Найденыш - Кулаков Олег (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Чего шатаешься? — шепотом спросил Крас, когда я подошел к нему вплотную. Рожа у него была недовольная. Я с ним в друзьях-приятелях не ходил, и ухо мне с ним надо было держать востро.
— Не спится, — ответил я так же шепотом. — Давно сидишь?
— Только заступил… Тьфу ты… Думал, Ожерелье возвращается… — Крас говорил скорее для себя. Нежели отвечал мне. — Вали отсюда! Нашел игрушки тоже…
— Жрать хочешь? — спросил я, оттягивая время.
А сам думаю: как же быть-то? Исчезнуть незаметно черта с два у меня выйдет. Этого я не докумекал. Днем было бы проще или хотя бы поутру. Но возвращаться мне не хотелось. Я озлился и решил уйти-таки, во что бы то ни стало, не откладывая на потом.
— У самого есть. Сказал — проваливай! Не мешай! — Он нырнул за камень, и оттуда раздалось злобное шипение. — Надо Ожерелью сказать, чтобы он у тебя дурь из башки выбил. Мелюзга хренова… Хуже, чем баба на борту…
Лучше бы он помолчал. Ожерелье, итак, сразу хватится, не найдя меня спящим под боком у кормчего. Кровь ударила мне в голову.
— Крас, — позвал я.
Он вскинулся, как ошпаренный:
— Вали отсюда, сказал тебе!
Я посмотрел ему в глаза и приказал:
— Спи.
Он замолчал на полуслове, замерев с приоткрытым ртом, а затем, осев на подогнувшихся ногах, повалился спиной на валун. Тесак, висевший у него на поясе в кольце, лязгнул лезвием о камень. Меня прямо-таки потянуло бежать, но я удержал себя на месте. Крас вытянулся подле валуна и не шевелился. Готов.
Именно такую шутку я и отмочил с тем магом, который был у нас на «Касатке» последним, и кому из самострела в лоб залепили. Он однажды поспорил с кормчим, что выпьет столько, сколько любому другому хватит, чтобы на месте окочуриться с перепою, и не только не закосеет, но будет трезвехонек, будто и капли в рот не брал. На десять колец серебром они поспорили. Кормчий ему ставил. А я тогда только обнаружил, что с бродячими собаками, в порту околачивающимися могу вытворять, что душе моей угодно. Стоит только захотеть. Это было как раз после того, как я увидел на рынке в Шухе бродячего жонглера с собакой. Что псина жонглерская вытворяла! И на задних лапах бегала, и считала, и выла вместе со свирелью. Я обалдел и принялся с собачней портовой штучки выдрючивать. Потом на людей перешел, не на своих, а на всякую шелупонь, какая по кабакам ошивается, вино клянчит. Кормчий же, поспорив с магом, меня с собой в кабак взял. Принялся маг винцо глохтить — только подноси, а меня заело: дай, думаю, попробую. Кормчий-то, верняк. проиграет, — я так сразу понял, сам не знаю отчего. Ну и вырубился маг, когда я ему это пожелал, даже рта открывать не пришлось, зато он хлебальник раззявил, очнувшись, в полголовы. И выложил десять серебряных колец. Что же ему делать еще оставалось?
Одного никак не могу понять: почему лишь Зимородок узнал во мне мага? Да еще с первого взгляда. Я же с тем, которому подкузьмил, месяцами бок о бок терся — и хоть бы что! Я же сам не ухом, ни рылом, что все мои забавы и штучки-дрючки — это магия. «Видящего» во мне признали, когда я только оклемываться начал и, болтаясь без дела по палубе, почуял спрута, готовящегося к атаке. Может, тот случай мою судьбу и решил, потому как кто его знает, как со мной хотели поступить. Дар «видящего», он не частый — вот видящие на море и в цене. А о прочих своих фокусах я рот на замке держал. Со мною Ожерелье возился, да кормчий тетешкался, еще Три Ножа не шпынял особо, а остальным было по фиг: есть я — и есть, а не было бы, так и не было бы. Потому и держал язык за зубами, что не знал, какая беда мне на башку свалится, прознай ватага, чем Даль шуткует. А к магам и не подступиться… Я кто? Пусть и «видящий», но мальчишка, который под ногами болтается. Ожерельева причуда.
Я глубоко вздохнул, выныривая из воспоминаний. Что-то я прямо как старый дед стал, который все вспоминает да вспоминает. Долго я еще столбом стоять буду? Уходить надо.
