Неблагая - Хаусман Ивлисс (книги без регистрации .txt, .fb2) 📗
— Исилия, это твоя самая безобразная попытка слинять с урока магии, и, если честно, я разочарован, что вы обе на нее купились.
Вдруг девушки оборачиваются — вроде так же игриво, как мы делали, сговариваясь против Рейза, но теперь внимание приковано ко мне, и это уже не забавно.
— Да я же не… — замолкаю, потому что вру.
— Хватит тянуть время, — отрезает Олани, собирая наши миски в шаткую стопку. — Я разберусь с посудой, если ты не будешь давить на жалость.
Вряд ли меня ждет более выгодная сделка, так что я подчиняюсь.
Поначалу со мной занималась Олани, но она использует магию только для целительства, а я обделена талантом врачевания. Я даже не особо пыталась, потому что страшно боялась сделать только хуже, решившись залечить маленькую ссадину у сестры на пальце.
Тогда за меня взялся Рейз. Мы не особо продвинулись, но как учитель он лучше Олани, которая, несмотря на все свои достоинства, мгновенно выходит из себя.
Рейз прибегает к упражнениям: я должна глубоко дышать и направлять поток воздуха по гулким пустотам внутри здания. Однако я боюсь вызвать настоящий ураган, который все здесь обрушит, и итоге каждый порожденный мною порыв ветра затихает, не успев облететь развалины. Но Рейз не позволяет останавливаться и сам не перестает меня воодушевлять и подбадривать.
Наконец, когда я слышу только шум крови в ушах, я срываюсь и посылаю поток ветра прямо ему в лицо. Рейз пытается что-то сказать, разрядить обстановку, но я угрюмо отворачиваюсь и усаживаюсь на ступени Судьбы. Исольда с Олани, наблюдавшие за нашими занятиями с крыльца, с тревогой смотрят на меня.
— Ничего не выходит, — говорит Исольда.
Я не отвечаю, но поднимаю взгляд и выразительно моргаю, пытаясь изобразить едкий сарказм. Ясное дело, что не выходит. Мне не дано.
Рейз упирается рукой в бедро, другой задумчиво чешет голову, приводя прическу в полный беспорядок.
— Может, надо как-то по-другому? Ну посмотрите на нее, она же извелась.
Не люблю, когда обо мне говорят в третьем лице в моем присутствии. Я вообще, если расстроена, не могу ничему учиться, будь то метание огненных шаров, задачи на сложение или шнуровка ботинок — все требует равных усилий.
Олани откидывается назад, складывает руки на груди.
— Когда я училась исцелять, мои родители… — она делает паузу, аккуратно прикидывая, что сказать, как всегда делает при упоминании семьи, — …советовали вспоминать что-то хорошее. А тебя как учили, Рейз?
Его взгляд на долю мгновения затуманивается, потом проясняется.
— Я пел. — На лице Рейза расцветает улыбка, но глаза как будто смотрят куда-то мимо нас, словно на картинки из прошлого. — Когда я был совсем маленьким, я пел, чтобы превращаться. Когда это случилось впервые, я даже не знал, что так могу. Я прыгал через ручей и придумывал песенку о нем и вдруг раз — превратился в воробья. Так растерялся тогда.
Смех отражается от высоких сводов. Даже я хихикаю, представив себе рыжего розовощекого малыша, внезапно обнаружившего себя в обличье растерянной птички.
— А ты, Сили? — спрашивает Олани, пока тепло нашего смеха еще не угасло. — Что радует тебя?
Мне приходится на секунду задуматься, чтобы отстраниться от событий последних недель, месяцев, лет. Тяжело все это разгребать в поисках светлых пятен.
Светлых пятен.
— Выпечка, — отвечаю я и сама слегка удивляюсь. — Когда-то я пекла вместе с папой. Потом… одна, для нас с Исольдой. Очень расслабляет.
Исольда и Олани освобождают проход, и Рейз бережно ведет меня вверх по ступенькам вагончика к открытой двери.
— Тогда пеки.
Я застываю, замираю, напрягаюсь, чтобы он не подталкивал меня.
— А потом ты заставишь меня заниматься магией?
— А потом мы сможем поговорить.
Все, что нужно, у нас есть. Ну, не все, но достаточно. Бирч соизволил снабдить меня бруском шоколада размером с мою голову, полудюжиной свежих яиц и бутылкой холодного молока. Я мысленно извиняюсь перед теми, из чьей кладовки они исчезли, но с учетом идей, проносящихся в моей голове, сожаление не очень велико.
