у первого. Вот только у одного на голове в центре лысины были скручены какие-то мелкие черные косички, а у второго с топора капала кровь. А в руках он держал... Велькину голову.
Я тихо всхлипнула и ушла в милосердную темноту...
Глава 2.
Житейские истины переживаются,
а не преподаются.
Жизнь нужно жить.
(Али Апшерони)
Эль.
Над головой пела пичужка. Щебетала о чем-то своем, беззаботно прыгая с ветки на ветку. Я открыла глаза и замерла. Что-то было не так. Над головой вместо аккуратного потолка нависали какие-то ветки. Перепутались, переплелись, и сквозь них на лицо падают последние лучи уходящего за гору солнца. Ничего не понимаю. Осторожно приподнялась и села на уже остывшую землю. В лесу стояла полная тишина. А в голове была пустота. Ничего не помню, что же такое-то, а? Задом осторожно выбралась их перепутавшихся веток и встала в полный рост.
Пичужка перелетела на соседнее дерево и приветливо зачирикала. Я огляделась по сторонам. Ага, я возле деревни, на пригорке. Сейчас дойду до опушки и буду дома. Судя потому что уже вечер, меня наверно мамка с отцом обыскались уже. Ох, и будет же мне сейчас. Драться-то конечно не будут, и ругать тоже. Вот только мамка вздыхать будет весь вечер, а отец головой покачает и скажет: "ну доча, я думал ты взрослая у меня, а ты пацанка еще несмышленая". Обидно-то как будет.
Я, поди, не ребенок уже, пятнадцатый год пошел уже. Еще через год и сватов может, зашлют. Мне уже и сейчас невеститься пора, в четырнадцать лет самые свадьбы играть. Но батька мой решил еще с годок подождать, до пятнадцати, чтоб подросла немножко. А мне то и обидно немного, мои подружки самые лучшие уже обе замуж выскочили. А Велька, мой жених нареченный, тоже подрастет, наши родители уж и сговорились, за него я замуж пойду. А пока я по дому хлопочу да учусь грамоте понемножку. Батька мой староста в нашей деревне, Березовых дровниках, уважают его. Вот и говорит он мне, чтоб я тоже грамоте училась, грамотных сейчас все уважают, и обдурить никто никогда не сможет.
За этими размышлениями я поднялась на пригорок и подошла к поваленному дереву, на котором мы всегда с Велькой отдыхали, возвращаясь из леса. Хоть пяток минут, да наши.
Странно. Возле ствола корзинка валяется на земле. Моя. Грибы рядом подавлены. Кто ж так ножищами то потоптался. Вот, в голове, глядя на грибы, всплыло воспоминание, мы с Велькой бегали за грибами. А почему они подавлены и его нет? А я в кустах проснулась. Руками потерла лицо. Ничего не помню. Ладно, подберу корзинку и пойду. Чем дольше тут сидеть, тем стыднее будет мне дома перед родными.
Пахло дымом. Костер, наверное, у воды развели. После покоса, вечерами, на берегу речки Березовки, костер всегда палят. И парни с девчатами хороводы вокруг водят, песни поют. Благодать. Сейчас может тоже получится выбраться и потанцевать с ними. Голос у меня звонкий высокий, как песни запою - сердце радуется. И танцевать люблю.
Вот и опушка леса. Прошла мимо последних деревьев и вышла на околицу деревни. А ее нет...
Сама не заметила, как на коленях оказалась. Корзинка выпала из враз ослабевших рук и откатилась в сторону. Очнулась только от звука постороннего. И потом поняла, это я на коленях стою и вою как волчица, страшно и с надрывом. И качаюсь из стороны в сторону. Потому что вижу перед своими глазами то, что никак быть не может. Сон страшный. Избы горят как огромные костры, запаленные на Кветневу ночь, от иных уже и пепелища одни остались.
Кое-как поднялась на ноги и заставила себя войти в догорающую деревню. Голос, который сдерживал меня, сейчас молчал, значит, опасности больше нет. Да я и сама это чуяла. Спокойно все. Вот только люди на дороге в пыли порубленные валяются, как сломанные куклы.
А на плетень, отделяющий главную улицу нашей деревни от опушки леса, насажены головы человеческие. И ведь знаю я их всех, до одного. Михась, главный богатырь нашей деревни. Велемир, лучший кузнец, к которому приезжали изо всех окрестных сел лошадей ковать перед ярмаркой да полевыми работами. Никон, который охотником был знатным. И отец мой. И Велька. Я упала на колени перед плетнем и, давясь слезами, гладила залитые кровью щеки. Голоса выть уже не было, только хрип вырывался.
Сколько я так отстояла, не знаю, только темно уже стало. И я рухнула на бок там же, под плетень, прижимая колени к груди, и ежась от ледяного ветра. Не было сил и желания идти, потому что я понимала - нет здесь никого живых кроме меня. Да и меня бы не было, коли не голос этот странный, что в моей голове звучал и направлял куда следует.
На следующее утро разбудили меня капли воды, падающие с серого сумрачного неба на мое лицо. Даже небо и то оплакивало мою потерю. Я поняла, что жива еще, не ушла следом за родными.
Огляделась. Дождь погасил уже прогоревшие и теперь слегка дымящиеся развалины. Ни звука, ни стона, ни крика. Полная тишина. "Голос отзовись", позвала я и сама засмеялась над своими мыслями. Что я полоумная какая, чтобы сама с собой разговаривать? Может, и тронулись мысли уже от вида такой беды, как теперь узнаешь. Но голос промолчал, и я решила, что мне вчера просто почудилось, что мои это мысли были.
А делать-то дальше что? Здесь я не останусь, В Дубовицы пойти, где ярмарка два раза в год проходит? Так кто ж меня там ждет? Такая же деревня, как и наша, лишние рты никто кормить не станет. А других вариантов то и нет, разве что в Сидон податься? Столица нашей Империи. В Дубовицах я слышала рассказы купцов, о том, какой он большой да красивый. И людей много.
