Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес" (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— Да, Матушка.
— То был маркиз Короны, один из призванных мною. Он служил честно и верно и заслужил награду, хотя и не сумел потрафить мне должным образом. И вот теперь он скачет, избыв, по воле моей, многовековое проклятье, скачет во весь дух, мчится домой — от самой столицы, где он был на приеме у своего государя, — не зная отдыха и сна, ибо пришла к нему весть от жены его, весть, которой он боится поверить и которой жаждет более всего в своей жизни, весть, которая докажет ему, что отныне со всего рода маркизов снято заклятие, наложенное на них Зиэлем и одним из легкомысленных моих сыновей. Один-одинешенек скачет, потому что никому из слуг и соратников не угнаться за своим повелителем… Конь его бешено мчит, роняя обильные клочья пены, роскошный плащ маркиза мешает быстроте и дыханию, и вот уже сорван с плеч, и выброшен прочь, в придорожную грязь… Но скомканное сброшенное одеяние замерло, застыло в двух локтях от пыльного бурьяна и никогда не долетит до него. Никогда. Ни в следующее мгновение, ни завтра, ни через век, ни через тысячелетие, ни через тысячу этих тысячелетий!.. Никогда! Помнишь ли ты охи-охи и его молодого хозяина, с которыми ты познакомился на пустынной дороге, а до этого однажды осчастливил, увидев на шумной городской площади?
— Да, Матушка.
— Они так и будут стоять, в сотне шагов от места последнего успокоения своего наставника и друга, который, насколько я понимаю, и тебе оказался не вполне чужой… Так же как и волшебный зверь Гвоздик, кстати сказать, который неким вывертом Судьбы, слегка природнился к тебе, потому что два щенка охи-охи, проникшие по воле твоей в сущность твою — суть побеги и ростки от чресл этого клыкастого и когтистого чудища…
— Он мне очень понравился, и я хотел бы себе такого же в спутники странствиям моим.
— У тебя их двое, но закончились твои странствия, и вряд ли ты сохранишь свое хотение через половину вечности страданий и мук, тебе предстоящих…
— Я сохраню, Матушка.
— Упрямец и глупец, все тот же глупец и упрямец, даже здесь, даже в сей миг, перед карою, несмотря на ниспосланный тебе лоскуток мудрости и красноречия.
— Я слаб и глуп, Матушка, но дабы — пусть на одну единственную крупинку — искупить безмерную вину мою, клянусь: я и сквозь вечность не забуду об этих охи-охи, я раздую те искорки в полноправное бытие!.. когда и если придет час искупления моего…
— Быть может, он не придет никогда, этот час, и слово «никогда» будет сродни тому, что застыло навеки в камне, бывшем недавно великой империей, которая, в свою очередь, была частицею навсегда ушедшего мира, частицею истерзанного сердца моего. Прощай, человек Хвак, предавший собственную Матушку, возжелавший участи богов и низвергнутый в очищенную от мирской суеты участь сию. Пришел твой час и твой черед. Безмолвное слепое Ничто ждет тебя! Ступай.
— Матушка! Я твой сын, и я тебя люблю! И не ослушаюсь отныне и не возжелаю лишнего!
Хвак выкрикнул это раз, и другой, и третий… и тысячный… Но никто уже не слышал его, кроме демона Джоги, обреченного вместе с повелителем своим избывать ужас божественного небытия-одиночества в течение половины вечности… Бесстрастная, справедливая и щедрая, Матушка умела быть жестокой к ослушникам-детям. Очень жестокой.
И было все так, как предсказала древняя богиня Земля, Мать всего сущего в мире земном… Дни шли за днями, годы за годами, столетия за столетиями, тысячелетия за тысячелетиями… Постепенно очистились дневные небеса от сумерек и пепла, а само земное время, как и встарь, вновь разделилось на день и ночь. Те немногие растения и существа, что уцелели от урагана Хаоса, потрясшего землю, вновь распространились по водам и пустыням, наполнили их новой жизнью, пусть не всегда и не во всем похожей на ту, прежнюю, однако это была жизнь, и вовсе не тлен.
