Сестры озерных вод - Вингет Олли (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Ау! — кричал Олег, всматриваясь во тьму. — Ау!
Он замерз и обессилел, горло саднило от боли, но зов продолжался, пока в зарослях боярышника не захрустели чьи-то шаги.
— Ау! — еще громче крикнул Лежка, бросаясь вперед.
Он прорвался через кусты, чуть не упал на скользком мху, зацепился рубахой о корягу и не глядя обхватил пришлую девку руками, обнял, прижал к себе. На мгновение он почувствовал, как дрожит ее окоченевшее тело, как тяжело и испуганно она дышит, прикоснулся губами к ее волосам, пахнущим незнакомо, горько, опасно, и этого хватило, чтобы жар сердца разлился по телу тяжестью, дурманной Матушкиной ворожбой.
— Леся… Куда же ты? — бестолково залепетал он, сам не понимая, что творится с ним, извечно спокойным. — Я обернулся… А тебя нет! Нет тебя! Куда же ты?
Олеся что-то сдавленно проговорила, выскользнула из его рук, отпрянула, растерянно глядя на него, словно не узнавала. Только теперь Олег заметил, что вся она покрыта болотной грязью и стоит перед ним босая, полуголая и дрожащая от холода.
— Ты ж окоченеешь! — испугался Лежка, хватая ее за руку. — Пойдем в дом скорее!
Но Леся продолжала стоять, незряче глядя сквозь него.
— Ты бы не спешил так, братец.
Этот утробный рык, мало чем похожий на голос, заставил Олега схватиться за нож, висевший на ремне, но рык тут же сменился коротким смешком.
— И за игрушку свою не хватайся. Все свои.
Зверь снова хохотнул и вышел из тьмы. То был первый раз, когда при виде брата Лежка почувствовал глухую злобу. Легко чувствовать себя Хозяином, когда ты зверь, когда земля под тобой стелется мягкой тропинкой, когда деревья кланяются тебе при встрече, а старый лось приходит чесаться лбом о твою ладонь. Легко чувствовать себя Хозяином, когда ты и есть он. А попробуй всю жизнь быть слепым да глухим, не могущим разуметь закона, которым живет этот край. Смог бы Демьян тогда выходить из чащи, хватать за руку испуганную девчонку да тащить ее к поляне, будто ничего и не происходит?
— Отпусти ее… — чуть слышно попросил Лежка, послушно направляясь вслед за братом.
Но тот услышал. Повел плечами, мало что шерсть на загривке не встала дыбом. А может, и встала, да под курткой того не разглядеть.
— Что говоришь? — И нарочно как следует тряхнул Олесю, та слабо охнула, бросила на Лежку загнанный взгляд.
— Ей же больно… Отпусти, — еще тише попросил Олег.
Демьян застыл, поглядел на Лесю, словно только теперь ее увидел, и ослабил хватку. Та чуть было не упала, но удержалась на ногах, принялась тереть освобожденное запястье, злобно сверкая глазами.
— Псина позорная, говорю же, сама пойду…
— Гляди, какая языкастая! Некогда мне тебя учить, твоя удача… — Дема развернулся, только хвоя зашуршала под его ногами. — Веди ее давай, сердобольный наш.
Лежка кивнул, подошел к Олесе и протянул ей руку. Та подняла на него глаза, ни единой слезинки в них не сверкнуло, и молча схватилась холодной ладошкой. Так и пошли они к поляне: зверь впереди, два испуганных кутенка — следом. Лес укрыл их, сестры-осинки забыли человечий зов, стоило только утихнуть эху. Только плотный дух мокрой псины долго еще вился между деревьями, напоминая им, что ничего еще не закончилось.
Девчонка отставала, цеплялась за каждую корягу, ныла, хлюпала носом, и пахло от нее, как от загнанного зайца — остро и горько. Страх лился из нее, жгучий запах был куда сильнее пота уставшего тела. Даже мертвый учует его из-под земли.
Дема шел к лобной поляне, почти не глядя по сторонам, когда почуял ее. Знакомый привкус страха в воздухе. Будто молочного поросенка приготовили резать, показали нож и нависли над ним, наслаждаясь отчаянным визгом. Демьяна передернуло. Кто-то слишком боялся в его лесу. Непорядок.
В его лесу. Он так и подумал, и чуть было не расхохотался. Засыпая и просыпаясь в общажной комнате, слушая чужие скрипы и чужой храп, чуя запахи пота, слюны, немытых волос и прочей гадости, он мечтал различить во всем этом духмяную нотку леса. С его сыростью низин, с хрустом сухих веток, с горьким дымом, терпким можжевельником, с хвоей и прелой листвой. Мечтал, но быстро прогонял опасные мысли, напоминая себе, что лес пахнет кровью, страхом и смертью. Болотом и предательством.
