Волчья хватка. Книга 2 - Алексеев Сергей Трофимович (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
— Сейчас некогда, — в строну обронил Ражный. — Рамы вставить надо, тепло уходит…
— Вот вы, вотчинники, все одинаковые! — лениво изумился бродяга. — Домовитые!.. Но в стенах ли счастье?
Ражный развёл на улице костёр и с прежними смутными, беспокойными чувствами начал прокаливать замазку на стёклах.
Поздно вечером странстующий рыцарь молча запихал в рюкзак свой просушенный гардероб, положил на подоконник упаковку спичек и три парафиновых свечи.
— Ну, благодарствую за тёплый приём, — сказал он на пороге. — Не поминай лихом. Вещера тут одна, может, и сведёт ещё…
— Переночуй, — предложил Ражный. — Куда ты на ночь глядя?
— Мне ещё лучше в темноте. Я же Сыч — ночная птица…
И тотчас ушёл в густой сумрак, насыщенный ещё и сильнейшим снежным зарядом.
Гроза всего Вещерского леса, о котором предупреждал калик, на вид оказался не таким и грозным, даже благодарным, коль помнил о встрече на Памире и открыл тайну древнего обычая. И все равно на душе у Ражного было смутно и неспокойно. Будто Сыч не только принёс спички и растопил печь, но ещё заронил искру надежды на избавление от сирого существования в лесах, хотя Ражный начинал привыкать к нему и уже ощущал, что не просто выживает здесь и ждёт окончательного приговора бренки, а живёт. Останься он один на один с собой, в земляной берлоге, ещё неизвестно, какое бы вызрело решение, не исключено, сейчас бы искал себе применение где-нибудь в миру, в большом спорте, где все покупается и продаётся.
Или бродяжил бы, как Сыч!
Неведомая покровительница могла быть кукушкой…
Эта осторожная, боязливая, как дикая птица, мысль вползла к нему в голову, как только бродяга, словно между прочим, походя, рассказал об утверждённом ещё Сергием обычае.
Да она и есть кукушка! Одинокая, сирая, но гордая дева, ушедшая на Вещеру от позора прослыть брошенной невестой. И не он, а она отыскала оставленного на произвол судьбы послушника, принесла топор, тулуп, пищу…
И ни разу не явилась на глаза, не оставила ясного следа, чтобы можно было отыскать её гнездо…
Ражный готов был бросить все и тотчас бежать на поиски, но в последний миг, словно медведь на рогатину, он натыкался на снисходительную, насмешливую фразу Сыча: «Ну чего стоишь? Ноги в руки и бегом за своей долей!»
Смута на душе вроде бы пригасла, когда Ражный вставил окна, затопил баню и принялся сбивать двери. Нехитрая плотницкая работа, как колыбельная, вот уже который день укрощала страсти и воображение, но как бы он ни старался смирить въедливую, будто кислота, мысль о кукушке, она давала о себе знать, как только брал в руки топор или накидывал на плечи тулуп.
Это уже напоминало поединок с собственными чувствами, и чтобы победить их, он нашёл компромисс: прежде чем броситься на поиски своей доли, нужно прорваться, тайно проникнуть в Сирое Урочище и взглянуть на вариант своей будущей судьбы. Может, и в самом деле не следовало хоромы ставить и не нужно кукушку искать.
Разве что отблагодарить за покровительство…
Ражный растопил баню и, пока набирался жар, неторопливо и основательно стал готовиться к марш-броску в Сирое, как готовились все его предки к важной охоте на зверя: выстирал рубаху с синей глиной вместо мыла, срезал лезвием топора ногти на руках и ногах, промыл желудок. Потом несколько часов подряд парился, мылся и подолгу лежал у бегущей воды, избавляя своё тело не столько от запаха человека, сколько от излучения тончайшей части материи — чувств, дабы не оставлять за собой светящегося шлейфа.
