Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Минут пять меня ветками обрабатывали. Потом чуть ли не под руку вывели из «парной» и спихнули в бассейн с ледяной водой. Поначалу я даже не понял, что она ледяная – лежал, блаженствуя…
Ну а потом, по руссийской традиции, мы с банщиком пили хлебный напиток – квас. Я уж было решил, что все кончилось, но банщик вдруг одобрительно меня похлопал по плечу и опять на «парную» кивнул. Самое удивительное, я согласился. Раз уж деньги уплачены…
Нет, вспоминать-то было интересно. А когда после бани мне на подносе вынесли стопку водки и бутерброд с семгой – совсем хорошо стало. Но постоянно в такие бани ходить – спаси, Сестра!
Здесь, в Аквиникуме, бани вроде и цивилизованные, но все-таки особенные, не как по всей Державе. Аквиникум ведь стоит на горячих водах, потому топить бани совсем не нужно. Пробурил в правильном месте дырку в земле – оттуда и начинает бить горячая вода с паром. Чуть ли не со времен Искупителя этим пользуются. Опять же во времена османов тут свои банные особенности закрепились.
Мы с Петером вошли в длинный холл, уставленный мягкими диванами и кончавшийся пивной стойкой. Несколько мадьяр, распаренные и благодушные, распивали пиво за столиками. Старичок в смешной национальной одежде торговал сувенирами, перед ним на столе лежали картинки-миниатюры с видами Аквиникума, куколки в костюмах селянок, деревянные игрушки.
Еще один старичок собирал деньги за вход. Недешево – по половине стальной марки со взрослого, четверть с ребенка. Я заплатил за нас обоих, и мы прошли мимо старика в узкий полутемный коридор. Чем дальше мы шли, тем сильнее и противнее пахло серой.
– Это от воды, – сказал Петер. – Здесь серные источники, очень полезно для здоровья.
– Ага, и если кто воздух испортит – то незаметно… – пробормотал я. Разве может быть вонь полезной? Это, скорее уж, мадьяры в утешение себе выдумали…
Коридор кончился большим залом, уставленным рядами не то больших шкафов, не то маленьких, вроде сельского нужника, будочек. Их было так много, что зал превратился в хитрый лабиринт – полутемный, вонючий и унылый.
Мне вдруг подумалось, что даже в руссийской бане было веселее.
– Надо найти банщика… – пробормотал Петер. Он-то был здесь не в первый раз и порядки знал.
– Зачем? – содрогнувшись, спросил я.
– Раздеться!
Банщик вскоре нашелся – вынырнул нам навстречу из-за будочек, довольно музыкально насвистывая что-то приятственное. Ничего не спрашивая, кивнул нам, подвел к двум будочкам с открытой дверью, постучал пальцем по нарисованным на дверях номерам – мол, запоминайте, и выдал по увесистому медному ключу. Я глянул на ключ, и подумал, что такой замок при нужде открою и ногтем. Но спорить не стал.
– Раздевайся в кабинке, – сказал Петер.
– А это что? – спросил я. Банщик протягивал мне какую-то тряпицу, некогда белую, но давным-давно уж застиранную в желтый цвет. Вроде как матерчатый квадрат с двумя шнурками…
– Передник. – Петер вдруг слегка покраснел. – Фартук.
– Какой передник? Какой фартук?
– Банный, его надо завязать на поясе…
Я вспомнил отставного сапера, что так не любил мадьяр и ругал их бани. И впрямь не соврал!
– Ну-ну… – сказал я, прихватывая фартук. Зашел в будочку, прикрыл за собой дверь. Стянул свою щегольскую одежду – брюки жалобно потрескивали, они были узковаты, но пока не рвались.
Что за глупость этот фартук? Да и противно, если честно… до меня его тысяча мадьяр на чреслах носила, а хорошо ли его стирали – один Искупитель ведает…
Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Я вздохнул, повязал фартук. Вышел, закрыл дверцу. Из своей будочки появился и Петер. Уж не знаю, каким он был до болезни, но сейчас, всяко, выглядел доходягой, неделю маковой росинки в рот не бравшим.
– Куда ключ девать? – Я мельком на замок глянул, стукнул легонько пальцем в нужное место – и язычок выскочил, запирая будочку.
Петер похлопал глазами и сказал:
– К шнурку привяжи… ключ потом отдать надо.
– Ясное дело… Ну, пошли.
