Город (СИ) - Белянин Глеб (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Палач пошёл к следующему висельнику, глашатай продолжил свою речь, не останавливаясь.
— Владимир, мужчина сорока пяти лет, — сказал он. — Осуждённый за осквернение имени нашего милостивого Капитана, нашего отца и вождя, своими гнусными стихами и высказываниями. Ему также дано помилование в виде повешения. Твоё последнее слово, ублюдок, — сказал он уже чуть тише, обращаясь лично к нему. — Не забывай, твоя семья смотрит.
— Я признаю все свои ошибки и прошу прощения у Капитана, — кричал Владимир так, чтобы его все услышали. К моменту его исповедания, Дарья уже перестала вертеться, тихонько повисшая на собственной шее. — Я должен умереть, чтобы очистить его честь, но я всё равно прошу у него прощения, чтобы он не держал на меня зла. Я сожалею…
— Да кто ты такой, — глашатай рванул его за шиворот, не давая сказать. — Чтобы наш Капитан злился на тебя, чтобы он тратил на тебя время. Кто ты такой, чтобы у тебя вообще было право говорить, что ты опорочил его честь, вонючая ты мразота, сдохни, — он с силой ударил по табурету.
Владимир затрясся в судорогах, его лицо налилось пунцовой синевой, точно черника. Палач пошёл к ступенькам, чтобы спуститься с платформы и прильнуть к клапанам.
Глашатай вернулся на своё место.
Павел пробежался по толпе: лица людей либо не выражали ничего, либо, что чаще всего, выражали высшую степень благоговения. Такого удовольствия музыкант не видел на их лицах даже тогда, когда играл для них в пабе. Один из охранников, проходящий мимо, взглянул на него — музыкант широко улыбнулся, глядя на представление, люди вокруг него тоже широко заулыбались.
Человек в чёрном прошёл мимо. Скрипач выдохнул. Павел мог даже почувствовать дыхания других людей, которые не ослабляли улыбки, но выдыхали вместе с ним. Охранник пошёл дальше, спотыкаясь об людей, и хватанул кого-то из скопища толпы.
Паша слегка качнул головой, чтобы узнать кого, но тут же вернул её на место, чтобы не вызвать подозрений. Он видел, что это была мать с ребёнком, судя по всему, семья Владимира. Мать также была в полном восторге от того, как милостиво Капитан разрешил её мужу просто повиснуть на веревке. Но малыш не радовался, он вообще не понимал, что происходит, на его глазах были слёзы, а в самих зрачках была какая-то бесконечная прострация, перерастающая в нечто непонятное и неизвестное. Мальчик увидел смерть собственного отца.
Охранник с матерью и ребенком на её руках прошли мимо Павла. Они вышли из толпы и куда-то удалились. Скорее всего, для проведения беседы с матерью и выяснения причины, почему её сын не радуется справедливому наказанию, которое восторжествовало над тем, кто этого заслуживал.
— И последний. Настоящий подонок, — заголосил глашатай. — Тот, из-за которого Город мог потерпеть огромнейшие убытки. Альберт, инженер шестидесяти девяти лет, все заслуги которого обнулены, все труды и проекты которого были сожжены.
Для настоящего научного деятеля была страшна не столько смерть собственная, сколько смерть всех его трудов и обнуление его работ. Но Город предусмотрел и это, хорошенько протопив один из бараков бумагами и записями Альберта. А чтобы тряхнуть даже самых прожжённых, его не повесят, а сварят заживо на пару, с помощью труб, которые были приварены к подножию Генератора. С этой целью старика и раздели. Чтобы смерть его была такой же мучительной, как и окончание его карьеры.
— Твоё последнее слово, ничтожество, — крикнул глашатай.
Инженер промолчал. Павел неуверенно подобрался ближе к платформе и заметил, что у старика рот заткнут кляпом.
— Не хочешь говорить значит? — Громко спросил глашатай, пока руки инженера висели на цепях, а его взгляд был сухо вперит в пол. — Ну что ж, дело твоё, — он жестом руки отдал приказ палачу. Палач с силой крутанул вентили.
Людская прорва онемела от ужаса. Павел не мог сдержать слёз.
Прямо из под ног осуждённого вырывались столпы пара, обжигающие его тело, словно обливая кипятком, заставляя кожу плавиться и слазить до костей, а кости нагреваться и крошиться в труху. Пар яростными потоками окатывал старческое тело, которое было способно в ответ издать лишь болезненный хрип — кляп не давал ему кричать.
