Серафина - Хартман Рейчел (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
Я ни за что не подумала бы о том, чтобы включить в программу пигеджирию — мы, гореддцы, на похоронах не танцуем. Но нельзя же было просто так стерпеть Гантардову ухмылку.
— Пигеджирия — древний и уважаемый в Порфирии танец.
Гантард фыркнул.
— «Пигеджирия» буквально переводится как «виляние задницей»! — Он бросил нервный взгляд на святых в нишах и, заметив, что некоторые из них хмурились, набожно поцеловал костяшки пальцев. — Короче, труппа его сейчас в монастыре пугает монахов.
Чувствуя, как начинает болеть голова, я отдала ему флейту.
— Верни ее хозяину. И отошли этих танцоров… только повежливей, пожалуйста.
— Вы уже уходите? — удивился Гантард. — Мы с ребятами собирались пойти в «Веселую макаку». — Он положил ладонь на мою левую руку.
Я замерла, борясь с порывом оттолкнуть его или убежать. Сделала глубокий вдох.
— Спасибо, но я не могу. — И отодрала его руку со своего предплечья, надеясь, что он не обидится.
Судя по лицу, все же обиделся. Немного.
Он был не виноват — ему-то казалось, что я нормальная, что до моей руки можно вот так спокойно дотронуться. Мне ужасно хотелось подружиться с кем-нибудь на работе, но каждый раз, словно день вслед за ночью, за желанием следовало предостережение: ни на секунду нельзя терять бдительность.
Я повернулась к клиросу, чтобы забрать свою накидку, а Гантард поспешил выполнять поручения. Тут за спиной раздался вскрик старика:
— Леди, подождите! Абдо пройти весь этот путь, только чтобы встретить вас!
Глядя прямо перед собой, я нырнула на лестницу и скрылась с его глаз.
Монахи закончили петь «Отход» и начали снова, но храм был еще наполовину полон — казалось, никто не хотел уходить. Принца Руфуса в народе любили. Я едва знала его, но, когда Виридиус представил нас, он говорил со мной ласково, блестя глазами. Видно, успел так же наблестеть половине города, судя по количеству людей, которые копошились в нефе, приглушенно переговариваясь и горестно качая головами.
Руфус был убит во время охоты, и королевская стража не нашла никаких улик, указывающих на то, кто это сделал. Отсутствие головы предполагало драконов — по крайней мере, некоторые так считали. Скорее всего, саарантраи, которые присутствовали на похоронах, очень хорошо понимали это. Осталось лишь десять дней до прибытия ардмагара и четырнадцать дней до годовщины мирного соглашения. Если принца Руфуса убил дракон, то время он выбрал на редкость неудачно. В народе из-за всего этого и так уже бродили волнения.
Я хотела было выйти через южные двери, но до них оказалось не добраться из-за каких-то строительных работ. На полу валялось нагромождение деревянных и металлических труб. Пришлось идти дальше по нефу к главному входу, следя краем глаза, чтобы из-за какой-нибудь колонны не выпрыгнул мой отец.
— Спасибо! — воскликнула пожилая фрейлина, когда я проходила мимо, и прижала руки к сердцу. — Еще никогда меня так не трогала музыка.
Я благодарно кивнула, не останавливаясь, но ее энтузиазм привлек внимание других придворных, стоявших поблизости.
— Превосходно! — услышала я.
— Безупречно!
Я скромно кивала и пыталась улыбнуться, уворачиваясь от рук, которые тянулись к моим. Пока я прокладывала себе путь в толпе, улыбка у меня на лице, по ощущениям, застыла и стала пустой, точно как у саарантраи.
Проходя мимо кучки людей в домотканых белых рубахах, пришлось на всякий случай накинуть на голову капюшон.
— Я похоронил столько народу, что и посчитать не могу — да пируют они все на Небесах, — заявил громила в натянутой на голову белой войлочной шляпе, — но ни разу не видел Небесной лестницы — до сегодняшнего дня.
— Никогда не слышал, чтоб так играли. Как-то даже не по-женски, вам не показалось?
— Может, она иностранка. — Они рассмеялись.
