Френки и Майкл - Чекалов Денис Александрович (читать полную версию книги TXT) 📗
– Именем Господа, – повторил человек.
Он поднес амулет к губам и поцеловал его. Шериф отвернулся, хотя во всей комнате не было ни одного предмета, на который можно было еще смотреть.
– Господь всегда с нами в тяжелой борьбе, которую мы ведем во имя чистоты человеческой расы, – произнес комендант.
Он снова сложил руку, словно готовясь спрятать амулет, но задержал ее, глядя на нас.
– Я всегда прячу крест, когда выхожу из-под этих стен, – сказал комендант. – И вынимаю его, когда возвращаюсь обратно. Это помогает мне чувствовать.
Его большой палец медленно провел по выпуклым драгоценным камням, устилавшим крестовину амулета.
– Господь дает нам великую силу, – сказал он. – В обмен на преданное служение ему. И наш долг не дать этой силе расплескаться.
Шериф не двигался, но я видел, что его гложет нетерпение.
Комендант повернулся, готовый положить ладонь на рукоятку внутренней двери; но вместо того чтобы сделать это, он поднял голову, глядя туда, где не было видно ничего, кроме металла, тускло отблескивавшего в белом свете ламп.
– Дежурный офицер, – сказал он. Это был больше не голос священника, плавный и мягкий. Теперь комендант говорил коротко и жестко.
– Что происходит? – спросил он. Голос динамика был глухим и звенел металлом, но все же я без труда различал слова.
– Все в порядке, сеньор комендант. Заключенные спокойны.
Комендант повернулся, крупные капли пота сверкали на его лбу под зачесанными назад волосами. Глаза сузились, рот приоткрылся, а пальцы крепко сжались на перекрестье амулета.
– Опасность, – сказал он. – Господь предупреждает меня об опасности. Удвойте стражу. Подайте электрический ток на внутренние переборки.
– Да, сеньор комендант.
Человек с крестиком в руке тяжело дышал Он встретился глазами с федеральным шерифом и поспешно отвел их.
Откровенный скептицизм шерифа мешал коменданту.
– Где-то здесь, – проговорил тот. – Совсем близко. Кто-то из заключенных готовится к бунту.
– Кто бы он ни был, – в голосе шерифа звучало больше резкости, чем обычно, – это не мой подопечный. Пропустите нас внутрь, комендант, и разбирайтесь со своим побегом.
– Хорошо.
Тонкая струйка пота бежала по щеке коменданта, когда он проворачивал ручку металлической двери. Вооруженные солдаты смотрели на действия своего командира бесстрастно, почти безучастно.
Я понял, что они лоботомированы.
Комендант шагнул внутрь и внезапно остановился снова. Из уст шерифа неожиданно вырвалось короткое проклятие. Он не верил ни в предчувствия, ни в слово Божие, ни в инкрустированный крестик на золотой цепочке – только в крепкие стены и электрический ток.
– Это не заключенные, – прошептал комендант. – Стража.
Солдаты развернулись, направляя на нас дула штурмовых винтовок.
Комендант захлопнул внутреннюю дверь, тяжелая рукоятка скрипнула.
– Комендант, – произнес шериф.
Однако человек без знаков различия на форме уже не слушал его. Он поднес к губам маленький крестик и поцеловал его.
– Один из вас троих, – глухо произнес он. – Это один из вас.
Солдаты сделали шаг вперед, сжимая кольцо.
Я усмехнулся и сложил руки на груди.
– Иегова болтает с вами по прямой линии, не так ли? – осведомился я.
Брови коменданта были нахмурены. Сгорбившись, он шевелил губами, повторяя слова молитвы.
Солдаты не двигались; они ждали приказа. Однако было очевидно, что, если один из нас или шериф попробует двинуться, охранники более не будут ничего ждать.
– Комендант! – сердито окликнул военного федеральный шериф.
Тот не ответил.
Его глаза были широко раскрыты, были видны желтоватые белки в красных прожилках.
– Один из вас троих, – едва слышно проговорил он. – И сейчас я узнаю, кто это.
– Связь заедает? – участливо осведомился я. – Однако пока вы думаете, я расскажу кое-что о вас.
Комендант резко выпрямился, словно его хлестнули по спине. Он сверкнул на меня глазами и проговорил, кривя рот:
– Вы ничего не знаете обо мне. Это секретный объект. Данные о персонале хранятся в тайне.
