Меч Шаннары - Брукс Терри (читать книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Как вам известно, они сокрушили Совет Друидов и уничтожили его — лишь отдельные его члены сумели вовремя скрыться. Одним из уцелевших был дряхлый мистик по имени Бремен, предвидевший опасность и тщетно пытавшийся предостеречь остальных. Как друид, первоначально он был историком, поэтому глубоко изучил Первую Войну Рас и узнал о Броне и его последователях. Заинтригованный тем, что они пытались совершить, и настороженный тем, что таинственный друид смог овладеть ранее неизвестными людям силами, с которыми ничто не могло соперничать, Бремен сам начал изучать мистические искусства, но с много большей осторожностью и опасением перед силой, которую мог случайно освободить. Спустя несколько лет работы он убедился в том, что Брона в самом деле еще существует, и что следующая война начнется и будет выиграна именно силами колдовства и черной магии. Можете представить себе, как отнеслись к таким его словам друиды — Бремен был практически изгнан из залов Паранора. В результате он продолжил постигать мистические искусства в уединении, а когда Паранор пал под натиском армии троллей, его в замке не было. Узнав, что Совет захвачен и уничтожен, он понял, что если не начнет действовать немедленно, то расы окажутся безоружными против известных Броне чар и подвластных ему сил, неведомых смертным. Но перед ним встала проблема — как победить существо, которое неуязвимо для орудия смертных, существо, прожившее уже более пятисот лет. Он отправился к величайшему народу того времени — к эльфам, которыми правил тогда отважный молодой Джерле Шаннара — и предложил им свою помощь. Народ эльфов всегда уважал Бремена, ибо понимал его лучше, чем прочих друидов. Много лет, еще до падения Паранора, он прожил среди них, изучая мистические науки.
— Вот этого я не понимаю, — внезапно вмешался Балинор. — Если Бремен в совершенстве постиг искусства мистики, почему же он тогда сам не вызвал на бой Повелителя Колдунов?
Ответ Алланона прозвучал несколько уклончиво. — В конце концов, на Стрелехеймских равнинах он все же вышел на поединок с Броной, хотя эта битва и не была доступна человеческому глазу, и оба они сгинули в ней. Считалось, что Бремен сокрушил Короля Духов, но время показало обратное, и теперь‡— Он помедлил всего одно мгновение и быстро вернулся к своему рассказу, но смысл этой кратчайшей паузы не ускользнул ни от одного из его слушателей.
— Во всяком случае, Бремен понял, что ему необходим некий талисман, готовый стать надежной защитой против возможного появления существа, подобного Броне, даже в то время, когда не останется никого, знакомого с мистическими искусствами, кто мог бы предложить свою помощь народам Четырех Земель. Так к нему пришла идея Меча, оружия, обладающего силой, способной уничтожить Повелителя Колдунов. С помощью своего мистического искусства Бремен выковал Меч Шаннары, создав его не только из обычных металлов нашего мира, но, помимо того, наделив его особым защитным свойством всех талисманов. Меч черпал свою силу из душ смертных, которых защищал — сила Меча зависела от их собственного стремления к свободе, готовности завоевать эту свободу, пусть даже ценой жизни. Именно эта сила помогла Джерле Шаннаре уничтожить армию Севера и ее призрачных союзников; и она же должна быть использована сегодня, чтобы низвергнуть Повелителя Колдунов в породившую его преисподнюю и навечно замуровать его там, чтобы окончательно отрезать ему путь в этот мир. Но пока Меч остается в его руках, он в силах помешать нам использовать его мощь, и это положение, друзья мои, необходимо изменить.
— Но почему же только сын Дома Шаннары?.. — сорвался вопрос с подрагивающих губ Шеа, мысли которого вертелись в бешеном хороводе.
