Дорога - Олди Генри Лайон (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
– Варавва!.. Варавва… – прогрохотал замирающий гром в отдалении.
Крест медленно растаял в воздухе.
ФАТАЛЬНОЕ ВЕЗЕНИЕ. ВИТАЛЬКА
…Здорово! Прямо как в "жутике"! И Атмосферный Череп, и Люфицер, и бандюга этот припадочный… Ребятам расскажу – от зависти полопаются… Хотя нет, не полопаются. Не поверят. Вот всегда так: соврешь чего – верят, а правду говоришь – смеются… Мы с Мишкой "летающую тарелку" видели – никто не поверил. Даже папа. А Спиридонов, дылда конопатая, еще потом "гумноидами" дразнился. Ничего, у меня сейчас свидетели – и папа, и мама, и дядя Арсен… Пусть только попробует не поверить – я его к папе притащу, а если он и папе не поверит, я ему сам по шее надаю!..
…А пистолет-то, пистолет! И чего его разбойник бросил – пальнул бы в черта этого… Только его, наверное, обычные пули не берут – серебро нужно. Или кол осиновый. А пистолеты колами не стреляют…
– Дядя Арсен, можно посмотреть?
– Что? А… ладно. Только осторожно. Сейчас я патроны выну, тогда смотри.
Ну конечно, как мне, так без патронов…
– Арсен, что вы делаете?! Не давайте ему эту гадость! Виталик, не смей! Это не игрушка.
– Мам, он же не заряжен… Я только посмотрю – и отдам.
– Прекрати немедленно! Арсен, спрячьте его.
– Ну что вы, Нина? Я уже обойму вытащил, и ствол пустой. Пусть ребенок посмотрит…
– Верно, Нинок… (спасибо, папа!) Я сам в его возрасте… – и ничего, как видишь.
– Ну, хорошо… Только не нажимай ничего! Посмотри и сразу отдай дяде Арсену, – сдается мама.
Ох, и тяжелый же… А когда стреляет, небось, еще и отдача ого-го какая!
– Дядя Арсен, это что за марка?
– Не знаю. Я никогда такого не видел. Похоже на "Люгер" или "Кольт", но…
– Так "Кольт" – это ж револьвер!
– Нет, Талька, пистолеты "Кольт" тоже бывают. Но – другие.
Так, запомним… А я думал, "Кольты" – это только те, что у ковбоев… Ох и тугой же у него курок! Не нажимается…
– И не старайся. Я его на предохранитель поставил.
– А как он…
– Виталик, перестань сейчас же! А вы, Арсен, прежде чем давать мальчику оружие…
Похоже, отберут… Ну и ладно, вот только разок прицелюсь из него вон в того дяденьку на повороте… Ой! Это же гаишник!..
Гаишник свистит и машет нам своей полосатой палочкой. Пистолет уже у дяди Арсена, и он поспешно прячет оружие, пока папа послушно тормозит.
Гаишник подходит к нам, скрипя сапогами, и небрежно отдает честь. На сапогах у него бренчат погнутые шпоры. Мотоцикл он ими пришпоривает, что ли?.. Лицо у гаишника толстое, красное, фуражка съехала на затылок, а глаза какие-то стеклянные, неживые, да еще и один – карий, а другой – и вовсе зеленый…
– Старший сержант Кобец, – он снова козыряет, чуть покачнувшись. – Ну-ка, из чего это ваш мальчик в меня целился?.. Давайте, давайте, выкладывайте… – от него пахнет, как от дяди-разбойника, и дышит он мне прямо в лицо. Мысли путаются…
Сам собой у меня в руке оказывается мой водяной пистолет. Он тоже большой и черный; гаишник неожиданно резко и больно бьет меня по руке, на лету перехватывая игрушку. Тонкая струйка воды брызгает ему в физиономию. Жаль, что не настоящий – была бы дырка в голове!
– Что вы делаете?! Это же игрушка. За что вы ребенка?!.
Это папа. Голос у папы звенящий и страшный, и кажется, что он сейчас выскочит из машины и разорвет гаишника на куски. Ударенная рука болит, и я еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать…
Гаишник молча крутит в пальцах мой пистолет, брезгливо стирает капли со щек, с вислых рыжих усов и, поколебавшись, возвращает пистолет мне. Я замечаю у него на пальце перстень с ненашими буквами и длинным острым шипом, торчащим из центра. Дядя Арсен тоже смотрит на перстень, и лицо у него становится твердым и злым.
– Игрушка, – произносит сержант, дыша на меня кислятиной и не моргая своими разноцветными пуговицами. – Вам всем придется пройти со мной.
