Отступник (СИ) - Кин Михаил (книги регистрация онлайн .txt, .fb2) 📗

Так что быстро глянув на нее, я поспешно спрятал глаза. Включив свой излюбленный режим простоватого, даже туповатого деревенского парня и постоянно извинялся. Это обычно сильно действовало на нервы, и люди старались поскорее избавиться и не общались со мной. Так и сейчас, она сморщилась, когда я “неуклюже” ввалился в комнату, зацепив дверь, уронив лютню, и три из пяти слов было извините. Но меня она мало интересовала, мало ли у человека каких проблем, у меня самого их валом. Так что скинув основную кучу веще в свой уголок я вышел на палубу, осматривая город. Который раскинулся в в низине, взбираясь своими частями выше и выше на холмы. Город который стал мне родным, город, который навсегда отпечатается у меня в памяти, с друзьями и врагами. На палубу корабля вместо со мной зашли новые пассажиры, вместо сошедших. И сейчас палубе было немного многолюдно, никто не хотел сидеть в своих каютах в такую погоду. Они гомонили, переговариваясь и смеясь. Плывя на поиски загадочного мага-наставника, глядя на звезды и слушая гомонивших пассажиров, я вполне понимал их полное надежд невинное возбуждение и даже частично разделял его. Но мое лицо и глаза были суровы, и это разграничивало нас так же четко, как пространство между нами на палубе.

Глава 15

Козырное место на носу корабля предлагало знакомое лишь птицам божественное парение на крыльях встречных ветров с периодическими падением на каждом гребнем волны, с обязательным последующим взлетом. Я никогда не плавал на кораблях, не довелось, а на парусниках тем более. Так что я стоял и смотрел на тающие огни ночного города, на растворяющийся в ночной мгле и в бормотании волн Райлегг. Кожей ощущая свежий морской ветер трепавший волосы. Мы плыли навстречу угрожающе нависающим, нахмуренным небесам. Капитан надеялся успеть проскочить самую сердитую часть приближающегося шторма, несущего очередную волну туч. Сезон дождей и штормов как никак, неизвестно сколько он мог ждать хорошей погоды в порту. Именно поэтому мы так поспешно и отплыли. По мере того как мы отдалялись от берега, волны вырастали, становясь агрессивней. Пробуя борт корабля на прочность, и брызги уже начинали заливать палубу. Так что амплитуда взлетов и падений становилась все выше и выше.

Я немного понаблюдал одобрительно цокая языком и слегка качая головой, как капитан и его помощник орут благим матом, подгоняя суетящийся экипаж, выкручивая замысловатые ругательства, услышав которые Большой Бен удавился бы от зависти в своей коморке. Мы шли на полных парусах, под крепчающим ветром, они хлопали, резкими рывками натягивая жалобно скрипящие снасти. Во избежании промокнуть насквозь, я все же покинул палубу, тем более я там только мешался. В нашей коморке, и без того бледная девушка, была словно мел. Ее похоже донимала качка, и она пыталась бороться с ней куря вонючие до ужаса сигарилы с запахом гвоздики. И без того застоялый запах в глухом и непроветриваемом помещении смешался с табачным дымом, дышать в нем было почти нечем. Это мне сразу напомнило первое время в Норе, когда меня подселили в комнатушку, где восемь немытых, потных и жутко вонючих мужиков жили. Периодически куря самый дешевый табак. Так что мне пришлось внести свою лекту в эту вонь.

Эту ночь я не спал, по-моему никто не мог уснуть на борту, во первых жуткая болтанка, когда тебя мотает из стороны в сторону в твоем гамаке. Во вторых жуткий рев рассерженного моря за тонкой деревянной перегородкой, и словно в ответ на этот рев, жалобный скрип корабля, он скулил словно побитый пес. Скрипело все, что вообще могло скрипеть. Казалось, вот-вот и он просто развалиться под бешенным напором громадных масс воды, которая обрушивалась на маленькую и наглую скорлупку с завидной периодичностью, грозя раздавить как муху. Моя соседка то бледнела то зеленела, она сидела на полу в обнимку с ведром, держась одной рукой за крепеж своего гамака, чтобы не летать по всей комнате. Она костерила на чем свет стоит всех подряд, начиная от ублюдка капитана, что решил плыть в такую погоду, заканчивая Всевидящим. Особенно смачные и едкие ругательства достались какому-то Антонию и всей его родне. Мне тоже перепало, но так, просто за компанию. На гребне одной из бесчисленных волн нас неплохо подбросило, и она не удержала свое ведро, естественно, все содержимое ее вонючего ведра опрокинулось назад, прямо на нее. И взрыв ругательств буквально расцвел радугой, освятив нашу коморку.

