Путы для дракона (СИ) - Радин Сергей (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Док, я сообразил, что нельзя спрашивать насчёт семьи. Но когда перечисляли особенности величайшего колдуна, ты упомянул аскетизм общения. Расшифруй, что это значит. Или на такие объяснения тоже наложено вето?
Док Никита мальчишески улыбнулся и передал часть стены. Невольно поддавшись лёгкости его движения — будто воздушный шар передал! — Леон едва не выпустил увесистый груз из рук.
— В первоначальной своей ипостаси ты был человеком нетерпеливым и несдержанным, — сказал док Никита. — Чуть что — взрыв, гром, молния! А звание величайшего требует быть весьма и весьма осторожным.
— Из‑за эмоций? Жизнь по принципу «семь раз отмерь — один раз отрежь»? А если я на кого‑то злился? Невольно причинял этому человеку зло? Так?
— Леон, ты опять‑таки отталкиваешься от привычного, грубовато–сказочного значения слова «колдун». А ведь тебе уже объясняли, что этим словом мы просто сразу пытались сказать о твоей сущности. Ты не колдун в обычном смысле этого слова. На земле, среди обывателей, ты бы заслужил это звание, вздумай применить свои способности. Здесь, в другой реальности, ты человек с уникальным даром, который в тебе осторожно открыли и развили. На академических курсах наши корифеи вели тебя от знания к умению, и ты быстро обрастал навыками по предмету. Например, после третьего курса ты стал «Магистром Зелёного плаща», а потом… В общем, семилетний курс обучения ты закончил за три года. Опять‑таки уникальный случай. Тебе дали год отдыха, но ты вернулся через несколько месяцев, проработал в университете месяц как магистр, а следующие два года провёл в камере–одиночке.
— Что?!
— Ты сам упросил стариков об этом. Выяснилась одна очень неприятная вещь. Твои способности настолько стали частью самого тебя, что понадобился жесточайший контроль за всеми твоими сознательными и несознательными желаниями и эмоциями. А что такое человек, как не постоянно и разнообразно действующая эмоция? В университете тебя вели по строго обозначенному маршруту, и срывы воспринимались как мелкие шалости. А в естественных условиях? Человек захотел пить — он чувствует на языке сладость и прохладу воды. Захотел пить ты — рядом с тобой взорвутся все резервуары, природные и искусственные. А ведь ты ещё не думал где найти воду. Пример ясен?
— Ясен. Два года в одиночке…
— … ничего не дали. Себя ты укротить не смог. Зато преобразовал своё поле… Ох, прости, Леон заговорился. Итак, зато ты наложил на себя заклинание «предохранителя». Такого в практике университета ещё не было, поскольку его ты придумал сам. Из личной необходимости. С этим заклинанием ты смог снова жить так, как хотел, и никому не навредить.
— Заклинание «предохранитель»? Пистолет ставят на предохранитель, чтобы нечаянно не нажать.
— Всё правильно. Другим студентам такое заклинание не требовалось, поскольку им нужно было определённое напряжение, чтобы выполнить своё желание. Кстати, многие преподаватели считали, что камера–одиночка пошла тебе на пользу, раз ты додумался до «предохранителя» и нашёл в себе силы им воспользоваться. Они решили, что характер твой изменился. И зря.
— А как действовал «предохранитель»?
— Система жёсткого блокирования. Программа запретов и целесообразностей. Ты сознательно спустил себя до нашего уровня. Некоторые преподаватели были недовольны. Их тоже можно понять. Ты пошёл по лёгкому пути: изменил не себя, а условия вокруг себя. Но я считаю, ты всё же изменился — чуть–чуть. Не каждому дана воля скрутить себя в кулак и держать под собственным, пусть и искусственным контролем, когда знаешь, какие силы в тебе бушуют.
— Ты думаешь, я «не снят» с «предохранителя»?
— Я не думаю — вижу. Кроме того, образно говоря, ты этой своей амнезией засунут в кобуру и застёгнут. Может, и к лучшему. Кто знает, каких бы дел натворил в обоих мирах, зная реальные причины происходящего. — Он подошёл поближе к Леону, взглянул наверх и крикнул: — Брис, мы закончили!
