Волшебный корабль - Хобб Робин (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Капитан поднялся и начал расстегивать рубаху.
— Вымылась? — спросил он грубо.
Этта ответила:
— Все, что можно смыть мылом и горячей водой, я смыла.
Она лежала так неподвижно и тихо. Кенниту вдруг пришло в голову, что она до ужаса боится его.
— Боишься меня? — спросил он прямо. И, еще не успев договорить, сообразил, что вопрос был неточен.
— Иногда, — ответила женщина. Либо она очень здорово следила за своим голосом, либо ей действительно было на все наплевать. Кеннит повесил камзол на столбик, подпиравший балдахин кровати. Рубаха и сложенные штаны легли на тот же комодик, где уже белело одеяние Этты. Кеннит испытывал удовольствие, заставляя ее ждать, и нарочно раздевался не спеша, аккуратно складывая одежду. «Отложим десерт…» Вроде как теплый пирог и сливки на блюде возле огня. Они тоже подождут.
Он сел подле женщины на постель, протянул руку и ощутил гладкость ее кожи. От его прикосновения на ней возникли легкие мурашки. Она ничего не сказала, не пошевелилась. Она не первый год встречалась с ним и знала, что именно ему нравится. И он платил деньги за то, чтобы все соответствовало его запросам. Ему не требовались ее ласки и помощь, не требовалось и ее одобрение. Это он собирался получить удовольствие, а отнюдь не она. Он гладил ладонью ее кожу и наблюдал за выражением ее лица. Она не пыталась встретиться с ним взглядом. Его руки исследовали ее тело. Она смотрела в потолок.
Гладкость ее кожи была нарушена лишь в одной точке. В пупке женщины был укреплен крохотный, не больше яблочного семечка, резной белый череп. Амулет, сработанный из диводрева, висел на серебряной проволочке, пронзавшей кожу пупка. Этта отдавала бандерше Беттель половину своего заработка за то, что та позволяла ей пользоваться амулетом, — череп был взят напрокат. Когда-то, когда они только познакомились, Этта рассказала Кенниту, что амулет отвращал от нее и дурные хворобы, и беременность. Тогда-то он в первый раз и услышал про диводрево… и дело кончилось личиной, которую он теперь носил на запястье.
Вспомнив про свой талисман, Кеннит невольно подумал, что деревянная рожица не двигалась и упорно молчала с тех самых пор, как они уехали с острова Других. Похоже, он вновь сделал ошибку, снова впустую потратил время и деньги, и талисман был тому вещественным свидетельством… Пират скрипнул зубами, и Этта едва заметно вздрогнула. Тут до него дошло — он так стиснул ее бедро, что еще немного, и не миновать бы синяка. Кеннит разжал пальцы, и его руки вновь отправились в путь. «Хватит. Думай лучше о том, чем занимаешься…»
Почувствовав, что готов, он раздвинул ей ноги. Дюжина толчков… и он опорожнился, выплеснув в податливую глубину весь свой гнев, все разочарование и напряжение. Сделалось лучше. Некоторое время он спокойно лежал, наслаждаясь покоем. Потом снова взял ее, на сей раз медленно, неторопливо. Тут ее руки обняли его плечи, ее бедра ответили на его движения, и он понял: она тоже кое-что получала от их соития. Он не возражал: пусть наслаждается, если только это не помешает наслаждаться ему…
А вот что было воистину удивительно, так это то, что он взял и поцеловал ее напоследок. Этта вновь тщательно хранила неподвижность. «Поцеловал. Шлюху». Кеннит откинулся на постели. Ну и поцеловал. Кому какое дело. Он заплатил за право делать с ней все, что ему вздумается. И ему было плевать, что именно выделывал нынче вечером этот рот, который он поцеловал. Шлюхин рот…
В ящике комода лежал просторный шелковый халат. Кеннит накинул его и, сев у огня, занялся десертом. Этта осталась в постели. Где ж еще находиться жрице платной любви? Пират успел прожевать два кусочка пирога, когда она подала голос.
— Ты задержался сегодня, — проговорила она. — Я уже боялась, что ты не появишься.
Он поддел вилкой еще кусочек. Хрустящая ломкая корочка, а внутри — яблоки с корицей. Кеннит взял сливок, не торопясь проглотил. И поинтересовался:
— Воображаешь, мне есть дело до твоих страхов? Или вообще до того, что ты там думаешь?
Она едва не посмотрела ему в глаза.