Наши мучения закончились когда рассвело, как услышала Полночь от экипажа, облазившая весь трюм вдоль и поперек, мы успели, проскочили по самому краю. И разбушевавшаяся стихия выпустила нас из своих объятий. Вышли мы не без потерь, смыло одного матроса, и еще один не удержался, упал на палубу, сломав себе позвоночник, он был жив, но уже обречен. Он сорвался, когда полезли срезать паруса, они грозили вырвать мачту, и теперь капитан был мрачнее тучи, что висели темной полосой позади нас на горизонте. Корабль выдержал, но теперь ему требовался хороший ремонт. А так же стала понятна спешка, из-за чего наш бравый южанин так рвется достичь пункта назначения. Любой торговец был в той или иной степени контрабандист, наш оказался чуть более контрабандист, чем торговец, у него под трюмом надёжно были спрятаны несколько упакованных бочонков с чернилами. И скорее всего сроки у него горели, именно поэтому он так рьяно рвался вперед, через шторм, несмотря на реальную угрозу пойти ко дну.

Девушка оказалась костеродной — Валессия де Сальви. Как сообщила она мне с важной позеленевшей физиономией в заблеванной рубашке. Но тем не менее держалась она с достоинством, сомнительным конечно, но во всяком случае она пыталась это делать. Мне пришлось пожертвовать свою запасную рубашку в фонд помощи костеродным. Потому что у нее с собой был всего лишь маленький заплечный мешок. А из одежды лишь то, что на ней. Не то чтобы я сильно хотел это делать, проявлять там всякие высокие чувства и благородство перед дамой. Просто кубрик маленький и не проветриваемый, а от нее воняло, а переодеться не во что. Но она странная какая-то была, нелюдимая. Буркнула лишь спасибо и вытолкала меня из кубрика, чтобы переодеться. Разговаривала она очень мало, предпочитая держаться обособленно. Днем она сидела безвылазно в кубрике, в основном качалась в своем гамаке, выходя лишь для того чтобы поесть. А выходила только по ночам, сидела на носу корабля, дыша свежим воздухом и смотря на ночное небо и море, думая о чем-то своем. Лишь однажды во взгляде ее угольно черных глаз мелькнул неподдельный интерес, когда я достал одну из книжек взятых в библиотеке Наместника.

После шторма на следующий день корабль шел малым ходом, на уцелевших парусах, спешно зализывая повреждения. Пока достали два запасных паруса, пока их поставили. Мы с Валессией перекинулись парой слов, я продолжал корчить из себя недалекую деревенщину. А она видимо сочла, что ее милость выше такой компании, так что у нас был молчаливый уговор. Днем я на палубе, а она ночью, и каждый был доволен своим одиночеством. Полночь облазила весь корабль и растеклась темной лужей под ногами, прохладней ей там видите ли. Сидя на палубе я тренькал на своей лютне, учась играть и заодно развлекая моряков и редких пассажиров, что вылезали подышать свежим воздухом. А ночью изучал трактат Кхаштры пока соседка сидела на палубе. Мы плыли уже неделю, и еще столько же нам предстояло. Но мне повезло, капитан и впрямь спешил, шли мы на полных парусах и днем и ночью, а двухмачтовая бригантина была быстроходная. Неслись мы только так, рассекая морскую гладь словно отточенный кинжал глотку.

— …Ну же попытайся еще раз… — прошептала Полночь.

Я лишь потер виски и зажмурился.

— У меня уже голова болит от этого наречья.

— …О-о-х, бедненький ты мой, может, тебя поцеловать тебя в лобик, чтобы головка перестала бо-бо?…

Глубоко вздохнув я вернулся к паучьим письменам. Прочистив горло, зачитал:

— Истинно и верно то, что мать всегда благоволит к своим чадам, даруя свое благоволение в период, когда она властвует в вышине. Пожирая врагов детей своих, ведь неслучайно немытые нарекают ее Всепожирающей. — Я покосился на Полночь вздернув бровь. — Я часто моюсь.