– Почему? – спрашивает мама.
– Вы превысили скорость.
– Я не…
– Не пререкайтесь с представителем власти. Выходите из машины.
– Тогда почему – все? За рулем был я – значит, мне и отвечать.
– Вопросы здесь задаю я. Выходите.
В зеркальце я вижу лицо мамы – оно бледное, растерянное и очень испуганное. Вот-вот расплачется. Мы переглядываемся – и, все четверо, выбираемся из машины.
– Следуйте за мной, – сухо произносит гаишник. Мы следуем.
…Мы подходим к какому-то старинному дому с колоннами у входа, поднимаемся по высоким каменным ступеням. Гаишник толкает скрипучую дверь с позеленевшими набалдашниками на медной ручке, и мы оказываемся в очень темном коридоре. Я сразу же хватаю дядю Арсена за руку (папа идет первым, сразу за гаишником, потом мама).
Впереди возникает тусклый свет. На мгновение его заслоняет гаишник, после – папа… и мы оказываемся в огромном зале с полукруглым потолком. На стенах горят настоящие свечи, но толку от них мало, и все равно видно плохо. Мы стоим на деревянном огороженном возвышении; напротив – такое же возвышение, но побольше, и на нем стоит стол. За столом сидят скучные дяденьки в черном, с длинными белыми завитыми волосами, и в смешных плоских шапочках с кисточками. Справа и слева от нас торчат два всамделишных рыцаря в латах и с тяжеленными железяками – кажется, они называются алабердами…
Тем временем гаишник уже низко-низко склонился перед неподвижными черными дяденьками. Сверху он выглядит неловким и ненастоящим.
– Подсудимые доставлены, ваша честь, – неожиданно тонким голоском пищит сержант.
Один из черных вяло машет рукой, и гаишник, пятясь задом, спешит исчезнуть, стараясь не звякать шпорами.
– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спрашивает человек в шапочке, которого сержант назвал "ваша честь".
– Позвольте полюбопытствовать, а в чем нас обвиняют? – папа искусственно улыбается и шепчет: "Маскарад…"
– Значит, вам нечего сказать, – их честь даже не вслушивается в папины слова; похоже, что ему заранее все равно.
– Итак, доподлинно установлено, что все, здесь присутствующие, повинны в непрощаемых преступлениях перед Церковью и Короной, а посему двое мужей приговариваются к смертной казни через колесование, жену бесстыжую надлежит отправить на вечное покаяние, а отрока определить в послушание к отцам-иезуитам для вытравления ростков ереси и воспитания в благочестии. Приговор надлежит привести в исполнение незамедлительно.
– Послушайте, кончайте этот балаган, прекратите… – папа все никак не может понять, что все это не понарошку, не игра, но я-то сразу понял, и мама, кажется, поняла, и дядя Арсен…
Дядя Арсен легко перепрыгивает через ограждение и пытается подойти к столу, но рыцарь ухватывает его за плечо железной рукавицей и останавливает. Их честь тем временем собирается гасить свечи, стоящие на столе, обжигает пальцы и недовольно морщится.
– Разве так свечи гасят? – громко и весело говорит дядя Арсен, и черные удивленно поворачиваются в его сторону. – Давайте покажу…
Их честь машет рыцарю, тот отпускает дядю Арсена, и вот он уже у стола. С доброжелательной улыбкой дядя Арсен бьет свечку кулаком, резко отдергивая руку назад. Пламя дергается и гаснет, свеча остается стоять. Я-то знаю, что дядя Арсен – каратист, он уже девять лет занимается; но их честь этого не знает и заинтересованно пододвигает большой гнутый подсвечник. Дядя Арсен бьет еще раз, но промахивается. Подсвечник летит в грудь черному, тот отшатывается, скатерть на столе вспыхивает вместе с кисточкой смешной шляпы.
Одновременно с пожаром дядя Арсен кричит, как наш кот Трофим при виде помоечных кошек, высоко подпрыгивает и пинает ближнего рыцаря ногой в бронированную грудь. Рыцарь сносит деревянные перила и с грохотом рушится вниз. Я визжу от восторга и хлопаю в ладоши, и мама впервые не лезет ко мне со своими замечаниями.
До папы к этому моменту, кажется, дошла вся серьезность происходящего – впрочем, он же не каратист, хотя и очень хороший папа! – он подскакивает ко второму рыцарю и два раза грохает его кулаком по шлему, больно ушибая руку. Рыцарь замахивается на него алабердой, но папа, наверное, решает, что он тоже немножко каратист, и бьет рыцаря ногой прямо под железную юбочку.
