Костер и Саламандра. Книга вторая (СИ) - Далин Максим Андреевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT, .FB2) 📗

— Некроманты и сейчас знают, что у них своё служение, — сказала я.

— Да, это так, — кивнул Агриэл. — Но кто же теперь слушает некромантов… Святой Орден сделал всё возможное, чтобы миряне воспринимали их как слуг адских.

— А раньше слушали? — спросила я, кажется, несколько недоверчиво.

— Раньше считалось, что наставники с Даром — лучшие, — сказал Агриэл. — Потому что их вера укреплена знанием, как здание — фундаментом из твёрдого камня, а в душах их нет страха перед смертью, потому что нет для них смерти. Так писал Ясновидящий Эдарий во второй части «Откровений».

Ничего себе, подумала я и спросила:

— Это его «Откровения» наставник Тария спасал?

— Да, — сказал Агриэл. — Это очень ценные книги. Возможно, наша библиотека — единственная в мире, у кого были экземпляры. Святой Орден позаботился о том, чтобы все труды Эдария были уничтожены: он слишком храбро разоблачал тех, кто в те годы клеветал на собственных братьев.

— А зачем же клеветали? — спросила я хмуро. — Если наставники с Даром были лучшими, если они тогда, как и сейчас, немного видели за Межу и хорошо понимали, как там всё устроено? Ведь мы же вправду полезные!

Агриэл взял меня за руку — за клешню! — и погладил пальцы:

— Милое, бедное, наивное дитя моё… Да разве же нужны Ордену были те, кто видел за Межу? Те, кому тяжело солгать о том, что станет с душой после смерти? Да ещё и те, что наделены опасной способностью убить просто напряжением своего хотения? И мирских они смущали: Орден считал, что мирян важно держать в страхе Божьем, в трепете неведения — важно иметь возможность пригрозить адом… А тем, кто с Даром, и тогда было против души лгать.

— Ещё бы, — сказала я. — Если знаешь, чем можно погубить душу, и понимаешь, что будет с душой, если ты её погубишь, то точно не станешь лезть прямо в пасть.

— Вот именно, — сказал Агриэл. — Человек боится шорохов в ночи; если ему рассказать, что с сумерками приходят ужасные чудовища — он не покинет своего дома, уснастит дверь десятком замков и запоров и заплатит любому, кто пообещает оберегать его от чудовищ. А если рассказать ему, что шорохи — это ночные птицы, цепная собака, лиса, которая крадётся в курятник? Что диких зверей можно пугнуть огнём, а пёс лает, чтобы прогнать воров? Что возьмёшь с такого понимающего, знающего, спокойного? Он выйдет с фонарём — и чудовищ уничтожит свет истины.

— Так ведь это же хорошо? — спросила я.

— Смотря для кого, — вздохнул Агриэл. — Для власти — не слишком. Желающий полной власти предпочтёт робких, тех, кто из страха даже помыслить не посмеет о непослушании. И желающий богатства знает: лучше всего платят испуганные, они готовы отдать последнее обещающему избавить их от угрозы. Святой Орден зародился как братство подвижников, мечтавших о человеческом счастье… а потом начал разрастаться, накапливать силу, приобретать власть над человеческими умами. И вскоре оказалось, что наделённых Даром — горстка, а властолюбцев, желающих вершить судьбами, — могучее большинство.

— Но ведь вы же сами сказали, Отец Святейший, — жалобно сказала я, — что наставники с Даром были лучшие?

— Да, милое дитя, — сокрушённо сказал Агриэл. — Лучшие. И самые заметные. Именно им и завидовали, именно они и раздражали властолюбцев, именно они и пугали тех, кто не был достаточно крепок в вере. Хедлик-Летописец рассказывает: раскол начался с того, что Иерарх Святого Ордена Аксир по навету Преосвященных — их было много, я бы сказал, весь ближний круг Иерарха — обвинил наставника Эргла в связи с адом, противоприродном влечении к мёртвым и чернокнижии.

— Ложно обвинил? — спросила я. Сердце у меня так билось, будто это меня обвинили.

— Сегодня сложно сказать, — задумчиво проговорил Агриэл. — Я предполагаю, что ложь искусно сплеталась там с правдой. Наставник Эргл принял сан, когда овдовел. Летопись говорит, что он имел общение с духом своей покойной жены. Считать ли это противоприродным влечением к мёртвым?

— Любил, тосковал, говорил духу добрые слова — разврат нашли! — фыркнула я. — А его жена осталась его ждать, не покинула юдоль. И что теперь? Какое им дело вообще?

