Славные времена (СИ) - Брок Александр Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
После драки я решил оставить слуг в трактире Лога. Мне понравились там не только еда и чистота, но и поведение хозяина, бывшего солдата. С этого дня Горман и Адабан считались наемниками на постоянной службе у меня, высокого ранга дворянина, и быстро вошли в постоянное общество трактира.
Горман, хмурый, молчаливый вдовец лет пятидесяти, служил у отца тридцать лет — он начал воевать еще в отцовской пехотной роте. Он был опытный солдат (стрелял из ружья и пистолета, как призовой стрелок), умелый телохранитель и умный помощник с большим жизненным опытом. В случае необходимости он мог дешево купить и дорого продать на рынке что угодно. Как известно, у любого, даже самого сдержанного слуги, есть свое мнение о хозяине. Я еще до войны присмотрелся к Горману, и пришел к выводу, что ему не очень нравится большое количество женщин вокруг меня, в основном в смысле безопасности, но очень нравится мой, по его мнению, основательный подход к жизни. Горман навидался в своей жизни вертопрахов, пьяниц и дуэлистов из числа сыновей знатных родов. Моя карьера, участие в войне, звание капитана, учеба в Школе Магии и полезные знакомства с военными, придворными, артистами, магами, эльфами и даже драконами означали для него службу достойным господам.
Адабан, расторопный красавец моего возраста, был из семьи, служившей нашему дому несколько сотен лет. Он был одним из слуг, ушедших со мной на войну. Нарочито развязная манера поведения и склонность волочиться за соседками, а при случае и помахать кулаками, скрывали тот факт, что веселый и несерьезный бабник Адабан — отличный фехтовальщик и опытный солдат. Кроме сражений, молодой слуга разбирался во многом, в том числе в женщинах, в лошадях, в драгоценностях, в слухах, а главное, в шпионаже. По приказу отца он прошел специальное обучение в службе безопасности Королевского Двора, и мог бы по моему указанию запросто соблазнить какую-нибудь служанку, выведать у людей что угодно, или незаметно и без следов прикончить кого угодно. Адабан был молод, и мои успехи у женщин, отчаянные рубки на фронте и известность при дворе его восхищали. Притом он еще не видел, как я жег брандерами корабли на флоте — это дело ему бы еще больше понравилось. Адабан считал, что такого блестящего господина, как я, при дворе не найти. Это он, конечно, перехватывал: в свете были задиры погорячее меня, и бабники понастойчивее меня. Мой приятель граф Гиран, скажем, не пропускал при дворе ни одной женщины, от немолодой вдовы герцога Макора до юной служанки Синты из королевской кухни — и с неизменным успехом. С другой стороны, при дворе никто, кроме меня, не имел интимных связей в эльфийском лесу и друзей в Стране Драконов, так что в чем-то Адабан был прав.
Старый и молодой слуги отлично ладили и понимали друг друга без слов. Они должны были защитить меня от неприятностей во время моих выходов из Школы в город и прикрыть в случае бегства. Кроме того, Горман хранил амулеты связи с отцом — на случай, если мои будут блокированы. Я знал, что отец прислал в охрану столичного дома еще несколько опытных, хорошо вооруженных слуг — так, подкрепление на всякий случай. Думаю, что я и сам бы так сделал, помня о своем горьком опыте потерь и измен.
Только сейчас я начал понимать, как сильно я, юный корнет, изменился за войну.
Я упорно учился. За первые две луны я научился врачевать простые раны и усыплять больных, а также создавать начальные защитные иллюзии и вырабатывать небольшие молнии. За последующие две луны — лечить раны средней тяжести, легкие лихорадки, укрываться за щитом невидимости и стрелять молниями побольше, могущими временно парализовать человека. К концу первого года, кроме знания теории магии, рун и алхимии, я мог убить человека молнией на месте, отвести глаза любому, кроме сильных магов, лечить все болезни средней тяжести и составлять заклинания средней трудности. Через год я прошел (без отрыва от учебы) практику в Королевском Госпитале, где многому научился. Это были нелегкие три луны, особенно в палатах тяжелобольных — даже мне, офицеру с боевым опытом и небоязнью крови.