И достиг этого, потушил искру, зароненную странствующим рыцарем…
На рассвете, когда небо чуть засинело на востоке, он встал лицом на запад, легко вошёл в раж и побежал с волчьей прытью, озирая пространство оком летучей мыши. Предутренний, по-зимнему белый лес был ещё пуст и прозрачен, хотя на старых вырубках всего в километре от дома виднелись блеклые мазки кормящихся лосей, вдоль речки в ивняках слабо мерцали точки зайцев — все травоядные оставляли невыразительные, однотонно-зеленоватые из-за потребляемого хлорофилла следы. Не останавливаясь, Ражный машинально запоминал места, куда потом можно сходить на охоту: продукты, принесённые покровительницей, закончились, и он уже пил только воду, разведённую с остатками мёда. Вместе с тем он отметил, что зверя в Вещерских лесах не густо, нет ни единого кабаньего следа, и скорее всего, потому нет и следов хищников, ни мелких, ни крупных.
И только подумал о них, в тот же час заметил, как зайцы разом и стремительно порскнули из ивняков в материковый лес и затаились в чащобе, хотя не было и намёка на присутствие хищника. Стронуть их с кормёжки могла только чистоплотная зимняя лиса, внезапно появившись в пределах видимости косоглазых: хитрость, а вернее, её потрясающая выносливость, состояла в том, что она никогда не выдавала чувства голода, приближаясь к добыче, отчего оставляла едва заметный след и тем самым усмиряла осторожность грызунов. Более крупные хищники в любое время года тянули за собой хорошо зримый шлейф, по яркости и пестроте которого можно было судить, насколько пусты их желудки.
Ражный чуть замедлил бег, по привычке увлечённый ловчим азартом, но лисы так и не обнаружил. А рассредоточенных по веретью и затаившихся зайцев кто-то спугнул ещё раз! Они бросились врассыпную, путая следы, будто преследуемые выжловкой, и скоро исчезли в мареве пространства.
Через несколько минут он забыл об их странном поведении, поскольку впереди возникло бесформенное облако, чуть светящееся в утренних сумерках, а до восхода было ещё далеко. Ражный умерил прыть и изменил направление, обходя туманность по большому кругу.
И тут заметил строчку знакомого, розово-синего женского следа, петляющего между деревьев с запада на восток — в сторону его «вотчины». Он был настолько свежим, что ещё не расплылся, не изменил красок и одновременно не имел чёткости, выглядел странно — то ли сдвоенный, то ли умышленно запутанный…
И мгновенно все усилия пошли насмарку! Земные чувства, как и притяжение, сверзли Ражного на землю, вмиг лишив волчьей прыти. Тяжело переставляя огрузшие ноги, он приблизился к росчерку следа и разглядел лыжню с отпечатками лыжных палок по сторонам. Снегу за эти два дня прибавилось немного, весь ветровал и просто лесной мусор ещё не прикрыло, и ходить в такую пору на беговых лыжах мог отважиться только их большой любитель, истосковавшийся за лето по снежной стихии.
Между тем заря уже пробила брешь в низких тучах на горизонте, до восхода оставалось немного, и следовало бы выдвинуться на исходный рубеж, встать на границе клубящегося облака, чтобы одним рывком преодолеть эти триста метров «запретной» зоны, однако манящая свежесть следа и его медленное угасаниие перетянули колеблющуюся мысль.
В Сирое всегда можно успеть, а вот представится ли ещё случай повстречать свою долю?..
«Инверсионный» след, оставляемый в воздухе всяким теплокровным существом, кроме всего нёс в себе полную о нем информацию, в том числе и зрительную. Ражный вошёл в розово-синее свечение, на минуту закрыл глаза и пригасил, увернул остроту чувств и мыслей, как в лампе уворачивают фитилёк. Воображение рисовало картины одну ярче другой, и в какой-то неуловимый миг перед взором промелькнул полуразмытый, туманный образ — строгий овал лица, прямой, греческий нос с чуть раздутыми крыльями и чем-то очень знакомый, пристальный взгляд тёмных больших глаз под чёрными дугами бровей. Ражный запечатлел его в сознании и теперь силился вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах он уже возникал перед глазами.
И вдруг словно вспышкой озарило память: да это же взор волчицы! Той самой, что уже однажды приснилась и которую гоняли сначала на вертолёте по зарастающим полям, потом по заброшенной деревне. Только что ощенившаяся, она уходила от охотников с волчонком в пасти или пережидала опасность, спрятавшись в траве, и Ражный несколько раз, будто на рогатину, натыкался на её взгляд и отводил глаза, чтобы не выдать полякам.