Брис не стал молодецки спрыгивать, хотя высота чуть выше его роста: он ухватился за оставшийся край пола первого этажа и осторожно нырнул на цоколь. На его груди распласталась птица, похожая на изысканный старинный доспех. Когда Брис спрыгнул, сокол не выказал недовольства, лишь сильнее прильнул к новому хозяину, а тот осторожно погладил уже начинающее блестеть оперение…
Что‑то сухой болью ворохнулось под сердцем Леона: он почувствовал привалившегося к плечу Мишку, сидевшего, по обыкновению, на ручке кресла, а за шею Леона обнимала горячая ручонка Анюты…
Шорох и мгновенный проблеск светлого — Вик ворвался в комнату, обжёг кончиком крыла щёку Леона, упав на его плечо, и агрессивно ссутулился, враждебно разглядывая остальных.
— Что это с ним? — недоумённо спросил Леон.
— А что с тобой? — спросил Рашид. — О чём ты подумал, что он решил тебя защитить от нас?
Леон отвернулся. Неужели Вик влетел, «услышав» его тоску?..
На середину комнаты выволокли грязную, хромую на одну ножку тахту. В целом мебель идеально подходила для их целей: по обе стороны от Романа уселись Леон и док Никита.
— Ну–с, приступим. Брис, позови Вика, ему незачем участвовать в этом, сидя с Леоном. Итак, Леон, слушай меня внимательно. Правую ладонь надо лбом Романа. Не напрягайся. Теперь сосредоточь все свои ощущения на коже ладони. Просто почувствуй её.
Ладонь Леон не почувствовал, зато под нею возникла упругая волна. Она энергично подталкивала его ладонь то кверху, то в стороны. Кажется, док Никита заметил почти невидимое движение, потому сразу ровным голосом продолжил:
— Закрой глаза и оставайся на уровне того ощущения, которое ты сейчас держишь.
Больше всего Леон переживал, что не получится, потому что сообразил наконец: чем быстрее восстановятся способности, тем короче будет путь домой. А закрыл глаза — не отвлекает ничего, легче сосредоточиться. И вроде только начал концентрировать внимание чутко слушающего тела на живой «волне» между неподвижным телом Романа и собственной ладонью, как вдруг из‑под него резко выдернули надёжное прежде, крепкое сиденье.
С коротким криком Леон ткнулся носом — равновесие потеряно, и центр тяжести вмиг переместился в голову. Впечатление, что ткнулся носом, а на деле нос, голова, а за ними всё тело летели вслед за нелепо вытянутой рукой в бесконечную пропасть. «Памятник!» — мелькнувшая в полёте мысль оценила стремление тела.
А там, в глухом пространстве («Вернулся в «зеркальный лабиринт»?» — недоумённо спросил Леон. Кого спросил? Неужели всё‑таки дока Никиту — вслух?), его обгоняло и мчалось дальше эхо — чужой, невнятный голос за голосом. Он будто плыл в странной реке — внутри громадной бочки. Его крутило за собственной рукой, которая тащила вперёд, — и каждый голос–эхо мчался мимо, высоко и больно (как в детстве, когда будят среди ночи от крепкого и тяжёлого сна) толкаясь в уши.
Захлёбываясь тёмным воздухом, всегда внезапным — вниз и тяжёлым — вверх, примериваясь к ритму психованного потока, Леон увидел, что «бочка, внутри которой он плывёт», расширяется, а эхо постепенно перестаёт его обгонять. И он начинает понимать отдельные слова, падающие откуда‑то извне, и сразу старается держаться от них подальше, потому что они сбивают его сосредоточенность. Они слишком жалеют его, а он из‑за этого забывает правильно держать ладонь.
А потом он и правда забывает о течении, о ладони, об эхо–словах — он сухой лист, гонимый ветром по ухабистой дороге, а впереди него — ещё один лист, который ветер не просто гонит — а швыряет, как попало…
И Леон потянулся побыстрее — догнать, рассмотреть. А лист впереди, кажется, тоже его увидел: стал лететь ниже, цепляться за все камешки на дороге, поворачиваться так, чтобы ветру неловко было подхватывать его и бросать. Но, даром, что лист, Леон резко ощущает: у его желудка выросли цепкие ручонки, суховатыми пальцами они уже хватаются за горло…
Сумрачная дорога мгновенно падает — Леон взлетает в светлеющее небо…
Чьи‑то руки крепко стискивают его за плечи, наклоняют ему голову, и его тошнит жиденько и противно одним желудочным соком — кроме аскетичного завтрака, желудку нечего извергнуть…
