Пророчество: Дитя Земли - Хэйдон Элизабет (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Элинсинос понимающе кивнула.
— Человек, который тебя сюда привел, хотел узнать, намерьенка ли ты?
— Да.
Дракониха рассмеялась.
— Ты можешь ему сказать, Прелестница. Он и сам все понял. Это очевидно.
Рапсодия почувствовала, что краснеет.
— В самом деле?
— Боюсь, что да, Прелестница. В тебе есть огонь, время и музыка. Внутренняя магия — верный признак принадлежности к намерьенам, другие люди не обладают этими свойствами. — Она внимательно посмотрела на Рапсодию, которая опустила голову. — Почему мои слова тебя огорчили?
— Не знаю. Наверное, все дело в том, что намерьены не способны быть откровенными даже наедине с собой.
— Это вина Энвин, — сказала Элинсинос, и в ее голосе появился гнев. — Она заглянула в Прошлое и наделила его силой. Она в ответе за все. — В воздухе вновь повисло напряжение.
— Какую силу она дала?
— Злую. Ф'дор.
Удары собственного сердца громом зазвучали в ушах Рапсодии.
— Что ты хочешь этим сказать, Элинсинос? Здесь разгуливает ф'дор? Ты уверена?
Глаза Элинсинос зажглись ненавистью.
— Да. Это демон из старого мира, он явился к нам слабым и беспомощным, но начал быстро набирать могущество. — Ноздри драконихи угрожающе раздувались. — Энвин знала, ей известно все, что происходило в Прошлом. Она могла уничтожить ф'дора, но предпочла впустить его в мои земли, чтобы, когда придет время, воспользоваться его услугами. Так и получилось. Она плохая, Прелестница. Она дала возможность ф'дору жить, хотя прекрасно знала, на что он способен, как знал и тот, кто увел его от меня. Он так и не вернулся. Я больше никогда его не видела. — Воздух вокруг них буквально звенел от напряжения, и Рапсодия услышала, как за стенами пещеры раздаются раскаты грома — так проявлялась связь драконихи со стихиями.
— Меритин? — мягко спросила она.
Гул стих, и на глазах Элинсинос вновь появились слезы.
— Да.
— Мне очень жаль, Элинсинос.
Рапсодия протянула руку и погладила огромное плечо, ее пальцы скользнули по множеству чешуек. Кожа Элинсинос была прохладной и будто подернутой туманом; Рапсодии вдруг показалось, будто она опустила руку в грохочущий водопад. В теле драконихи твердость необъяснимым образом сочеталось с иллюзорностью, словно оно не являлось плотью, а лишь результатом действия ее воли. Рапсодия быстро убрала руку, опасаясь, что ее может увлечь в этот водопад.
— Море его забрало, — печально сказала Элинсинос. — Он не покоится в земле. И я не могу ему петь. Как он может спать спокойно, если обречен бесконечно слушать рокот волн? Он никогда не узнает мира. — Огромная слеза прокатилась по чешуйкам и упала на заблестевший золотой песок.
— Он был моряком, — презрев осторожность, ответила Рапсодия. — Моряки находят покой в море, как лирины — под звездами. Через огонь мы отдаем наши тела ветру, а не земле, так и моряки вручают свои тела морю. Когда ты ищешь покой, важно не то, где находится тело, а то, где осталось сердце. Мой дед был моряком, Элинсинос, он рас сказывал мне об этом. Любовь Меритина здесь, с тобой. — Она оглядела множество сокровищ моря, коими была полна пещера. — Я уверена, что именно тут его дом.
Элинсинос фыркнула, но потом кивнула.
— Так где же моя морская песня? — осведомилась она. Тон драконихи так резко изменился, что по спине Рапсодии пробежал холодок. Она тронула струны лютни и заиграла простой мотив, негромко подпевая. Дракониха вздохнула, и от ее горячего дыхания взметнулись волосы Рапсодии, и ей пришлось сосредоточиться на своем огненном даре, вбирая жар кончиками пальцев, чтобы уберечь чудесный инструмент.
Элинсинос опустила голову на землю и закрыла глаза, впитывая песню Рапсодии. Дающая Имя пропела все печальные песни о море, не обращая внимания на огромные слезы, от которых промокли ее одежда и сапоги. Рапсодия знала, что иногда необходимо хорошо поплакать, чтобы смыть боль утраты, — она и сама в этом нуждалась. Почти все песни она пела на старом намерьенском, некоторые на древнем лиринском; Элинсинос либо знала оба языка, либо слова ее не интересовали.