– Значит, Маркус и Арнольд? – тихонько спросил Петер.
– Да. Парнишку ты по плакатам представляешь… ну Арнольда узнать нетрудно – ищи самого здорового и мускулистого, да чтобы говорил с германским акцентом.
– Если он из-под Вены, – Петер улыбнулся, – то его акцент не должен быть похож на германский. Пусть даже родной язык его – германский.
– А, ну это тебе, знатоку, виднее… Куда идти?
Сама баня оказалась таким же лабиринтом, как и зал с будками для раздевания. Первым делом мы прошли комнаткой с четырьмя душами, все были заняты и под ними мылись мадьяры. В фартуках, честное слово, в фартуках! Мылом себя елозили старательно, один даже ароматное жидкое мыло на волосы лил, вроде как о чистоте заботясь… но фартуки не снимали!
Может, Пивичко был в чем-то прав?
В следующем зале было несколько дверей.
– Это бани сухие и с паром, – сказал Петер.
При словах о паре я вздрогнул, но ответил твердо:
– Пошли…
Сухая баня была самой обычной, как в любом уголке Державы. И народа там оказалось немного – сидел рыхлый толстяк, оскребывая ногтями распаренную пятку и два господина строгого вида, сидя на сдвинутых стульях, читали одну газету на двоих.
Единственное полезное, что я из сухой бани вынес, – это второе применение фартука. Им не только срам прикрывали, но еще и, садясь на горячие доски, ловко переворачивали на шнурке, используя как подстилку.
– В мокрой бане запах будет сильнее, – виновато предупредил Петер. Видно, очень уж картинно я нос воротил…
Запах тут и впрямь был силен! Надпись над входом честно предупреждала на двух языках – романском и германском: «газовая камора» и «Gaskammer». Была, конечно, надпись и на мадьярском, но ее я даже прочесть не пытался.
Жар, к счастью, был куда слабее, чем в руссийской парной бане. Зато пар оказался серным, клубящимся, плотным, будто осенний туман. Руку вытянешь – ногтей не видно.
Я медленно обошел газовую камору. Здесь людей оказалось куда больше. В основном мадьяры. Лишь в одном углу я едва не наткнулся на трех крепких мужиков, говоривших по-руссийски. Насколько я знал их язык, настолько и понял…
– Да не отдаст он денег, – лениво процедил один. – Мочить его…
– Как знаешь…
– Говорю – мочить.
Голоса были хоть и невозмутимыми, но лютыми. Похоже, неведомого должника собирались не просто водой окатить. Может быть, речь шла о том, чтобы кого-то утопить, и тогда рядом со мной парились самые настоящие руссийские душегубы! И говорили о своих черных делах не стесняясь, поскольку слабость мадьяр к языкам была известна не только в Державе.
Я двинулся дальше. Душегубам – душегубово…
В газовой каморе ни Маркуса, ни Арнольда тоже не было.
– Неужели опоздали… – пробормотал я, когда мы вышли. – Или они еще не пришли?
– Надо бассейны осмотреть, – сказал Петер. – Большую часть времени люди в них проводят.
– Теплые, что ли, бассейны?
– Да, конечно…
Мы вышли в большой овальный зал, куполом накрытый. Купол был составлен из разноцветных стекол, дававших достаточно света, да и по стенам горело несколько керосиновых ламп. По привычке я примерился к ним – можно ли сорвать? При некотором умении горящая лампа – оружие пострашнее меча!
Нет, слишком высоко повешены. Наверное, не мне первому нехорошая мысль в голову пришла.
Бассейнов в зале было пять штук. Один большой, в центре, окруженный колоннами, поддерживающими купол. И четыре маленьких вокруг.
– В большом вода теплая, такая, что можно в ней часами отдыхать, – бубнил под ухом Петер. – В маленьких – есть и горячая, чтобы за минутку согреться, есть и холодная… на все вкусы…
Уже не слушая его, я оглядывал зал. Здесь людей было с полсотни, никак не меньше. Человек тридцать медленно, расслабленно плавали в большом бассейне. Да по пятку – в маленьких. В том, самом горячем, из которого шел пар, брадобрей скоблил бритвой щеки клиенту, стряхивая мыльную пену и обрезки волос прямо в воду. Хотя бассейны все были проточными – в каждый лилась из стены могучая струя воды, мне все-таки стало противно.
