Отражения (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
— Догадываюсь.
— Старик хотел сказать этим, что каждый, независимо от того, обладает ли могуществом, или же слаб и беспомощен, должен принимать свою судьбу с честью. И нет ничего постыдного и ужасного в том, чтобы примириться с обстоятельствами. Всё лучше, чем воевать...
— Он был очень умным гройгом.
— О да! И очень весёлым. Потому что потом подмигнул мне, добавляя: «Но некоторые Пути мы чертим сами. Иногда — даже назло себе!»
Я улыбнулся. Надеюсь, что не слишком грустно. Было бы жаль напоследок расстраивать эту добрую женщину.
Найо вышли из пелены тумана и остановились чуть поодаль, всем своим видом выражая ожидание.
— Мне пора.
— Можно было бы пожелать тебе «счастливого пути», но я поступлю иначе, — Гани встала, отряхнула широкую юбку, выпрямилась, расправляя плечи, и сказала, тихо и просто: — Да грядёт Разрушитель по начертанному Пути.
Я поднялся следом, посмотрел в тёплые, странно поблёскивающие глаза и ответил:
— Да грядёт.
Она качнула головой и ушла. А я окликнул своих стражей:
— Поправили здоровье?
— Как приказали.
— Как пожелали.
— Готовы к маленькому путешествию?
— И не только к маленькому.
— И не только к путешествию.
— Тогда отправляйтесь домой. Да не забудьте захватить меня.
Бросаю последний взгляд на каменные стены, которые оказались уютнее, чем самый роскошный дворец. Жаль, что вернуться не получится. Но думаю, Гани поймёт и одобрит моё решение. А остальные... Их дело. Что хотели, то и получат. И пусть только попробуют быть недовольными!
Пора на покой, драгоценная.
«Но он не будет долгим?...»
Не будет. Мне вообще не дают отдыхать. Споёшь колыбельную?
«Если хочешь...»
Красивую и добрую?
«Других не знаю...»
И она начинает петь, закутывая меня в слои Савана, как мать, пеленающая ребёнка. С привычной любовью, временами бывающей чересчур суровой. Но ведь всем известно, что только по-настоящему любящее сердце может быть строгим к предмету своей любви...
Меня не беспокоили, и за это я был искренне благодарен. Всем, без исключения. Саван плавно перетёк в крепкий сон, и когда мои глаза открылись, мне не нужны были дополнительные средства, чтобы почувствовать себя хорошо. Ну, относительно хорошо, конечно, потому что ничего по-настоящему «хорошего» в сложившихся обстоятельствах нет.
О чём мечтает в детстве каждый мальчишка? Нет, не о деревянном мече и лошадке. Он мечтает стать героем и спасти мир. Или наоборот? Точно, сначала надо спасти мир, а потом тебя объявят самым смелым и самым умным среди таких же олухов... Нет, я не шучу. Какие тут шутки? И смеяться не над чем. Когда уши, хорошо знающие только холодные и сухие пальцы наставника, восторженно внимают песнопениям охрипших с перепоя менестрелей, юный разум никак не желает понять самую простую из истин: легенды рождаются из праха героев, а не иначе.
То есть, жил-был человек (гном, эльф — по вашему выбору), к звёздам с небес тяготения не испытывал, животных обижал в меру (шпорами бока лошади раскровенить — какая ж тут обида?), тискал соседских девушек на соседском же сеновале, да и вообще — не тужил. Помимо прочего любил помахать железной палкой-ковырялкой, в просторечии именуемой «меч» (также сойдёт топор, дубина, оглобля и любое увесистое орудие нелёгкого душегубческого труда). А может, магией баловался — без разницы. И однажды случилось... Ага. Страшное. То ли посевы потравили, то ли скот заморили, то ли ещё какая напасть приключилась, и надо что-то делать, поскольку оставлять, как есть, нельзя. Сразу же выясняется, что желающих рисковать шкурой поблизости не водится. О, причин сколько угодно и на любой вкус: и семеро по лавкам, и немощь телесная, и несовместимость насилия с мировоззрением, и... Да мало ли отговорок можно придумать? В общем, некому идти с ворогом разбираться. Да и у героя будущего — ни хотения, ни чего другого нет. А есть только маленький домашний зверёк, который до поры до времени мирно спит где-то в межрёберье. Совестью называется. И начинает вдруг этот самый зверёк зубки показывать. Да так настырно показывает, что невмоготу терпеть. И начинает парень думать: что ж на сердце-то так паскудно? Тысячу и одно оправдание придумал, а не помогает. Вот тогда и приходится ему приниматься за работу. А дальше — как повезёт: либо на поле боя сгниёшь, либо овеянный славой домой возвратишься. Но песню о тебе сложат. Только в ней не будет сказано, что герой совершал свои подвиги только потому, что кто-то должен был оторвать задницу от скамьи и засучить рукава...
