Буря мечей - Мартин Джордж Р.Р. (полная версия книги .TXT) 📗
С каждым ударом весел Драконий Камень становился все больше. Давос уже видел очертания горы и большую черную цитадель у нее на склоне, с горгульями и драконьими башнями. Бронзовая фигура на носу «Плясуньи Шайялы» резала волны, взмахивая солеными пенными крыльями. Давос привалился к планширу, радуясь, что может на что-то опереться. Пережитые им испытания ослабили его. Если он слишком долго стоял, ноги начинали трястись, и на него часто нападали приступы кашля, после которых он выплевывал кровавые сгустки. Это ничего, говорил он себе. Боги не для того провели меня через огонь и воду, чтобы после уморить кашлем.
Слушая, как стучит барабан гребного мастера, гудит парус и поскрипывают весла, он возвращался во времена своей молодости, когда те же звуки каким-нибудь туманным утром вселяли в его сердце страх. Они возвещали о приближении морской стражи старого сира Тристимуна, а морская стража несла смерть контрабандистам, когда на Железном Троне сидел Эйерис Таргариен.
Но это было в другой жизни. До лукового корабля, до Штормового Предела, до того, как Станнис укоротил ему пальцы. До войны и красной кометы, до того, как он стал Сивортом и рыцарем. Он был другим человеком в те дни, до того, как лорд Станнис возвысил его.
Капитан Хоран рассказал ему о крушении надежд Станниса в ночь, когда горела река. Ланнистеры обошли его с фланга, а переменчивые знаменосцы в час наибольшей нужды стали покидать его сотнями. «Там видели тень короля Ренли, — сказал капитан, — он рубил направо и налево, возглавляя авангард львиного лорда. Говорят, его зеленые доспехи от дикого огня сияли призрачным светом, а оленьи рога на шлеме горели золотом».
Тень Ренли. А вдруг и тени сыновей Давоса тоже вернутся в этот мир? Он слишком много повидал в море, чтобы утверждать, что призраков не существует.
— Неужели никто не остался верен ему? — спросил Давос.
— Лишь немногие — в основном это родственники королевы. Мы взяли на борт многих с лисой и цветами, но еще больше народу под всевозможными эмблемами осталось на берегу. Лорд Флорент теперь десница короля.
Гора, увенчанная бледным дымом, приближалась. Парус пел, барабан бил, весла работали в лад, и вскоре перед ними открылось устье гавани. Как пусто, подумал Давос, помнивший, сколько кораблей теснилось прежде у каждого причала и покачивалось за волнорезом. Флагман Салладора Саана «Валирийка» стоял у набережной, где прежде помещалась «Ярость» и ее сестры. Корпуса соседних кораблей тоже пестрели лиссенийскими полосками. Давос тщетно искал «Леди Марию» или «Духа».
Войдя в гавань, они спустили парус и подошли к причалу на веслах.
— Мой принц захочет повидать вас немедленно, — сказал капитан, пока матросы закрепляли концы.
На Давоса напал кашель. Он схватился за борт и сплюнул в море.
— Король, — просипел он. — Я должен видеть короля. — Где король, там будет и Мелисандра.
— Король никого не принимает, — твердо ответил капитан. — Салладор Саан вам все расскажет. Сначала к нему.
Давос, слишком слабый, чтобы противоречить, ограничился кивком.
На борту «Валирийки» Салладора не оказалось. Они нашли его за четверть мили от нее, в трюме пузатой пентошийской барки под названием «Богатый урожай», где он с двумя евнухами пересчитывал груз. Один евнух держал фонарь, другой восковую табличку и стилус.
— Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять, — бубнил старый пират, когда Давос с капитаном вошли в трюм. Сегодня он был в винно-красном камзоле и высоких сапогах из выбеленной кожи с серебряным тиснением. Раскупорив один из сосудов, он понюхал, чихнул и сказал: — Грубый помол, второсортный — мой нос не проведешь. В накладной значатся сорок три сосуда — куда же, любопытно знать, подевались остальные? Эти пентошийцы думают, что я считать не умею? — Тут он увидел Давоса и осекся. — Что это так глаза щиплет — перец или слезы? Неужто передо мной Луковый Рыцарь? Нет, быть не может — все сходятся на том, что мой друг Давос погиб на горящей реке. Зачем же его призрак тревожит меня?
— Я не призрак, Салла.