И я ушел. Сначала я пробирался перебежками, прикрываясь кустами и деревьями, а потом почесал со всех ног, уворачиваясь на бегу от ветвей. Бежал долго, пока не закололо в правом боку, да так, что я согнулся в три погибели. Обняв молодое деревце, я стал отдыхать, стараясь унять прыгающее сердце. Удрать, я удрал… А дальше? Шарахаться по ночному лесу мне совсем не улыбалось. Хоть зверья, по всему, на острове не водилось, но на море оно как-то попривычней, чем на суше, а тем паче в лесной чаще. Надо бы забраться на дерево, на сук какой-нибудь потолще и поспать, а там уж двигать дальше.
Сказано-сделано. Я пошел разыскивать дерево с суком. Искал недолго. И двадцати шагов не успел пройти, как на дуб наткнулся. Здоровенный дуб такой — на ветвях не только спать, гулять можно. Лазать для меня дело привычное, поплевал я на ладони — и наверх. А дуб к тому же с дуплом оказался, и дупло было большое. В нем и заночую лучше не придумаешь.
Я уже собирался было в дупло залезть, но вовремя спохватился: а вдруг у дуба сердцевина давно трухой стала. Ухнуть к самым корням — вот этого мне только не хватало: самого себя в западню загнать. Я зацепился за ветку, что росла над самым дуплом и перекинул ноги через его край. Дупло оказалось неглубоким, но я на всякий случай с силой несколько раз ударил каблуком. Под каблуком было твердо. Тогда я забрался внутрь, жалея что нет при мне огнива. Может, это дупло осы облюбовали или пчелы лесные — вот у меня радости поутру будет. Но я уже спал на ходу и зевал без передыху и поэтому плюнул на ос и прочую жалящую живность. Я свернулся в дупле клубком, положив ладонь под щеку. Маги умеют вызывать огонь, подумал я, глядя на разноцветные пятна, которые почему-то плавали вокруг меня в темноте, а я этого как раз не умею. Наш корабельный маг мог распалить трут без огнива за не фиг делать. Я сам не один раз попробовал огонь вызвать и у меня ни шиша не вышло, хоть не один день я на это убил. А какой же я маг, если огня вызвать не могу. А Зимородок говорит… И я заснул.
От росы я промок до нитки и чертыхался при каждом ведре ледяной воды, обильно лившейся за шиворот с ветвей. Дупло я покинул еще затемно, проснулся от того, что закоченел и решил согреться в дороге. Ага, согрелся, как же…
Выбираясь туда, где бы деревья росли пореже, я взял севернее: северный берег был ближе всего. А там вскоре и солнышко взойдет, обсушит. Я раздвигал мокрые ветви озябшими до синевы руками и думал как там Ожерелье, кормчий и ватага. Клянут меня они, небось, по чем свет стоит. Ничего. Полаются и перестанут. Я вот Три Ножа разыщу только. Разминуться с Улихом я не боялся: шут с ним, потревожу Зимородка еще раз, ежели что, и попрошу, нет просить не буду, объясню что да как и поставлю условие: пусть мне на Улиха выйти поможет. А то что же? Итак вся катавасия — его рук дело, а не кого-нибудь. Пусть помогает.
Я и полверсты не прошел, как впереди заиграло синевой море, а справа в море вонзился зубом мысок, весь в тумане утреннем еще. Деревья отступили назад, и я выбрался на скальный обрывистый берег. В этом месте берег не сходил полого к морю, а обрывался, как стесанный. Высота обрыва была сажен пятнадцать, не меньше. Полосы рифов перед ним тоже не было — чистая вода. И на этой воде, держась берега, на веслах шли две трехмачтовые галеры. Я никогда таких галер до сих пор не видел: корпуса посудин выкрашены в ярко-красный цвет, корма и нос сильно загнуты кверху. Оттого обе галеры смахивали на два месяца, вздумавшие искупаться в море. И паруса у них были тоже яркие, желтые. На палубах галер люд суетился странный. Много народу. Вот и темные маги прибыли, подумал я, а ведь Зимородок говорил, что у нас еще есть день да ночь форы. Ошибся значит. А может не они все-таки? Фризругов вон занесла сюда нелегкая.
Мне бы сразу бежать, а я стоял, как лопух, смотрел и дивился: очень уж непривычный вид имели обе посудины и люд, на них приплывший. Тут меня и заметили. Я, что меня заметили, тоже заметил и навострился назад в лес рвать от греха подальше. Бежать-то я навострился…