Я крепко обхватила себя руками и ускорила шаг; на пороге поцеловала костяшки пальцев, подняв их к Небесам, потому что так подобает делать каждому выходящему из храма, даже если этот каждый… я.
Вырвавшись на улицу, залитую тусклым дневным светом, я глубоко вдохнула чистый холодный воздух, и напряжение начало рассеиваться. Над головой ослепительно голубело зимнее небо; скорбящие, выйдя из собора, рассыпались вокруг, будто листья, гонимые кусачим ветром.
И только тут я заметила, что на ступенях храма меня ждет дракон, светясь своим самым искусным подобием настоящей человеческой улыбки. Никто в мире не смог бы умилиться этому натужному выражению лица Ормы — никто, кроме меня.
2
Как ученый, Орма имел освобождение от ношения колокольчика, поэтому почти никто не знал, что он дракон. У него, конечно, были свои причуды: он никогда не смеялся, плохо разбирался в моде, этикете и искусстве, любил трудные математические задачки и ткани, от которых не чешется кожа. Собратья-саарантраи могли распознать его по запаху, но мало кто из людей обладал достаточно хорошим обонянием, чтобы понять, что он — саар, или вообще представлял, как их племя должно пахнуть. Для остальных гореддцев он оставался просто человеком: высоким, худощавым человеком с бородой и в очках.
Борода была фальшивой — будучи еще совсем маленькой, я однажды ее сдернула. Саарантраи мужского пола не умели отращивать бороды, такая вот особенность трансформации. Другой особенностью была серебристая кровь. Орме не обязательно было носить бороду, чтобы сойти за человека. Кажется, ему просто нравилось, как он с ней выглядит.
Он махнул мне шляпой, как будто я могла его не заметить.
— По-прежнему торопишься с глиссандо, но, кажется, тебе удалось наконец освоить увулярную вибрацию, — сказал он, не озаботившись даже приветствием. Драконы никогда не понимали, зачем это нужно.
— Я тоже рада тебя видеть, — сказала я и тут же пожалела о своем сарказме, хотя он все равно его не заметил. — И рада, что тебе понравилось.
Он прищурился и склонил голову набок, как обычно, когда чувствовал, что упустил что-то важное, но никак не мог понять, что именно.
— Ты думаешь, что мне нужно было сначала поздороваться, — высказал он предположение.
Я вздохнула.
— Я думаю, что слишком устала, чтобы беспокоиться о том, достигла ли я технического совершенства.
— Именно этого я никак не могу понять, — тряхнул он на меня своей фетровой шляпой. Кажется, забыл, что ее предполагается носить на голове. — Если бы ты играла идеально — как играл бы саар — то не настолько впечатлила бы слушателей. Люди рыдали, и не потому, что ты иногда напеваешь во время игры.
— Не может быть, — сказала я пораженно.
— Интересный вышел эффект. Большую часть времени звук был гармоничный, кварты и квинты, но периодически ты срывалась в неблагозвучную септиму. Зачем?
— Я не знала, что я так делаю!
Вдруг Орма резко опустил взгляд. За подол его короткой накидки дергала маленькая попрошайка в траурной белой тунике — белой, возможно, не по факту, но по духу.
— Я притягиваю маленьких детей, — пробормотал он, стискивая шляпу в руках. — Ты не могла бы это прогнать?
— Сэр? — сказала девочка. — Это вам. — И сунула ему в руку свою маленькую ладошку.
Я уловила отблеск золота. Что за безумие, нищая подает Орме монету?
Орма уставился на свою руку.
— С этим передали какое-нибудь послание? — Его голос сорвался, и у меня по коже побежали мурашки. Ясно как день, это была эмоция. Никогда еще не слышала от него ничего подобного.
— Это и есть послание, — ответила девочка, судя по всему, заготовленной фразой.
Орма поднял голову и посмотрел вокруг, прочесывая все пространство от огромных дверей собора, вниз по ступеням, по запруженной людьми площади, к Соборному мосту, вдоль реки и обратно. Я рефлекторно проследила за его взглядом, не имея понятия, что искать. Над крышами светило клонящееся к закату солнце; на мосту собралась толпа; кричаще пышные часы Комонота на той стороне площади показывали десять дней; голые деревья на набережной покачивались от ветра. Больше ничего особенного.