Знак Кота - Нортон Андрэ (электронные книги бесплатно txt) 📗

Осанка и роскошные одежды, корона, носимая обоими с уверенным гордым высокомерием, — все это было сходно до мельчайшего драгоценного камешка, до последнего стежка.

Различались выражения лиц, решила я. Первая кукла была просто точным, но бесстрастным портретом живого лица. Но глаза второй куклы — в их глубине сияла искра! И мне казалось, что она рассматривает меня так же внимательно, как я — ее.

Я отложила первую куклу, но вторую продолжала держать в руке для сравнения с остальными. Наконец я отобрала из общего ряда тех кукол, которых Равинга забирала в мастерскую, и у каждой была одна и та же особенность — живые глаза!

Чуть отодвинувшись от стола, чтобы посмотреть на мою наставницу, я хотела задать ей вопрос, но не знала, как его сформулировать. Мое открытие имело какой-то важный смысл, я была в этом уверена. Но я заставила себя ждать, поскольку давно поняла, что Равинга делится знаниями только тогда и так, когда и как она считает нужным.

Она молчала, а меня разбирало любопытство (разве не за этим она просила меня это сделать?), и я сказала:

— Глаза, госпожа. Они кажутся всевидящими…

— Именно так, именно так. И не без причины! Но она, казалось, не собиралась ничего добавить к этому утверждению. Вместо этого она повернулась и достала с полки у себя за спиной еще две фигурки. Она держала их не так, словно намеревалась отдать их мне, а как если бы хотела, чтобы я просто посмотрела на них. Я знала эти фигурки.

Это были песчаный кот и юноша из Кахулаве. Те самые, что она пробуждала к жизни во время обряда несколько дней назад, Их глаза тоже казались живыми.

— Идем, надо еще многое сделать.

Я встала и последовала за ней в мастерскую. Там она уселась в свое высокое мягкое кресло, где проводила столько времени за работой. Поставив фигурки перед собой, она открыла маленькую шкатулку, стоявшую сбоку. На ее рабочем столе много было таких шкатулок, в которых лежали ее инструменты, и я прекрасно знала, какой из них для чего предназначен, и большую их часть держала в руках. Однако сейчас она достала тонкую иголочку, сделанную из какого-то вещества, которое раньше мы никогда не использовали. Иглы в коробочке были молочно-белого цвета — пока она не взяла одну, и от того места, где ее пальцы коснулись ее, по ней словно бы протянулась кроваво-красная нить, заполнив ее всю, пока она не засверкала, словно озаренная изнутри.

Взяв песчаного кота, она установила фигурку в маленьких мягких тисках, которые должны были удерживать ее неподвижно. Своей наполненной кровью иглой она кольнула голову фигурки в области затылка. Инструмент снова стал белым, словно цвет каким-то образом перетек в фигурку кота. Пока Равинга делала это, она все говорила какие-то слова, которые я тоже заучивала, хотя и не знала их значения. В каждом ремесле есть свои тайны, и каждый творец определенным образом заканчивает свою работу. Я всегда думала, что таким образом она призывает удачу к своему произведению, и полагала это простой формальностью.

Когда игла снова стала полностью белой, она освободила песчаного кота и отставила в сторону. Затем она поднялась и, к моему изумлению, знаком велела мне занять ее место. Перегнувшись через мое плечо, чтобы установить в тисках подобие Хинккеля, она сказала:

— События будут развиваться быстро. Впереди нас ждут суровые испытания, Алитта. Я не выжившая из ума ворчливая старуха. И ты не совсем то, чем себя считаешь. Порой Дух, сама наша сущность, ищет того, кто лучше всего будет служить его целям. Ты в любом случае пришла бы в мой дом, поскольку я вижу в тебе необходимые способности. Но я ощущаю в тебе и другие возможности, которые надо изучить и отточить тоньше, как шлифуют инструмент или оружие. Наступает время, когда охотник услышит грохот барабанов и, не будучи к этому готов, станет дичью, Мы должны приготовиться к таким битвам, о которых наш народ уже почти забыл. Банальные интриги между Домами, пусть подлые и ожесточенные, как часто случалось, в сравнение не идут с тем, что надвигается на нас. Вот. — Она протянула мне инструмент, которым работала с песчаным котом. — Сделай с ним то же, что видела, как делала я. Действуй так осторожно, как будто ты работаешь с мельчайшими драгоценными камнями. Твоим рукам достанет ловкости, да и опыта у тебя довольно. Делай, как делала я!

