Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (книги бесплатно .txt) 📗
Какие у девиц еще преимущества?
– Стойте! Сиятельный посол, стойте!
Звонкий голос, коса через плечо. Белый плащ республиканской службы схвачен железным значком, вьется по безветрию, конь храпит, с морды пена срывается, под глазами юного создания мешки – верно, недосыпает. Поднятый к виску кулак – приветствие.
– Почтовая служба Глентуи, младший курьер Анна ап Вэйлин. Вилис–Кэдман!
Кэдманы – клан Немайн, и она этим горда. Как и скакуном, как и кожаной сумой при седле. А еще она весит меньше, чем парень! И карьера уже понятна – выйдет замуж, будет сидеть в городской почтовой конторе. А теперь – ветер в лицо, бешеная гонка, восхищенные взгляды парней…
– У меня к тебе свиток от хранительницы. Вот… распишись, сиятельный муж, и палец приложи.
Чернильница, перо, коробочка с влажной губкой внутри. Пергамент свернут в трубку, схвачен нитью, запечатан – не свинцом, золотом. Признание, немногим меньшее, чем шелковые наряды. Римские императоры королям франком и вестготов вешают буллу в два солида… аварскому кагану, кстати, в три. Здесь один… для графа неплохо. Сорвать печать. И что с ней делать? Ну, не совать же в кошель. Гонцов искони наградами жалуют, а какие вести принесены, толковый правитель не смотрит. Главное, что доставлено быстро, да по неспокойным землям.
Печать ложится в ладонь, узкую, несмотря на грубую кожу перчаток.
– Благодарю за старание. Служи своей августе честно…
Снова кулак к виску – четко, заученно. А голос срывается от волнения:
– Спасибо…
Уставный отзыв явно забыла. Теперь мнется.
– Сиятельный граф, мне ждать ответа?
Зависит от послания. Так, почерк Эмилия. Восстание в Корнуолле нарастает… оказать поддержку, помочь переправить оружие… помочь снабжению трех яхт в Кер–Глоуи… Все можно. А вот совсем интересное – имена. Вожди восстания. Сэр Кэррадок, рыцарь… и ведьма Мэйрион. Да это ж те самые! Рыцарь, что влюбился в Немайн и невесть куда пропал, и ведьма, которую саксы собирались приносить в жертву. Живы! Хорошие новости.
А вот куда менее понятное: «По некоторым сведениям, архиепископ Кентербери выпустил ценные бумаги, обеспеченные другими ценными бумагами. Если ты пожелаешь потратить некоторые деньги, чтобы увеличить вероятность того, что этот прелат не сумеет по ним расплатиться, то…»
Граф Окта свернул свиток. Дело требует размышления и совета – хозяйство–то на жене. Решать надо дома – и вместе! А потому…
– Ответа не будет. Просто передай, что я послание получил и благодарю за него могущественного Эмилия.
Девчонка повторила – слово в слово, только с вопросительной интонацией. Кажется, курьеров филиды натаскивают, пусть и самую чуть.
– Именно так. Ну, да хранит тебя твой Бог.
– И тебе благословения Тора, сиятельный граф.
Повернула коня – и только плащ по ветру!
3
Кони с трудом поднимают облепленные грязью копыта, колеса чуть ворочаются в раскисшей колее, дождь и ветер хлещут наотмашь по полотняному верху повозки, но полдесятка всадников и колесница упрямо ползут вперед. Погода, кошмарная даже для Камбрии! Кому взбредет куда–то ехать в такую гнусь?
Верховые закрываются от острых, что стрелы, струй, капюшонами некогда белых плащей, кутаются в посеревшую ткань. Сторонний глаз выхватит разве тонкие жала дротиков да кончики ножен. У одного из воинов – большой круглый щит, тяжелое копье. Этот держится вплотную к повозке. Телохранитель? На плаще сверкает золотое шитье… Пожалуй, стоит взять повыше. Рядом с возницей сидит русоволосая девица – голова открыта непогоде, из–под плаща тускло поблескивают пластины доспеха, волосы схвачены в хвост, но уши украшены ленточками. В прошлом – благородная воительница, теперь чиновница. Но щит прикрывает не ее, а полотняный полог – хотя тому, кто щит держит, кажется, хочется наоборот. Могущественный Эмилий, более не сдерживаемый службой, позволил себе… нет, не влюбиться. Полюбить.