Человек дёргался, вырывался, трясся всем телом. От пара у него слазили волосы, лопались глазные яблоки, губы заворачивались в трубочку. В полной тишине и в одном только визге металических труб люди провели около минуты.
Когда палач повернул вентили обратно, а клубы смертельно горячего пара расступились, люди ахнули. Их взору предстал человек, заживо сваренный, сверху донизу усыпанный вздувшимися пузырями, а в некоторых местах и вовсе проглядывались кости. Само человеческое тело будто облезло и стекало со скелета.
Павел наблюдал «казнь на пару» в первый раз, а потому, заплаканный, не в силах сдержаться, он потерял сознание.
Но люди не дали ему упасть, они стояли так плотно, что…
* * *
Они стояли так плотно, что человек мог бы прижать к телу ноги и всё равно бы не упал. Давка была невыносимая. Семья Павла — Дементьевы — задержалась в Гостинице, а потому, когда настало время предъявлять билеты на пришвартованный в порту дредноут, они были слишком далеко. Отец семейства — Григорий — тянул за собой остальных. Они шли цепью. Отец впереди, расталкивал и пробивался сквозь людские скалы, что было почти невозможным, но ему всё же удавалось. Замыкающей была мать, крепко вцепившаяся в сына впереди себя, сам Павел держался за куртку отца и присматривал за матерью позади.
Человеческая масса бурлила, пенилась, её волны, сталкиваясь о преграды, сносили их, либо же обступали, раскалываясь на волны поменьше. Весь порт был усеян людьми, все они пытались выиграть себе место на спасительный корабль.
— Билеты! Билеты! — Кричал человек, принимающий билеты. Отец с семьей уже могли увидеть его, их разделяли всего несколько десятков метров. Но увязнуть в такой толпе было всё равно что в вязкой смоле, всё равно что провалиться в зыбучий песок.
— Билеты! — Продолжал кричать парнишка, желавший поскорее убраться отсюда. Он стоял в метре от мостика, ведущего на палубу корабля. Всего таких мостиков было несколько штук, но этот был ближе всего к Дементьевым — Билеты! Билеты! Ваши билеты!
Смотр билетов заканчивался, ещё чуть-чуть и мостик будет убран, дредноут поплывёт без них. У мальчишки, принимающего билеты, едва-едва хватало нервов, чтобы не приказать своим людям сворачиваться и скорее возвращаться на корабль.
— У меня дети! — Кричал мужской голос. — У меня двое детей! Возьмите их, прошу! — Два ребёнка четырёх и пяти лет оказались поднятыми над головами остальных людей. Две крепкие руки держали их наверху, а человек, который служил им опорой, умолял билетчика забрать и спасти его детей.
Григорий со своей семьёй с неведомой никому силой и огромнейшей прытью рвался вперёд. Казалось, на подступы к мостику уже никак нельзя было пробиться, ну никак нельзя, но он пробивался. Медленно, не без оскорблений и пинков в его спину, но пробивался.
— У нас билеты! — Закричала мама Паши умоляюще. — Пропустите, пропустите моего мужа!
Отец сматернулся в кулак, а Павел вдруг почувствовал необычайную лёгкость. Будто с него сбросили тяжёлый груз. Он обернулся и увидел свою мать, которой в волосы вцепился один из мужиков. Паша не колеблясь ни секунды разжал пальцы и отпустил куртку своего отца, поддался течению и погрузился в толпу — она приняла его как родного сына в своё человеческое буйство тел, колыхнула единожды, отталкивая, и отнесла на метр в бок. Теперь он мог плыть сам. Маму оттащили куда-то назад, её схватило ещё несколько рук, цепляясь за волосы и одежду, ряды меховых шуб и кожаных курток сомкнулись. Ему пришлось несколько раз упрямо пихнуться в ватагу жаждущих спасения, чтобы пробиться на пару метров назад, к матери.
На четвёртый толчок у него получилось, он добрался до неё, чуть ли не ступая на человеческие лица.
Мама кричала и звала на помощь, но ей закрыли рот. На неё надавило бесконечное перекрестие рук, точно паутина, где нельзя было даже сразу понять кому какие руки принадлежат. Кто-то, не найдя на ней билетов, начал топтать и бить её по голове. Паша беспомощно толкал людей, кричал, просил, чтобы они расступились, но они не слушали его — люди разрывали маму буквально на части, срывая с неё одежду, засовывая ей руки везде, куда только могли добраться, в поисках заветных билетов.