И вот теперь, шагая по знакомой тропе от дома, он ощутил все запахи, которые мог дать ему лес-господин. Хотел багульник? Вдыхай. Хотел низины? Вон, хлюпают под ногами. А вот тебе нестерпимую вонь чьей-то смерти, свершившейся и грядущей. Распишись, студент. Все как по заказу.
Ничего странного: в этом лесу страх давно стал извечным постояльцем. Вот идет его Хозяин и сам боится до глухого озноба. Думать, что случилось с ним и почему, Дема не решался. Ну, свалился в воду, ну, вылез как-то да потерял сознание, а пока плутал в закоулках воспаленного разума под бушующей хмарью, видел именно то, чего боялся больше прочего. Хорошо хоть, до дома ноги донесли. И то хлеб.
Оставалось разобраться с сумасшедшей старухой. И вернуть семью. А там настанет пора прогресса. Либо они все вместе переедут в город, либо город придет к ним. С электричеством, горячей водой и туалетом, а не зловонной ямой во дворе. Демьян сам не верил в это, но лучше уж думать о невозможном, чем вспоминать, как Поляша смотрела на него мертвыми глазами да шипела болотной тварью проклятия роду его, будто никогда и не была в нем. Не была им.
Дема почти добрался до поляны, оставалось то всего ничего, когда услышал тонкий дрожащий крик.
— Ау! — звал кто-то.
— Ау! — насмешливо отвечал лес, завлекая в самую чащу.
Страх лился оттуда. Тот, кто кричал, боялся, но шел вперед. Демьян втянул запах, распробовал, постоял, вспоминая, и рванул на голос. Он уже чуял его, он уже шел по этому следу. Девка, безумная девка, очередная сбежавшая из ниоткуда в никуда. Та, которую он отыскал в лесу и принес в дом, как овцу на заклание. Та, которую должен был отвести к озеру.
Дема скользнул в заросли, прикоснулся к ближайшей осинке, и она зарделась, словно девица, ответила на ласку, открылась ему. Пока был маленький, Демьян не понимал, как у Батюшки выходит говорить с лесом. Почему деревца кланяются ему, отдаются во власть человека. А теперь он сам творил лесовую ворожбу Стоило лишь понять, что в каждом дереве спит девичья душа. Жадная до тепла, ждущая ласки. Дотронься, приласкай ее, отогрей, представь, что она невеста твоя, а ты — жених. И осинка все расскажет, а березонька поделится соком да мудростью. Даже старая сосна, застывшая, будто камень, откроется тому, кто ласково приголубит ее.
Не понять этого ребенку. А станет мальчик мужчиной, то и объяснять уже нечего. Еще один счет у Аксиньи к младшей сестре. Мать сына такой ворожбе не обучит, а Поляша смогла. Так обучила, что каждый раз, прикасаясь к гладкой коре ладонью, Дема вспоминал, как скользили его дрожащие руки по нежной коже названой тетки, как разливался жар внизу живота. А деревцу что? Ему бы согреться. Не его забота, кого вспоминает Хозяин, если горячий он и живой.
Дема увидел, как бредет от осинки к осинке девка. Как дрожат ее посиневшие от холода губы, как спутанные волосы опадают на грудь, а ноги скользят по стылой земле. Он нагнал беглянку, замер в тени, прислушался. Медленно, но верно девица углублялась в самую чащу, еще чуток — и шагнет в болото. Дема хотел уже прыгнуть вперед, перехватить глупую, но та остановилась сама. Застыла, прислушалась, будто различила его в темноте. Но кто может учуять зверя? Уж не безумная чужачка!
Только ведь учуяла. Бросилась в сторону, угодила в болото, так еще и спорить с ним принялась. Откуда столько наглости в ней, откуда столько зоркости? Дема бы подумал о том еще, да только новости услышанные перечеркнули все, что волновало раньше.
— Не отставай, — бросил он, направляясь в чащу.
Но девчонка отставала, медлила, задерживала его. Как и братец, вышедший навстречу. Глупые дети, не разумеющие, что встают на пути зверя, готовящего мстить. За все. За детство, проведенное в сыром лесу. За вечное недовольство, за постоянные тычки, розги и страх. Страх, которым Дема вонял, сколько ни смывай с неуклюжего тела пот. А главное, за Поляшу. Не ту что скалилась в чаще. А живую, веселую, сладкую. Ту, что он потерял.