Шоколад — это по умолчанию. Но стоит ли запекать его в хлеб, растапливать для мусса или измельчать для начинки пирожных? Нет, нужно что-то другое. Необычное. Меня осеняет, рецепт кажется проблеском солнца в темных тучах, я вижу его так ясно, как давно не бывало. Я же могу объединить несколько старых рецептов в совершенно новый — и в экспериментальном порядке испечь нечто восхитительное.
Нечто столь же уютное и теплое, как атмосфера Судьбы, когда мы дружески болтаем у горящего очага.
Я подготавливаю ингредиенты и плиту, разговоры за моей спиной становятся тише.
По крайней мере пока не раздается голос Рейза, который, оказывается, стоит у меня над душой:
— Тебе помочь?
— Мне не нужна помощь.
— Тогда я просто посмотрю, — говорит он, облокачиваясь о стол. Когда он так стоит, наши лица на одном уровне. Но он мне мешает.
— Знаешь, я не просила заглядывать мне через плечо. — Здесь так уютно и тепло, что грубить не хочется, и я просто отодвигаю его локтем от моего рабочего места. Мы если и прикасались друг к другу, то или в процессе обучения, или случайно. А это прикосновение — простое и необязательное, и он поддразнивает меня, отступая всего на миллиметр. Надо же, мы доросли до дружеских подколок.
— Я не буду тебя отвлекать, — обещает Рейз. Не верится.
Он наклоняет голову, рассматривая выложенные продукты.
— А мука тебе не нужна? Я достану, если Бирч ее слишком высоко засунул.
— Мука нам еще понадобится в горах. А взбитые яйца и какао как раз должны дать нужную текстуру и без добавления муки.
Я выстраиваю продукты в идеальный ряд, подвигая и расставляя на нужном расстоянии, чтобы удобно брать их по мере необходимости. Не успевает Рейз вставить очередную реплику, как в дверях показывается Олани. Косы у нее выбились из узла на макушке и свободно болтаются.
— Рейз, можно тебя на минутку? — спрашивает она, быстро переводя взгляд с него на меня.
— Зачем? Я уже сказал, что не хочу больше играть роль мишени. Или чтоб на мне показывали, какие точки наиболее уязвимы. Или…
— Ты нам нужен как арбитр, — раздается снаружи голос Исольды. Обычно она говорит таким тоном, когда врет. Я вся напрягаюсь. Мы в опасности? Нас догоняет Лейра? Но тут я вижу, что Олани совершенно расслаблена, и, словно этого мало, она мне еще и подмигивает: это безобидная ложь, они просто хотят его выманить. Дать мне побыть одной.
Рейз вздыхает, нехотя выпрямляется, долгим жестом ерошит волосы.
— Ну, если ты настаиваешь… — Он еще раз смотрит мне в глаза, протискивается мимо Олани и улыбается.
Я расплываюсь в ответной улыбке и смотрю на Олани.
Спасибо, беззвучно шевелю я губами.
Пожалуйста, отвечает она, и, когда дверь за ней закрывается, я чувствую, что мы теперь как бы союзники.
Я вхожу в ритм выпечки: жидкие компоненты, потом сухие, потом взбить, потом выложить. Стучащий снаружи дождь и огонь в очаге создают ощущение безмятежной пустоты. Мысли проясняются.
А затем приходится зажечь плиту, чтобы растопить шоколад, и, когда вспыхивает огонь, я снова думаю о магии. Я могу сделать это с помощью магии. Я должна сделать это с помощью магии. Я должна тренироваться при каждом удобном случае, раз уж я пообещала научиться ею управлять.
Но я не хочу. Я не хочу быть подменышем-чародейкой, которая вызывает бури и метает огненные шары. Я просто хочу, чтобы родители мной гордились, мне нужен уют дома и семьи. Я хочу печь пирожные там, где мне хорошо, где от меня ничего не ждут, и чтоб меня оставили в покое.
Чувства берут верх, и я даже не замечаю, что магия уже вспыхнула, пока пламя под кастрюлькой не становится ярко-синим. Вода быстро вскипает и переливается через край. Я отпрыгиваю, снимаю шоколад, тихо ругаюсь и пытаюсь взять конфорку под контроль.
Может быть, магия — это мое. В вагончике становится жарко, я стираю бисеринки пота предплечьем, испачканным — или не испачканным — шоколадом. Может, я сама себя обманываю, думая, что смогу найти себе другое занятие, в то время как магия — глубинная часть меня самой.