Рапсодия не смогла бы сказать, сколько часов она пела, но наступил момент, когда она исчерпала весь свой запас морских песен. Она отложила лютню и поставила локти на колени.
— Элинсинос, ты споешь для меня?
Открылся один огромный глаз.
— Почему ты хочешь, чтобы я спела, Прелестница?
— Мне бы очень хотелось узнать музыку драконов. Наверняка я никогда не слышала ничего подобного.
На лице Элинсинос появилась улыбка.
— Возможно, ты даже не поймешь, что это музыка, Прелестница.
— Пожалуйста, спой для меня.
Дракониха вновь закрыла глаза. Через мгновение Рапсодия услышала, как волны в лагуне изменили свой бег, возникли диковинные щелкающие ритмы, напоминающие биение трехкамерного сердца. Поднялся ветер, он постоянно менялся, свистел на разные голоса. Земля под лодкой, на которой она сидела, начала мерно покачиваться, монеты в ларцах зазвенели.
«Песня стихий», — заворожено подумала Рапсодия.
Из горла драконихи вырвался скрежещущий звук, высокий и тонкий. Казалось, рядом храпит во сне человек. Музыка драконихи по-настоящему потрясла Рапсодию. Не много придя в себя, она вежливо захлопала в ладоши.
— Тебе понравилось, Прелестница? Я рада.
— А ты любишь песни намерьенов, Элинсинос?
— Люблю. Знаешь, тебе следует сделать их своим сокровищем.
Рапсодия улыбнулась:
— Ну, в некотором смысле так и есть. Песни и мои музыкальные инструменты; дома у меня их довольно много.
Музыка и мой сад — вот все мои богатства. А еще одежда, по крайней мере, один из моих друзей сказал бы именно так. Огромное существо покачало головой, подняв тучу песка, и Рапсодия на мгновение ослепла.
— Нет, не музыка, Прелестница. Намерьены.
— Я не поняла.
— Тебе следует сделать намерьенов своим сокровищем, как когда-то поступила Энвин, — ответила Элинсинос. — Только ты не должна причинять им вред и нести смерть, как Энвин. Они будут слушать тебя, Прелестница. Ты сможешь вновь их объединить.
— Твой внук поставил перед собой такую же задачу, — осторожно проговорила Рапсодия. — Ллаурон мечтает объединить намерьенов.
Элинсинос фыркнула, выпустив струю пара над головой Рапсодии.
— Никто не станет слушать Ллаурона. Во время войны он принял сторону Энвин, его никогда не простят за это. Нет, Прелестница, они будут слушать только тебя. Ты так замечательно поешь, и у тебя удивительные зеленые глаза. Тебе следует сделать их своим сокровищем.
Рапсодия не смогла сдержать улыбки. Несмотря на всю свою мудрость, Элинсинос явно не понимала, что такое происхождение и какое значение имеет среди людей право наследования.
— А как насчет другого твоего внука?
— Которого?
Рапсодия удивилась.
— А разве у тебя их несколько?
— У Энвин и Гвиллиама родились трое сыновей, — сказала Элинсинос. — Энвин сама выбирала время для появления на свет каждого из них. Перворожденные расы, как и драконы, управляют своим деторождением. И по большей части ее выбор оказался удачным. Старший, Эдвин Гриффит, мой любимец, но я не видела его с тех пор, как он был юношей. Он ушел в море, родители и их война вызвали у него отвращение.
— А другие? В манускриптах о них ничего не упоминается.
— Анборн, самый младший, принял сторону отца, но потом и он не выдержал. Со временем даже Ллаурону пришлось уйти в море — кровожадность Энвин стала не выносимой. Но Анборн остался, пытаясь исправить зло, которое причинили приспешники его матери.
Рапсодия кивнула.
— Я не знала, что Анборн сын Энвин и Гвилдиама, но теперь многое встает на свои места. — Она подумала о хмуром генерале в черной кольчуге с серебряными кольцами, сердито глядевшем на нее лазурными глазами, восседая на своем черном жеребце. — Мы с друзьями встретили его в лесу, когда направлялись к лорду Стивену Наварну, кроме того, его имя упоминалось в книге, которую мы нашли в Доме Памяти.