После периода трудностей в первую луну мне необыкновенно понравилось в Школе. Сравнивая с кавалерийской школой, здесь было еще больше зубрежки: правила, заклинания, названия костей человеческого тела, руны, древние магические языки — но все это было интересным. Я понимал, что делаю важные для себя шаги в познании мира.
День за днем я втягивался в учебу. Ум мой дисциплинировался, умение рассуждать улучшалось, умение размышлять росло. Моя любовь к чтению позволяла без напряжения за несколько вечеров изучить и конспектировать, разумеется, кратко, и безопасными, не магическими рунами, целый трактат. Как я понял с некоторым удивлением, я был по натуре еще и книжник.
Возраст и жизненный опыт разделяли меня с товарищами по учебе. Это были, как в таких случаях говаривал мой бывший вахмистр, дубово штатские, то есть способные к магии молодые парни и девушки с образованием, полученным в торговых школах и в общедоступных школах при храмах. Среди них почти не было дворян, и они явно стеснялись меня, быстро узнав, что я граф и бывший офицер кавалерии.
Узнали они также о моих довоенных любовных подвигах в высшем обществе, как всегда, раздутых слухами. Это приводило их в стеснение. Девушки, конечно, строили глазки, но знакомиться поближе пока что побаивались. Мы были взаимно вежливы, но не более того. Магессы тоже с интересом поглядывали на меня, но по правилам не могли входить в близкие отношения со студентами.
Меня это не очень беспокоило. Я был не особенно в духе — тосковал по Калиле. Раз в две луны удавалось навестить в графстве родителей и дочку — тогда мое настроение слегка повышалось.
Два раза в год в столицу с концертами приезжала певица Гордия. Она инкогнито, стараясь, чтобы никто не заметил, проникала по вечерам после концертов в наш семейный особняк, где у нас случались чудесные вечера. Но это могло быть только два или три дня, затем газетчики разнюхивали подробности, и мы прекращали свидания во избежание скандала. Страдали слуги Гордии: газетчики подкупали наиболее нестойких, и после расследования Гордия их увольняла к демоновой матери. Я от этого не страдал, поскольку пройти на территорию Школы газетчики не могли, а ко двору я не был обязан являться, как перешедший в студенты.
С визитами Гордии был связан, как я узнал у старого товарища из гвардии, служившего в охране короля, один неприятный момент: второй наследный принц, обожавший пение Гордии, поинтересовался у отца, как это простой граф завоевал сердце великой певицы. Король сходу послал его к… нет, не к демонам, а к распорядителю церемоний и искусств двора лорду Сереру, знавшему об артистах все. Тот почтительным шепотом сообщил принцу, как великую тайну, что я спас Гордию в бою на корабле.
Были живо обрисованы грандиозный пожар на палубе и я, продирающийся сквозь огонь в целях спасения певицы. Злобные пираты, прыжки с палубы на палубу с певицей на руках — хватило бы на приключенческий роман. Под конец верная команда, изрешетила огнем из ружей всех, кто там был — и пиратов, и торговцев, затем раздались чудовищные взрывы на кораблях, и прочее в том же духе.
Опытный придворный поднес все это настолько убедительно, что принц только и спросил: а взрывы, мол, откуда взялись? Распорядитель напомнил ему, что я служил на брандерах, и мне взорвать корабль, так сказать, раз плюнуть. Принц переспросил: на брандерах? Однако! И после этого его отношение ко мне улучшилось: сам он воевал в пехоте, флота не знал, и атаки брандеров казались ему чем-то возвышенно героическим и отчаянным, как и мне когда-то.
К счастью, он не слышал моих матросов, выражавшихся в следующем духе — просто и меркантильно: по их мнению, командир абордажа граф Альбер, как всегда, нацелился на казну врага. Для этого порубил и пострелял охрану, вдобавок утащил на плече красотку, годную на выкуп. Запер ее в каюте попользоваться (и чтобы не мешала делить деньги с командой — чистая правда!), а вражеское корыто для тайности сжег, чтобы никто ничего не знал. Вследствие честной дележки добытых призов не только абордажники, но и вся корабельная команда меня уважала и хорошо отзывалась, правда, выражая это по-своему — считая меня как бы пиратом по закону.
