Греческий огонь - Зервас Никос (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Нет!
Снегурочка смело смотрит в глаза нетрезвому русскому богатырю.
— Террорист — вот он, Иван-дурак. Он всех своих соседей закабалил-замучил! Никому не даёт свободы! Чем тебе Пёс-рыцарь не угодил? Чем тебя Тугарин прогневал?
Она стреляет злыми глазками в сторону Ивана.
— Не пойду за тебя замуж! И в Россию не вернусь. Если не освободишь пленников, не повинишься перед ними за грубость, так и знай: не видать твоей стране Нового года! Так и останетесь навсегда в старом, отжившем!
Гром и молния, яростный рёв барабанов подвели черту под словами прекрасной Снегурочки. Сцена провалилась во тьму, и в свете прожектора вновь появилась знаменитая писательница в ладном полушубке из серой норки.
— Вот такая история у нас получилась… мудрая и правдивая история, — поплыл над площадью её мягкий, неспешный голос. — И пусть каждый, кто борется с террором, начнёт с самого себя. Может быть, мы сами виноваты в том, что нас взрывают? И я хочу попросить всех: давайте дружить! Давайте забудем злые былины, где святорусские богатыри только и делают, что порабощают соседей. Наступает Новый год, время новых сказок. Мы против террора, мы за дружбу! И пусть, в знак этой дружбы, русский Иван прямо сейчас встанет на колени перед теми, кого он унизил и оскорбил: перед народами Прибалтики и Кавказа — за годы оккупации. Перед мусульманами Поволжья и евреями советского рассеяния — за столетия кровавых погромов; перед европейскими соседями — за склонность к азиатской деспотии и нежелание быть свободным, культурным и дружественным народом.
Один-единственный луч ударил в середину тёмной сцены, без труда пригвоздив к ней Ивана.
— И теперь, дети и взрослые, волшебники и те, кто только учится творить чудеса, давайте все вместе, хором попросим русского Ивана встать на колени. Одумайся, Иван, и отрекись от своего рабского, варварского прошлого. Настало время великого покаяния русской земли!
Непразднично затихла площадь. Как-то напряжённо ссутулился на своей трибуне президент. Закрыл ладонью глаза кто-то из бойцов «Альфы».
— Какая странная сказка, — произносят в толпе. Кремлёвские куранты пробили девять. Вернее, двадцать один час…
Сидящие рядом на трибуне суворовцы до боли сжали друг другу руки.
— Неужели встанет? — тихо спросил Паша Лобанов у Ярослава Телепайло и получил сильный тычок в бок.
— Забыл? Девять!..
Кадеты дружно перекрестились. Через несколько рядов от них сидели Ася и Надинька. Рядом было свободное место. Петя Тихогромов предупредил, что может опоздать, но его всё ещё не было. Ася волновалась: куда делся? Но когда она услышала: «Давайте хором попросим русского Ивана встать на колени», она закрыла лицо руками. Ей захотелось крикнуть на всю Красную площадь:
— Не смей! Не смей, Ваня! Мы с тобой!
Но она только до боли закусила губу и прошептала: «Вразуми, Господи…»
И вдруг над Красной площадью, громко, как и хотела Ася, пронеслось:
— На исэ стафэрос ке о Кириос фа сэ воифиси. [2]
Кричали двое. Мальчик и девочка. Потом мальчик вскочил на скамейку и принялся махать во все стороны не то шарфом, не то флагом. Ваня увидел. «Ставрик, — догадался он, — вот ведь какие дела. Ставрик, а рядом Касси…» — «Держись твёрдо» — вспомнил он наказ Геронды…
— Ваня! Держись твёрдо, мы с тобой!..
Это что есть мочи заорали друзья-кадеты. И, глубоко впустив в себя морозный воздух, грянули «Фуражку»:
— Фуражка, милая, не рвися…
А дома возле телевизора сидел багровый от злости генерал Еропкин. Сжимая кулаки, начальник Суворовского училища смотрел на позорное новогоднее действо и ругал себя, на чём свет стоит.
— Звала же Надежда! Пойдём, пойдём, так нет, старый пень дома остался. Я — по телевизору… Ядрёна-матрёна… Ванька, держись! Держись, брат-кадет, Христа ради прошу!
— Я буду держаться твёрдо. Я буду… — Иван вспомнил родной взгляд Геронды с далёкого летающего острова. Вспомнил такой же родной взгляд старца Ильи из Оптиной пустыни. — Я буду держаться твёрдо…
И встаёт на колени.
