Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского) - Толкин Джон Рональд Руэл

Мерри схватил и поцеловал его руку.

– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Иди скорей есть и спать! Навязались же мы еще в Пригорье на твою голову. Но, понимаешь, наш брат хоббит, коли дело серьезное, нарочно мелет вздор, лишь бы не пустить петуха. Когда не до шуток, у нас нужные слова не находятся.

– Прекрасно я это знаю, а то бы и сам иначе с тобой разговаривал, – сказал Арагорн. – Да цветет Хоббитания во веки веков! – Он вышел, поцеловав Мерри, и Гэндальф последовал за ним.

Пин остался в палате.

– Нет, такого, как он, на всем свете не сыщешь! – сказал он. – Кроме, конечно, Гэндальфа: да они небось родственники. Лопух ты лопух: котомка твоя вон она, ты ее притащил за плечами. Он говорил и на нее поглядывал. Да и у меня зелья на двоих-то хватит. На вот тебе, чтоб не рыться: то самое, из Длиннохвостья. Набивай трубку, а я сбегаю насчет еды. Вернусь – поболтаем на свой манер. Ух! Все ж таки нам, Кролам и Брендизайкам, непривычно жить на этаких высотах: уж больно все возвышенно.

– Да, – сказал Мерри. – Оно конечно, непривычно – может, как-нибудь притерпимся? Но вот в чем дело, Пин: мы теперь знаем, что эти высоты есть, и поднимаем к ним взгляд. Хорошо, конечно, любить то, что тебе и так дано, с чего-то все начинается, и укорениться надо, благо земля у нас в Хоббитании тучная. Но в жизни-то, оказывается, есть высоты и глубины: какой-нибудь старик садовник про них ведать не ведает, но потому и садовничает, что его оберегают вышние силы и те, кто с ними в согласии. Я рад, что я это хоть немного понял. Одного не понимаю – чего это меня понесло? Где там твое зелье? И достань-ка ты все-таки из мешка мою трубку, вдруг да она цела.

Арагорн и Гэндальф отправились к Смотрителю Палат и велели ему ни под каким видом еще много дней не выпускать Эовин и Фарамира и не спускать с них глаз.

– Царевна Эовин, – сказал Арагорн, – скоро пожелает ехать в поход – так или иначе задержите ее хотя бы дней на десять.

– Что до Фарамира, – сказал Гэндальф, – то не сегодня завтра он узнает, что его отец умер. Но про безумие Денэтора он знать не должен, пока не исцелится вполне и не будет занят по горло. Берегонду и периану-стражнику я скажу, чтоб они держали язык за зубами, но все-таки надо за ними присматривать.

– А насчет периана Мериадока, того, что ранен, распоряжений не будет? – осведомился Смотритель.

– Он, наверно, уже завтра вскочит с постели, – сказал Арагорн. – Ладно уж, пусть немного погуляет с друзьями.

– Диковинный народец, – понимающе кивнул Смотритель. – Вот ведь крепыши какие!

У входа в Палаты собрались люди – поглядеть на Арагорна, и толпа следовала за ним; когда же он отужинал, его обступили с просьбами вылечить раненых, увечных или тех, кого поразила Черная Немочь. Арагорн послал за сыновьями Элронда, и вместе они занимались врачеванием до глубокой ночи. Весь город облетел слух: «Поистине явился Государь». И его нарекли Эльфийским Бериллом, ибо зеленый самоцвет сиял у него на груди; так и случилось, что предсказанное ему при рождении имя избрал для него сам народ.

Наконец, донельзя утомленный, он завернулся в плащ, тайком вышел из города и перед рассветом заснул у себя в шатре. А утром над шпилем Белой Башни развевалось знамя Дол-Амрота, голубое с белым кораблем, подобным лебедю; люди смотрели на него и думали – неужто приснилось им явленье Государя

Наутро по светлому небу плыли высокие, легкие облака; веял западный ветер. Леголас и Гимли встали рано и отпросились в город повидаться с Мерри и Пином.

– Спасибо хоть они живы, – проворчал Гимли, – а то все-таки обидно было бы: ну и набегались же мы по их милости!

Эльф и гном рука об руку вошли в Минас-Тирит, и встречные дивились таким невиданным и непохожим спутникам: прекраснолицый, легконогий Леголас звонко распевал утреннюю эльфийскую песню, а Гимли чинно вышагивал, поглаживая бороду и озираясь.

– Вот здесь недурная кладка и камень хорош, – говорил он, разглядывая стены, – а там вон никуда не годится, и улицы проложены без понятия. Когда Арагорн взойдет на престол, пришлем ему сюда наших подгорных каменщиков, и они так ему отделают город, что любо-дорого будет посмотреть.

– Садов им здесь не хватает, – заметил Леголас. – Что ж так: один голый камень, а живой зелени почти нету. Если Арагорн взойдет на престол, наши лесные эльфы насадят здесь вечнозеленые деревья и разведут певчих птиц.

Наконец они явились к князю Имраилю, и Леголас, взглянув на него, низко поклонился, ибо распознал в нем потомка эльфов.

– Привет тебе, господин! – сказал он. – Давным-давно покинула Нимродэль лориэнские леса, однако же, как я вижу, не все, кто был с нею, уплыли на запад из Амротской гавани.

– Да, многие остались, если верить нашим преданьям, – сказал князь, – но с незапамятных времен не забредали сюда наши дивные сородичи. Глазам не верю: эльф в Минас-Тирите, в годину войны и бедствий! Что тебя сюда привело?

– Я – один из тех Девяти, что вышли из Имладриса во главе с Митрандиром, – сказал Леголас. – А это гном, мой друг; мы приплыли с Государем Арагорном. Нам хотелось бы видеть наших друзей и спутников Мериадока и Перегрина. Говорят, они на твоем попечении.

– Да, вы их найдете в Палатах Врачеванья, я сам вас туда провожу, – сказал Имраиль.

– Лучше дай нам провожатого, господин, – сказал Леголас. – Ибо Арагорн просил передать тебе, что он более не хочет появляться в городе, однако вам нужно безотлагательно держать военный совет, и он призывает тебя вместе с Эомером Ристанийским к себе в шатер. Митрандир уже там.

– Мы не промедлим, – сказал Имраиль, и они учтиво раскланялись.

– Величавый государь и доблестный военачальник, – сказал Леголас гному. – Если и теперь, во времена увяданья, есть в Гондоре такие правители, то каков же был Гондор во славе своей!

– Да, древние строенья добротней, – сказал Гимли. – Так и все дела людские – весной им мешает мороз, летом – засуха, и обещанное никогда не сбывается.

– Зато вызревает нежданный посев, – возразил Леголас. – Из праха и тлена внезапно вздымается свежая поросль – там, где ее и не чаяли. Нет, Гимли, людские свершенья долговечнее наших.