— Да ну? Мой Луковый Рыцарь никогда не был таким тощим и бледным, как ты. — Тут Салладор Саан, пробравшись между грудами пряностей и рулонами тканей, стиснул Давоса в объятиях и расцеловал трижды, в щеки и в лоб. — Но ты еще теплый, сир, и я слышу, как стучит твое сердце. Так это правда? Море проглотило тебя, но выплюнуло обратно.
Давосу вспомнился Пестряк, полоумный шут принцессы Ширен. Он тоже побывал в морской пучине и вышел оттуда безумным. Может, и он, Давос, лишился разума? Кашлянув в перчатку, он сказал:
— Я проплыл под цепью, и меня выбросило на копье сардиньего короля. Там бы я и помер, если б не «Плясунья Шайяла».
Салладор обнял за плечи своего капитана.
— Молодец, Хоран. Мне сдается, ты получишь щедрую награду. Мейзо Map, будь хорошим евнухом и проводи моего друга Давоса в хозяйскую каюту. Да принеси ему горячего вина с гвоздикой — не нравится мне этот кашель. Лимон тоже туда выжми. Подай еще белый сыр и миску тех зеленых оливок, которые мы только что считали. Я сейчас приду к тебе, Давос, только поговорю с нашим славным капитаном. Ты извинишь меня, я знаю. Смотри только не съешь все оливки, не то я рассержусь!
Давос вместе со старшим из двух евнухов проследовал в большую, богато обставленную каюту на корме. Ковры здесь были мягкими, окна цветными, а в каждом из глубоких кожаных кресел могли поместиться трое Давосов. Вскоре явились сыр, оливки и чаша горячего красного вина. Давос взял ее в руки и с благодарностью отпил глоток. По груди распространилось упоительное тепло.
Немного времени спустя появился и Салладор Саан.
— Извини за вино, дружище. Эти пентошийцы пили бы собственную мочу, будь она красная.
— Оно хорошо для груди. Моя матушка говаривала, что горячее вино помогает лучше всякого компресса.
— Компрессы тебе тоже понадобятся. Значит, ты все это время просидел на копье? Подумать только. Как ты находишь это превосходное кресло? Зад у него будь здоров, верно?
— У кого? — спросил Давос, попивая свое вино.
— У Иллирио Мопатиса. Кит с бакенбардами, право слово. Кресла делались по его мерке, хотя он не часто вылезает из Пентоса. Толстяки любят сидеть с удобствами — впрочем, собственная подушка всегда при них.
— Как это ты оказался на пентошийском судне? Никак снова пиратом заделался, милорд? — Давос отставил пустую чашу.
— Низкая клевета. Кто претерпел от пиратов больше Салладора Саана? Я беру лишь то, что принадлежит мне по праву. Мне много задолжали, очень много, но вместо золота я получил пока что пергамент, совсем свеженький. На нем имя и печать лорда Алестера Флорента, десницы короля. Теперь я — лорд Черноводного залива, и ни одно судно не смеет бороздить мои благородные воды без моего благородного разрешения. А если эти разбойники пытаются проскочить ночью, чтобы не платить мне законной пошлины, то они ничем не лучше контрабандистов, и я имею полное право взять себе их суда. Но пальцев я никому не рублю, — со смехом заметил Салладор. — На что мне их пальцы? Я беру только корабли, груз и выкуп — в разумных пределах. — Он бросил на Давоса острый взгляд. — А ты, дружище, плох. Этот кашель, и кости под кожей выпирают. Зато твоего мешочка с костями я что-то не вижу.
Рука Давоса по привычке потянулась к отсутствующей ладанке.
— Я потерял их на реке. — (А с ними и удачу.)
— Там творилось что-то ужасное, — посерьезнел Салладор. — Даже из залива страшно было смотреть.
Давос закашлялся, сплюнул и снова закашлялся.
— Я видел, как горели «Черная Бета» и «Ярость», — хрипло выговорил он наконец. — Вышло ли хоть сколько-нибудь наших кораблей из огня? — Частью души он все еще надеялся.
— «Лорд Стефан», «Дженна-оборванка», «Быстрый меч», «Веселый лорд» и еще несколько оказались выше пиромантовой мочи. Они не сгорели, но и уйти не смогли, поскольку цепь уже подняли. Некоторые сдались, но большинство двинулось на веслах вверх по Черноводной, подальше от боя, и там моряки затопили их, чтобы они не достались Ланнистерам. Я слышал, будто «Дженна-оборванка» и «Веселый лорд» все еще пиратствуют на реке, но кто знает, правда ли это.