– Ортега Илора, – неторопливо произнес я. – Родились в семье крестьянина в небольшой деревне в тридцати милях от Вилья-Эрмоса.
Шериф с удивлением посмотрел на меня.
– В одиннадцать лет вы начали учиться у святого отца Карлоса. Вы хотели стать священником, но стали им только много лет спустя, уже в сорок два года. Я прав?
Комендант попятился.
Его лицо побледнело, а губы задвигались.
– Вы не можете этого знать, – в ужасе прошептал он. – Откуда вам это известно?
– Когда вам было семнадцать, – продолжал я, – ваш отец начал слышать голоса и понял, что в него вселяется дьявол.
Аспониканская деревня недалеко от залива Кампече. Тридцать четыре года назад
«Нравится ли тебе жизнь, которую ты ведешь?» Маркос Илора замер, сжав седые виски грубыми, заскорузлыми от многолетней крестьянской работы пальцами.
– Нет, – пробормотал он. – Только не это снова.
«Маркос, – голос был ласковым, нежным, – получил ли ты все, чего хотел от жизни?»
Голос принадлежал женщине; сотни, тысячи раз Маркос Илора представлял себе эту женщину.
Он никогда в жизни ее не видел; он не знал, какая она, и потому воображение каждый раз рисовало ему его соблазнительницу иной.
«Маркос, – она говорила тихо, с некой укоризной, – почему ты закрываешься от меня?»
– Нет! – закричал он. – Нет, нет, не надо!
Бывали мгновения, когда он видел ее перед собой, точно живую. Он видел ее лицо, обрамленное шелковистыми волосами – каждый раз другого цвета; чувствовал ее кожу, нежную, шелковистую; ощущал запах.
Иногда это было только видение – смутный образ, видимый словно сквозь голубоватую дымку, стоящую по утрам над лугом. Но ее голос – голос всегда звучал ясно, словно была она совсем рядом, словно и не было между ними никакого расстояния.
«Маркос», – произнесла она.
Он обхватил голову руками и сжимал, сжимал ее, все крепче и крепче. Багровое солнце уплывало за невысокие ряды деревянных построек.
«Маркос, тебе не нужно прятаться от меня. Я единственная, кто знает тебя так же хорошо, как ты сам. Я единственная, кто понимает тебя».
– Изыди, – прошептал старый крестьянин, бессильно опускаясь на колени. – Оставь меня. Я молился в церкви. Я исповедался. Ты должна меня оставить.
«Ты молился в церкви? – удивленно спросила она. – Какое отношение имеет к нам с тобой церковь? Разве только ты соберешься на мне жениться».
Она тихо засмеялась; этот смех раздавался где-то глубоко в голове Маркоса Илоры и, звеня, отражался от стенок мучимого болью черепа.
«Тебе больно оттого, что ты сопротивляешься, – сказала она. – Перестань. Пойми, что только я могу сделать тебя счастливым».
– Ты не делаешь меня счастливым, адское отродье, – прошептал Маркос. – Ты убиваешь меня.
Теперь он стоял на коленях, согнувшись и обхватив голову руками. Боже мой, что будет, если сейчас войдет его Марта или кто-нибудь из сельчан и увидит его вот таким, раздавленным, полусумасшедшим.
Иногда ему хотелось, чтобы кто-то узнал о демонах, которые осаждают его; кто-то еще, но только не отец Карлос. В такие мгновения жгучее, разрушительное желание уничтожить себя разрывало его изнутри, обжигая сердце болью. Он хотел, чтобы его изгнали, побили камнями или даже утопили в реке, привязав к шее мельничный жернов, как поступали с одержимыми в старину.
Но это желание быстро отступало, и Маркос говорил себе, что это здравый смысл, сила воли брали в нем верх над демоническими увертками. Он пытался поверить, что остается живым и хранит свою ужасную тайну ради Марты, своей жены, и ради Ортеги, который стал уже совсем взрослым парнем.
Но в пугающие минуты просветления Маркос Илора понимал, что это не так.
Он лгал, притворялся, скрывал ото всех свой недуг не потому, что тем самым боролся с демоном. Напротив – озорной тихий голос, звеневший в его ушах, как колокольчик, манил Маркоса, заставляя прислушиваться к себе снова и снова.