Я знала, что сейчас неподходящее время задавать вопросы. Во мне нарастало возбуждение, как бывало в те минуты, когда мне удавалось успешно закончить какую-нибудь тонкую работу, словно я и только я могла сделать ее как следует.

Наклонившись, я осмотрела куклу. Волосы Хинккеля были стянуты в обычный узел, как у тех, кто не носит церемониального парика, и шея, которую я легко могла обхватить пальцами, была открыта. Я посмотрела на иглу — как и в пальцах Равинги, она стала красной. Пальцы покалывало. Казалось, что-то мое, какая-то часть меня уходила в ее полость, какая-то сила, о существовании в себе которой я и не подозревала.

Я прижала кончик иглы к нужной точке на затылке маленькой головы. Он легко вошел туда, и это странное ощущение вытягивания усилилось. Затем я поняла, что выполнила поставленную передо мной задачу, — игла снова стала молочно-белой, без признаков жизни, словно была всего лишь инструментом и никакой связи со мной не имела. Я вынула ее.

Равинга высвободила куклу и поставила ее рядом с котом. Я соскользнула с кресла, и она снова заняла свое место. Коснулась кончиком пальца головы каждой фигурки, надолго закрыла глаза, затем кивнула:

— Пока все идет как надо. Мы должны приготовиться к приходу гостей и тому, что за ним последует. — Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку кресла. Ее руки были сомкнуты под подбородком, и она уставилась прямо перед собой. — Начинается. Наконец-то начинается! — В ее голосе прозвучала нота, напомнившая мне требование сознательных действий. Как будто бы время было для нее таким же материалом, как тот, из которого она изготавливала своих кукол.

Сытно накормленный, согретый теплым приемом людей, которые хоть и не были мне родней, но все же были моими соотечественниками, я улегся спать, Все-таки до Вапалы путь предстоял еще неблизкий, хотя волнение, охватившее караван при мысли о предстоящем сборище людей в столице, не миновало и меня. Я столько слышал рассказов о Вапале, что меня воодушевляла одна лишь возможность увидеть это самое богатое и гордое из всех пяти королевств.

Но в ту ночь не Вапала и даже не дорога, лежавшая впереди, тревожили мои сны. Я снова стоял в странной комнате; не похожей на все, что я видел прежде. Стены поднимались вверх и терялись во тьме так высоко над головой, что я не мог во мраке различить потолок. Они сами также были далеко от поверхности, на которой находился я. Вокруг меня стояли огромные коробки и сундуки, некоторые выше меня, а то и размером почти с мою маленькую хижину на родном острове.

Я был не один. Рядом со мной стоял Мурри — так неподвижно, словно прислушивался к какому-то слабому звуку, который сорвал бы его с места и увлек на охоту. А надо мной в темноте парили два огромных ярких серебряных шара, причем они располагались на значительном расстоянии друг от друга…

Лицо! Такое огромное, что черты его невозможно было сразу охватить взглядом. Словно какой-то умелец превратил целый остров в огромную голову, но не сторожевого кота, а человека. Глаза двигались и моргали. Было совершенно ясно, что именно я являюсь объектом их пристального внимания. Я пытался пошевелиться: что-то в их взгляде казалось мне смутно угрожающим. Но я не мог сдвинуться с места, словно я был какой-то игрушкой, а не существом из плоти и крови.

Я попытался заговорить с Мурри. Но и этого я не мог. Я был сознанием и разумом, заточенным в изображении.

— Ты придешь. — Я ожидал, что голос этого огромного нависающего лица будет рокотать, словно гром, но это был не обычный голос. Приказ вспыхнул в моем сознании. — Ты придешь… — повторились те же слова еще раз, и к ним прибавилось:

— Равинга ждет…

Лицо пропало, стены, сама поверхность, на которой я стоял, тоже исчезли. Казалось, будто мой взор каким-то образом освободился из заточения и теперь сам собой смотрел сверху вниз на то, что могло быть только городом — но таким, каким бы стал хорошо знакомый мне Мелоа, увеличившись в сотню, а то и более раз.