— Отставить, — кричит генерал. Но поздно. Иван стоит на коленях в свете зло пронзающего темноту луча. Молчит…
— Ну что там, а? — нетерпеливо спрашивает один из «омоновцев», ожидающих своего часа в подземном капище. Он уже надел маску с прорезями для глаз, уже проверил подствольный гранатомёт.
— Сейчас, уже скоро, — ответил взрывотехник.
— Иван, повторяй за мной, — требует режиссёр в радиосуфлёре. — Я прошу прощения за всех моих предков. Рабство всегда было у нас в крови. Поэтому мы завидовали другим, свободным народам… Мы, вековые рабы, хотели стать господами всего мира.
Ваня молчит.
— Не молчать, — ревёт режиссёрский шёпот в левом ухе. — Повторять! Я требую! Мы, русские, всегда были рабами…
— Мы, русские, всегда были рабами… — произносит Иван и поднимает свои синие, страдающие глаза к совсем близким куполам Казанского собора. — Мы всегда были рабами… Божьими. И только перед Богом русские встают на колени.
Площадь ахнула — и загудела.
— Что ты несёшь, кретин! — трещало в левом ухе. — Прекрати отсебятину! Подчиняйся, свинья… У тебя контракт!
— И я прошу прощения не за своих предков, — громко говорил Ваня. — Меня простите, отец и мама, друзья-кадеты, Петя, Митяй, и вы, товарищ генерал…
А в это самое время, успев матерно выругаться, забилась в бесовской лихорадке верная слуга Принципала Сарра Цельс.
Её корчило безжалостно и долго.
— Вот такая хохлома… — растерянно пробормотал генерал у телевизора. — Эх, Ванька, несладко тебе сейчас, сынок…
— А ещё прости, Господи, что мы допустили такую пакость в самом сердце страны…
И стало Ване легко. Так легко, что прямо взял бы сейчас и взмыл в ночное московское небо сизым голубем. Обернувшись в сторону режиссёрской будки, торчавшей над Красной площадью, подобно сторожевой вышке в концлагере, он громко крикнул:
— А ваше лживое шоу никого не обманет, господин Ханукаин. Люди не дураки! — он весело сверкнул озорными очами. — Это я вам говорю, Иван-дурак!
Сказал — и поднялся с колен. И пока не опомнился гроссмайстер Фост, ещё несколько мгновений было у Ивана-дурака, чтобы всё-таки закончить сказку по-русски. Он повернулся лицом к Снегурочке.
— Бросай ты этого колдуна, милая. Нас дома ждут, на Руси.
Глава 4. Духи из мавзолея
Голуби и вороны. Ангелы и черти.
За нечётным следует чётное число.
Только жизнь не пробуйте отделить от смерти -
Жизнь и смерть не делятся на добро и зло!
Едва успел сказать — началось. Из-под земли напористо грохнуло, и брусчатка словно вздыбилась под ногами людей. Ужас повис над Красной площадью, накрыл и расплющил толпу, началась давка. Расстреляв в упор двоих перепуганных солдатиков у входных дверей, интернациональная группа «Джохар» в полном боевом вооружении вышла на Красную площадь в полусотне метров от трибуны, где находился глава государства.
Поздно заметались офицеры ФСО в модных костюмчиках. Двери мавзолея распахнулись, и первыми выбежали люди, увешанные взрывчаткой. Уже потом, матерясь и целясь в членов правительства, остальные бойцы.
— Всем руки на голову! Охрана — лицом на землю!
Плечистый пулемётчик забрался в режиссёрскую будочку, невежливо выпихнув уважаемого господина Ханукаина. Двое или трое запрыгнули на сцену, раскидали актёров лицом вниз и замерли над ними с автоматами наперевес. А в партере, возле самой сцены, — полторы сотни тренированных бойцов с терроризмом! Лучшие бойцы «Альфы», «Вымпела» — и все как один безоружны. На площади — добрая сотня вооружённых сотрудников ФСО, и никто из них не понимает, что надо делать. Вокруг, на крышах домов, — полдюжины снайперов, но нет команды от начальника спецслужбы собственной безопасности президента. Начальник этой спецслужбы и сам сидит неподалёку, под прицелом чернявого боевика с наушниками в оттопыренных ушах.