— Вот величайшая ирония судьбы! — воскликнул Алланон прежде, чем тот закончил свой вопрос. — Если вы внимательно слушали все, что я рассказывал про изменение образа жизни, происшедшее после Великих Войн, про современные науки, пришедшие на смену старым учениям, про науку мистики, тогда вы поймете то, что я сейчас попытаюсь объяснить — удивительнейший феномен. В то время, как науки древности основывались на практических теориях, охватывающих видимый, слышимый и осязаемый мир, наша современная магия основана на совершенно иных принципах. Ее сила велика, пока она сопряжена с верой, ибо это сила разума, неощутимая никакими человеческими чувствами. Если разум не находит в себе веры в существование этой силы, то она не может полноценно действовать. Повелитель Колдунов сознает это, и вера в неизвестное и страх перед ним — перед всеми мирами, существами и явлениями, непостижимыми для ограниченных чувств человека — служит ему достаточной основой для изучения мистических искусств. На этот принцип он полагается уже более пяти веков. Точно так же, Меч Шаннары не станет могучим оружием в руках человека, искренне убежденного, что не может использовать его силу. Когда Бремен отдавал меч Джерле Шаннаре, он совершил ошибку, передав его лично королю и королевскому дому — он должен был отдать Меч народам Четырех Земель. В результате неверного понимания людьми и искаженного толкования историками возникло всеобщее поверие, что Меч — это оружие, предназначенное только для короля эльфов, и лишь его прямые потомки смогут поднять Меч против Повелителя Колдунов. И сегодня, если Меч возьмет в руки человек, не являющийся сыном Дома Шаннары, то ему никогда не удастся до конца поверить в свое право владеть им. Древняя традиция вызовет сомнения у любого, кто не принадлежит к Дому Шаннары — а если в глубине души человека останется хоть толика сомнения, Меч окажется бессилен. Он превратится в обычный кусок металла. Лишь кровь и вера истинного наследника Шаннары способны пробудить дремлющую силу великого Меча.
Он замолчал. Звук его голоса сменился гнетущей тишиной. Он рассказал им все, что мог рассказать. Алланон быстро обдумал данное самому себе обещание. Он не раскрыл им всего, намеренно умолчав о той детали, что ввергла бы их в слепой панический ужас. Душу его разрывало желание открыть им всю правду и мучительное понимание того, что этот шаг погубит их последнюю надежду на успех; а успех их путешествия важен для всего мира — и один он понимал истинное значение этих слов. Он молча сидел на пне, испытывая горечь от своего тайного знания и гнев от запретов, наложенных им же самим — запретов, не позволяющих раскрыть истину тем, чьи жизни полностью зависели от него.
— Значит, только Шеа сможет владеть Мечом, если‡— внезапно нарушил молчание Балинор.
— Только Шеа — по праву рождения. Только Шеа.
Стало так тихо, что даже ночные обитатели леса, казалось, прервали свой нескончаемый шорох, с трепетом внемля словам нахмурившегося историка. Будущее представлялось очень простым — победа или гибель.
— Теперь идите, — вдруг приказал Алланон. — Постарайтесь выспаться. На рассвете мы покидаем деревню и отправляемся в залы Паранора.
Глава 10
Для маленького отряда утро настало рано, и когда небо осветила тусклая золотистая заря, его участники уже готовились, преодолевая сонливость, к началу своего долгого пути. Балинор, Менион и юноши из Дола ожидали появления кузенов Эвентина и Алланона. Они ждали молча, отчасти из-за того, что еще не до конца проснулись и с трудом могли беседовать, отчасти же из-за того, что мысли их были поглощены предстоящим опасным путешествием. Шеа с Фликом молча сидели на маленькой каменной скамейке, не глядя друг на друга, и обдумывали рассказанную прошлой ночью Алланоном историю, прикидывая, каковы их шансы добыть Меч Шаннары, с его помощью уничтожить Повелителя Колдунов и живыми вернуться домой. К этому моменту у Шеа уже прошло то состояние, когда единственным его чувством был страх; сейчас он ощущал лишь странную вялость мыслей, притупленность измученного сознания, и мог спокойно думать о том, что отправляется буквально на заклание. Но все же, несмотря на все его мрачные предчувствия в отношении похода в Паранор, где-то в глубине его оцепенелого разума теплилась вера в то, что ему как-то удастся выбраться из этого лабиринта непреодолимых препятствий. Он чувствовал, как дремлет в нем эта вера, выжидая более подходящего момента, чтобы пробудиться и потребовать решительных действий. Но пока что он позволял себе покорно впасть в равнодушное оцепенение.