— Иерарх счёл, что Эргл должен был отпеть и упокоить женщину, — сказал Агриэл. — Сам факт его общения с женой, будь она дух или во плоти, был признан нарушением обетов. А он, вероятно, ещё пытался как-то облегчить жене пребывание на Меже… за что его обвинили в связи с адом. Чернокнижие вспомнилось само собой: Эргл изучал древние практики, а древние практики всегда кажутся небезупречными с духовной точки зрения… Вдобавок у Эргла на лице была большая тёмная родинка, а глаза с рождения имели разный цвет: карий и ярко-голубой, насколько можно судить по словам летописца.

— Красиво, — сказала я. — Не безобразно, хоть и странно, да?

— Я не могу должным образом оценить красоту мужчины, — улыбнулся Агриэл. — Но, говорят, Эргл был привлекателен. Только это ему не помогло. Аксир после орденского трибунала объявил Эргла богоотступником, извращенцем и еретиком — и проклял его именем Господним. Изъяны и странности внешности Эргла объявили адским клеймом. Иерарх Аксир, кроме официальных декреталий Святого Ордена, в которых огласил приговор, пояснил отдельным документом: ад накладывает клеймо на проклятого от рождения — и судьба проклятого предначертана свыше. Заклеймённые адом — особенно близки к миру мёртвых и всем ужасным силам, обитающим на Меже, писал Аксир. Кажется, это он первый использовал термин «некромантия».

— Ничего ж себе, — я даже хотела присвистнуть, но вовремя спохватилась. — Какой кошмар! И Эргла изгнали, да?

— Нет, — печально сказал Агриэл. — В пояснениях к декреталиям Аксир писал: богоотступник не может быть изгнан, ибо нечестивые дадут ему приют — и он призовёт ад, и зло восторжествует. Так что Эргла замуровали в дикий камень в темнице тогдашней резиденции Иерархов Святого Ордена. В Зелёных Холмах. Это в Святой Земле.

Я содрогнулась.

— Аксир проклял Эргла и «всех, кто отмечен так же, как и сей нечестивый», на торжественной службе в Новогодье, — продолжал Агриэл. — На той самой службе, которая, как уверяют, ближе всего Небесам. Не знаю, услышал ли его Господь, но он определённо был услышан причтом и адом. Дар был официально объявлен злом и прирождённым проклятием. С тех пор посвятить себя служению в Святом Ордене мог только тот… скажем так, некромант… который официально, перед ликом Господним, на священном Писании и Святом Слове отрекался от Дара и всего, что с ним связано. Полагаю, что защита сил небесных, которую мы с вами, дитя, отметили у Далеха и которая сохранилась у южан, для жителей Севера была уничтожена навсегда. Взамен неё отмеченный Промыслом получал вместе с Даром клеймо — и будущую судьбу, полную несчастий и позора.

— А Господь⁈ — не удержалась я.

— А Господь, как и было предначертано, зрит, не вмешиваясь, — Агриэл чуть пожал плечами. — Кому много дано — с того много и спросится. Справедливый суд — не от мира сего, а ад ловит любое неосторожное слово… Вам и тем, кто с вами, милое дитя моё, дан Дар — и знание того, во что прочим смертным остаётся лишь верить. И честный выбор: быть рабами ада или солдатами Небес.

— Ну да, солдатами Небес, ну да, — сказала я в тоске. — Родился уродом, повезло, если не задушили в колыбели, не бросили в лесу и не подкинули в приют. И потом живёшь хуже бродячего пса, люди боятся и плюют в спину, а все твои друзья — мертвецы и сущности из Сумерек…

— Очевидно, — сказал Агриэл, — это жестокое искушение отчасти искупает страшную ересь Святого Ордена — если отмеченный сумеет как-то преодолеть его.

— А вы… — и у меня чуть не сорвался с языка такой вопрос, что язык было впору просто откусить.

Но Агриэл ответил даже на незаданный вопрос:

— А я, милое дитя моё, обладаю такой крохотной толикой Дара, что о ней и говорить неуместно. Еле заметной даже мне самому. Сумерки практически закрыты для меня, я не слышу духов, не вижу Князей Ночи… но я всем телом чувствую места, где пролилась кровь. И ощущаю таких, как вы: первая встреча с отмеченным отзывается во мне колокольным звоном. Очевидно, поэтому на мне и нет телесного клейма… но боли и печали Дар и мне принёс немало. И душевных терзаний, когда я пытался понять, достоин ли сана наставника и не проклянёт ли меня Господь. И… если не прямой лжи, то умолчаний на исповеди. Страха, раскаяния, попыток что-то себе объяснить… Я хорошо понимаю вас. Думаю, лучше, чем люди, лишённые Дара вовсе.