А то, что суждено было избывать Хваку, преступнику пред людьми и богами — жизнью, увы, не было. И смертью тоже. Сие было мрачнее, гораздо мрачнее. Повезло только демону Джоге: протерпев подле Хвака и вместе с ним бесчисленное количество лет заключения, он, все-таки не выдержал мучений и рассыпался на множество мелких демонических сущностей, безумных и безобидных. Часть из них человек Хвак сумел впитать в себя, некоторые из них просто разлетелись по белу свету, но это было потом, после того как Хвак, все-таки, был прощен и вновь получил право жить на земле. Этой милостью он был обязан, в равной степени, прихоти Матушки Земли, а также стойкости и жажде бытия тех двух маленьких искорок, что однажды поселились в сердце Хвака по воле его. Да и, по правде говоря, я тоже заступился за него перед Матушкой Землей — старая карга, в отличие от Зиэля, иногда прислушивается к моим почтительным словам и просьбам.
Был возрожден и тот, кто называл себя Зиэлем. Но здесь уже происки Хаоса и прихоти Матушки не при чем: в подлунном мире сохранилась жизнь, а жизнь эта накапливалась и развивалась, и — рано или поздно — приобрела зачатки разума, то есть способность осмысливать, по образцу и подобию богов, себя самое! Жизнь породила разум, разум — человека, человек же вновь самонадеянно решился разделять неразделимую пряжу хаоса и бесконечности на Добро и Зло. И подобно тому, как частицы тумана, сталкиваясь между собой, прижимаясь друг к другу, сливаются воедино в капли, затем в ручейки, а те в потоки, наполняющие озера, моря и океаны, так и Добро и Зло взялись осваивать и завоевывать обновленный мир, возродив вместе с ним смерч бесконечной междоусобной войны и вовлекая в этот беспощадный вихрь всех живущих на земле, тех смертных созданий, в ком поселился и не хочет угасать огонек разума и чувства. Зиэль после невероятно долгого небытия вернулся в этот мир — и есть он подлинное воплощенное Зло!.. Был и будет среди нас.
Вот — Зло. Ну и что, с того, что оно сильно и чуть ли не вездесуще? Чего проще, казалось бы: узри и отвергни! Однако верно говорили древние: легко оттолкнуть отталкивающее! Гораздо тяжелее разделить на темное и светлое то, что заманчиво, что притягивает и привлекает, что готово немедленно предоставить всю полноту могущества и счастья — в обмен на собственную сущность… Желаемое ты получишь немедленно, а сущностью расплатишься когда-нибудь потом… Трудно, очень трудно постичь истину, доподлинно отделить тьму от света, позволив себе одно, и отказавшись от другого, и не перепутать, понадеявшись на собственную, несовершенную человеческую способность отличать… Она есть, эта грань, эта истина, помогающая отличить добро и зло, искать ее волен каждый и где угодно, однако обретет отнюдь не в чужих похвалах и пустых добродетелях, но в своем сердце и разуме.
Не сразу, но вспомнил Хвак о крохотных существах, которые в две жалкие маленькие искорки — но сумели растопить лед Хаоса в сердце неудавшегося бога. Вспомнил и взрастил, и позволил им и их потомкам жить в новом мире, впрочем, делать это тихо и скромно, малою стаей и всегда при хозяевах. Правда, ему пришлось для это применить небольшие остатки былого колдовского могущества, заново преумноженные среди людей опытом и знаниями, дабы придать этим охи-охи иной, более привычный для нового мира вид… У нынешних потомков охи-охи всего одна голова, но зато нет хвоста, когти их по-прежнему страшны, зато почти по-кошачьи умеют прятаться в подушечках лап, чешуя даже на ощупь стала более походить на собачью шерсть… И все же — они бы узнали друг друга, те охи-охи и нынешние, доведись тем прежним, из незапамятных времен, попасть в наше настоящее…
Не позволяя себе вмешиваться в дела и решения Матушки Земли, я все же решился кое-что изменить и дополнить по мелочи: например, я нашел тот камень, здоровенный, двенадцатиугольный, неправильных очертаний — и вывел его на поверхность из глубин земных. Потому и нашел, что его очертания — точное подобие границ почившей в нем империи! Нашел и перенес высоко в горы, в вечное лето, куда-то в джунгли, а там втесал его неотъемлемой частью в рукотворные каменные стены древнего индейского города. И пожелал своею властью: если когда-нибудь камень тот будет найден и потревожен: стихией ли природной, руцей ли человеческой, или терпеливым солнечным огнем, да хоть разрушительным злоумыслом — Зло ведь тоже иногда, против воли своей, способно служить Добру — оставившем на камне разлом, трещину, или, даже царапину, то это будет означать, что вечному сну, долгому ничто, насланному во спасение Матушкой Землей, приходит конец, и что осталось недолго ожидать мига, после которого Древний Мир оживет, подобно очарованному королевству из детской сказки.