Разница? Ну вот хотя бы та, что магистр оффиций нисколько не поглупел. И, по привычке следя за окружающим – нет ли опасности? – продолжает размышлять, оценивать, взвешивать факты. Их много набралось, и некоторые попросту вопиют.
Песня? Нет. Пусть она – свидетельство, что славяне могут принимать христову веру, и намек на то, где довелось постранствовать беглой базилиссе – это не срочное. Сейчас славяне, даже балканские – проблема узурпатора Константа, и им лучше оставаться именно проблемой. Новое оружие? Да, хотя на деле оно не слишком новое. Пневматические ручные баллисты есть на каждом дромоне: тетивы торсионных на море отсыревают. Принцип известен, а вот исполнение… Другое. Можно сказать – чуждое. Даже по виду!
Никаких подвижных плеч. Ни ворота, ни рычага для ручного взвода. Насос? Отдельно, и им не успеешь воспользоваться в бою. Нужно рассчитывать каждый выстрел, и верить в каждую из полусотни стальных, медных, деревянных, кожаных деталей.
Принцип – стар, даже старинен. Что нового? Подход. Точность. Дотошность. Кропотливость. То, до чего нельзя дойти в одиночку! Немайн требует многого, очень многого – но она точно знает, чего. И точно знает, что это – возможно!
Значит, где–то это было. Не пыльная запись в книгах, не озарение одинокого гения – школа! Школа, которая, будь теперь жива, давно бы – выползла. Слухами, образцами, победами. Ничего этого нет? Значит, снова просрали.
Как некогда – разведку. Очередной император решил, что сила есть – ума не надо, обрезал финансирование… Ничем хорошим, понятно, не закончилось. Теперь разведка снова есть – но кто знает, каким был бы Рим, если бы тогда не совершили глупость? Похоже, история повторилась – в науке и ремеслах. Страшно подумать, что отняла у Империи очередная смута. Сердце захватывает, когда только пытаешься представить – чем мог бы стать Рим, если бы…
Эмилий хотел было выругаться – но глянул на повозку и улыбнулся. Невесте – и той, что сидит внутри. Выходит, Немайн – именно хранительница и есть. Не столько по титулу, сколько по сути своей. И тот Рим, который должен быть – будет. Просто чуть позже, потому как прорастать ему придется из далекой провинции, не самой отсталой, зато уж точно самой дальней…
Гремят колеса. Спешит по дороге на Кер–Сиди тяжелая колесница: три оси, широкие шины. Навстречу свинцовому небу, как навстречу врагу, выставлено длинное копье с флажком, только длинные косицы промокли и, словно отвес, указывают на хляби под колесами. Цветов не разглядеть. Поворот! Вес валится на одну сторону… не хрустнут ли спицы? Нет. У колес – два ряда спиц: один наклонен внутрь, другой наружу. Такие, как ни кренись, не подломятся. Зато колеса окончательно вязнут. Всадники нехотя спускаются из седел, хлюпают сапогами – толкать. Негромкие слова, и те промокли. Из–под полотна выглядывают две девичьи головы, одна темна, как тучи на небе, другая – как медь в ночи.
Рыжую голову украшают треугольные звериные уши.
– Настя, подержи маленького.
– Но…
Звероухая не слушает. Прыжок – только дорожная жижа волной встает, брызги разлетаются. Кто лицо рукой прикрыл – молодец!
– Я увесистая, – сообщает ушастая. Словно этого кто–то не знает, – Ну, толкнем?
Несколько шагов, чуток пыхтения – и вот рыжая переваливается через задний борт идущей колесницы.
– Это было новое платье, – сообщает спереди воительница, – сухое. Немайн, ты, может, и древняя сида, но ребенок и сорванец!
– А ты – моя чиновница, Эйлет. Не тебе отчитывать начальство!
– А ты – моя младшая сестра. Вне службы и войны… Настя, Луковка! Не отдавайте ей маленького! Майни теперь мокрая и холодная, еще простудит сына.