— Я думала, ты все же заметил бы, если бы меня не оказалось на месте. Я-то ведь переживала, когда ты не приходил. Раньше…
Он расправился еще с одним кусочком пирога.
— Дурацкий разговор. Не желаю его продолжать.
— Как скажешь, — отозвалась она, и он не знал, выполняет она его приказание или же соглашается с ним. А впрочем, не все ли равно? Этта не сказала больше ни слова, пока он приканчивал пирог. Он налил себе еще стакан вина. Поудобней устроился в кресле и начал мысленно перебирать события последних недель, оценивая сделанное и несделанное. «Я дурак, — решил он наконец. — И вел себя по-дурацки». Следовало отложить поездку на остров Других. Но коль скоро предсказание было получено — лишь последний тупица стал бы вот так, как он, вываливать команде свои честолюбивые планы. Недоумок. Дубина… Теперь над ним, наверное, хохотал уже весь Делипай. Кеннит без труда вообразил, как гогочет пьянствующий по тавернам народ. «Король пиратов? — восклицают они. — Ага, только короля нам тут и не хватало. И особенно такого, как он…»
И они смеются… смеются…
Сознание затопило жгучим стыдом. Опять он опростоволосился. Сел в галошу. Жидко обделался. И все по собственной вине — жаловаться не на кого. «Дурак. Дурак. Дурак…» И единственный способ хоть как-то с этим прожить — это устроить так, чтобы никто иной о его глупости не сумел догадаться. Кеннит крутил надетое на палец кольцо и смотрел в огонь. Потом покосился на вырезанный из диводрева талисман на запястье, насмешливо улыбавшийся ему его собственной улыбкой. Может, ему просто показалось, что на острове талисман разговаривал? Или это была еще одна шуточка Других?… Величайшей ошибкой было то, что он вообще сунулся на их остров. Наверняка его команда уже и об этом шушукалась. Их капитан ищет пророчества, точно он не пират, а бездетная женщина. Или фанатик, свихнувшийся от благочестия.
Ну почему, почему самые возвышенные его мечты вечно оборачивались горчайшими унижениями…
— Может, растереть тебе плечи, Кеннит?…
Он свирепо обернулся. Да как посмела она помешать его размышлениям? Что она вообще о себе вообразила? Он холодно поинтересовался:
— С чего ты взяла, будто мне это понравится?
— Мне показалось, что тебе плохо. Ты выглядишь таким встревоженным… и усталым…
В ее голосе не чувствовалось насмешки.
— А ты, значит, можешь определить это, просто глядя на меня? Так, шлюха?
Ее темные глаза все-таки прямо встретились с его голубыми.
— Женщина видит многое, скрытое от других, когда смотрит на человека, который нередко приходит к ней вот уже три года…
Она поднялась — по-прежнему обнаженная — подошла и встала у него за спиной. Узкие длинные кисти легли на его плечи и принялись разминать сведенные внутренним напряжением мышцы сквозь тонкий шелк халата. Это было приятно. Какое-то время Кеннит сидел неподвижно, позволяя ей прикасаться к себе. Потом она заговорила опять.
— Я так скучаю по тебе, когда ты уходишь в море надолго. Я волнуюсь за тебя и гадаю, все ли в порядке… Иногда мне становится страшно, я боюсь, что однажды ты не вернешься. И то сказать, что держит тебя в Делипае? На меня тебе наплевать, это я знаю. Ты просто хочешь, чтобы я приходила сюда и делала все так, как тебе нравится… и все. Я полагаю, Беттель меня до сих пор не выгнала единственно потому, что ты всякий раз меня требуешь. Я ведь не из тех… кого большинство мужчин пожелало бы для себя. И уже это делает тебя такой важной частью моей жизни, понимаешь? Без тебя Беттель в два счета выставит меня на улицу… сделает потаскухой подзаборной. А ты приезжаешь снова и снова, и велишь, чтобы прислали именно меня… даже имя запомнил… и лучшую комнату на целую ночь… и платишь настоящим золотом, без обмана… Знаешь, как меня называют другие? Шлюха Кеннита, вот как! — Она горько и коротко рассмеялась. — Было время, когда я устыдилась бы подобного прозвища. А теперь оно мне нравится…
— Это ты о чем? — Голос Кеннита рассек ткань ее неторопливого монолога, словно тупой нож. — Что ты несешь? Я что тебе, за разговоры плачу?