Я тоже... Мечтал. Положим, не спасать мир (ни к чему это, мир и сам решит, жить ему или умирать), но совершить нечто прекрасное и героическое. Домечтался. Вот и повод подвернулся. Конечно, героем меня не объявят. Но и забыть не смогут. Потому что дурное всегда помнится дольше, чем хорошее. А уж дурного от моей дурости может случиться... Ой, как много.
И всё-таки, стало легче. Как будто долгий путь подошёл к концу, и я стою у порога, за которым меня ждёт покой. Несколько шагов, несколько вдохов — и всё станет не важно. Всё вернётся к истокам. Всё будет ПРАВИЛЬНО. Да, именно так. Если моя мать страдала этим пороком, она в полной мере передала его и мне. Только я обычно очень долго хожу вокруг да около прежде, чем поступить так, как должно. Медлю. Сомневаюсь. Ошибаюсь. Бросаюсь исправлять ошибки. А надо-то всего ничего: спросить собственное сердце. Да-да, сердце, а не разум. Никогда не спрашивайте совета у этого неприятного типа: хорошего он не насоветует. Разумного — пожалуйста, а правильного — никогда. Потому что только сердце может сказать: ты — молодец, действуй в том же духе. Разум же сразу начнёт рассматривать варианты, рассчитывать силы, прикидывать выгоду. В общем, будет делать то, для чего и предназначен. Поэтому в некоторые моменты существования голову надо отлучать от принятия решений. В некоторые, но далеко не во все. Если вы напропалую начнёте «жить сердцем», может случиться много неприятностей. И с вами, и со всеми остальными. Потому что голос сердца временами подменяется голосом тела...
Красивый день выдался. Тихий.
Смотрю на заснеженные деревья за окном. Чёрные когти памяти под белым плащом забвения — очень подходящая к моему настроению картинка. И ни малейшего следа надежды. Ни одного зелёного пятнышка. Не по сезону, конечно, искать травинку в разгар зимы, но так хочется взять и найти. Вопреки всему. Возможно, кто-нибудь и найдёт. Но не я. Я с надеждой уже попрощался. Церемонно и сухо. Кажется, она не была против того, чтобы меня покинуть. В любом случае, невежливо задерживать даму против её воли. Глупо думать, что надежда умирает последней. Она вообще не способна умереть, потому что принадлежит миру, а не его смертным осколкам. Надежда не умирает, напротив: она идёт за похоронной процессией. С сухими глазами...
— Почему ты вернулся?
Оконное стекло не может показать отражение Магрит — слишком светло, и я спешу обернуться, чтобы посмотреть на сестру. Нет, не так: чтобы запомнить её облик так хорошо, как это только возможно. Другого шанса может и не выдаться.
Чёрное и белое. Набросок углём на листе бумаги.
Волосы, гладко причёсанные и забранные в пучок. Благородно-бледные щёки. Кружева и шёлк нижней юбки. Это — белое.
Строгий силуэт платья. Агаты ожерелья и колец. Это — чёрное.
И только глаза не хотят примыкать ни к одному, ни к другому лагерю: то светлеют до голубизны зимнего неба, то наливаются мраком грозовой тучи. О чём ты думаешь, сестричка? О том, какой никчёмный и опасный брат тебе достался?
— Я вернулся, потому что Вы желали меня видеть, dou.
— Тогда — да. А сейчас?
— Сейчас я вернулся, потому что сам желал Вас видеть.
— Для чего? — едва заметное движение головы.
— Чтобы знать, что с Вами всё будет хорошо.
Ресницы почти на целый вдох закрывают от меня синий огонь глаз.
— А со мной что-то может быть плохо?
