Закалка клинка - Паркер К. Дж. (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Еще одно отличие: в городе есть целый квартал, в котором живут люди, занятые тем, чтобы продлить жизнь больным, с которыми кочевники никогда бы не стали возиться, потому что они либо слишком стары, либо слишком слабы, чтобы приносить какую-то пользу для клана. В городе забота о таких людях считалась естественной. Здесь, на равнинах кочевники не имели соответствующих навыков: каждый выполнял одинаковую работу и владел примерно равным количеством собственности. В городе разделение на бедных и богатых было очевидным, но даже беднейшие из них имели больше, чем люди равнин. Что плохого в такой организации? Человек при желании мог всю жить оставаться ремесленником, а мог усердно работать и подняться на три-четыре ступени замысловатой иерархической лестницы.
Темрай сидел на деревянном троне и с удивлением оглядывал своих людей. Он никогда не предполагал, что их так много. Никому до него не приходило в голову подсчитать, сколько их на самом деле. Существовала традиция, что перед началом новой войны каждый воин, проходя мимо шатра вождя, опускал в корзину стрелу – потом корзины грузили на спины лошадей и использовали в качестве резервного запаса. Последний раз, лет двенадцать-тринадцать назад, лошадей было больше сотни, но Темрай не помнил, сколько корзин несла каждая.
Приблизительную численность клана можно определить и другими способами, подсчитав, например, сколько времени требуется на переход вброд той или иной реки, прикинув протяженность колонны, идущей по дороге, или количество шкур, отданных кожевенникам за месяц (то есть сколько волов было убито и съедено, и отсюда вычислить количество ртов). Но нужно признать, вождя этот вопрос тревожил мало, да и вообще ему не пристало интересоваться подобными вещами. Кочевники могли обидеться, решив, что к ним относятся как к собственности. Темрай слышал легенду, гласящую, что давным-давно в городе одни люди якобы владели другими, словно землей или орудиями труда, но он не верил в это, как не верил рассказам о двуглавых львах и говорящих деревьях, которые тоже якобы существовали, когда мир был юн.
А сейчас Темрай обнаружил, что именно рассматривает своих людей, как шпион, явившийся из города, что бы подглядывать за кочевым народом. Их рост колебался в промежутке между пятью футами четырьмя дюймами и шестью футами (женщины, естественно, на полголовы ниже); они носили одежды из шерсти, войлока и кожи, ели вяленое мясо, сыр и просо, если год выдался урожайным, яблоки и оливы в зависимости от времени года. Они жили в шатрах из войлока и шкур, зимой мазались топленым жиром, чтобы защитить кожу от дождя и ветра, ничего не имели, кроме повозки и пары лошадей. Не было части лошади или бычка, которой кочевник не нашел бы применения: молоко, мясо и кровь употребляли в пищу, сало использовали для освещения, готовки и защиты от влаги; шерсть и волосы – для изготовления войлока и веревок; кости и зубы для пуговиц, игл, средней части дуги лука, пряжек, рукоятей, украшений, музыкальных инструментов и клея; сухожилия служили тетивой для луков, а навоз применялся в качестве топлива. Этот народ не знал, что такое праздность; он никуда не спешил, довольствовался малым и не желал приобрести больше; он не писал книг, но помнил имена предков, живших сто поколений назад, не имел машин, но знал о серебряном припое и умел читать цвета побежалости. Глядя на них, словно в первый раз, Темрай осознал, насколько они другие.
«Мы, народ равнин. Народ, который умеет изготовить тысячу и одну вещь из дохлой коровы».
Кто-то тянул его за рукав – пришло время вручать призы за состязания в беге и прыжках через препятствия. Удивляясь, как он мог допустить, чтобы второе лучшее седло Сасурая и совершенно новая пара перчаток для соколиной охоты были отданы за то, что кто-то обладает замечательным талантом перепрыгивать через груду хвороста на конце длинного бревна, Темрай взял лук и, внутренне дрожа, отправился на стрельбище.
Мысленно возблагодарив богов, что никто не пытается заставить его отдать лук Сасурая – по обычаю, он отправится с ним в Вечность, – Темрай молча почтил память мудрых предков, предвидевших эту печальную ситуацию. Затем юноша взял лук (он имел множество других, изготовленных как лично, так и лучшими мастерами, но это было оружие, с которым он учился стрелять). Если на свете существовал лучший лук, вождь не хотел об этом знать.
Тетиву сменили с тех пор, как Темрай держал его в последний раз. Длинное сухожилие из лошадиной ноги было аккуратно обмотано шелковой нитью, пропущено сквозь гладкие костяные бусины и идеально ложилось под пальцы. Юноша поправил колчан, проверил оперение стрел и беспокойно огляделся, пытаясь отвлечься. Сейчас, стоя одной ногой на линии перед невидимым туннелем, соединяющим его с мишенью, он осознал, что не выиграть будет непросто. Весь клан не сводил с него глаз – любой другой уже давно бы потерял равновесие.
Когда пришла его очередь, Темрай уже сумел убедить себя, что не обладает никаким особым талантом. Судья отдал команду, и пальцы юноши слегка дрогнули, когда он почувствовал, как зарубка стрелы ложится на тетиву. По команде «Натянуть!» он поднял лук, правой рукой оттянул тетиву, чувствуя, как напрягается дуга и центр тяжести смещается с плеч на спину. Когда выемка под наконечником стрелы оказалась напротив его большого пальца на левой руке, правый дотронулся до подбородка, и тетива коснулась губ – стрела, рука и лук находились на одной линии.
Темрай прицелился, все вокруг отодвинулось на второй план, на долю секунды он забыл про смерть отца, Перимадею и ее защитные сооружения, свои новые обязанности как вождя клана и собственное неожиданное одиночество среди народа равнин. Невозможно думать об этом, когда левая рука полусогнута, локоть отведен в сторону, указательный палец правой руки прижат сильнее, чем средний, чтобы удостовериться что стрела легла так, как нужно; невозможно не думать о том, как разжать пальцы, – лучший выстрел, когда пальцы просто переходят из сжатого состояния в распрямленное; так же просто, как невыполнимо…
Выстрел, далекий «плюх», когда стрела поразила мишень – в нижний правый угол, признак небрежного выстрела. «Ах, если бы это было так просто, зачем заниматься стрельбой?» Вождь выхватил следующую стрелу, выстрелил. На какое-то время он вновь ощутил себя Темраем, уверенным, хотя посредственным стрелком, ни больше ни меньше. На мгновение он осознал, что нужно запомнить этот момент, насладиться им, потому что никто не мог сказать, когда ему будет позволено еще раз стать Темраем.
В результате молодой человек оказался пятым – лучший результат, который можно было достичь. Он доставил Темраю даже большее удовольствие, чем победа. Вождь продемонстрировал красивую стрельбу, и его успокаивала мысль, что среди мужчин клана есть хотя бы четыре стрелка, которые владеют луком лучше, чем он сам.
Темрай стоял у линии, не желая занимать свое почетное место. Если его присутствие вносило некоторое беспокойство среди соревнующихся в этом не было ничего дурного. Несомненно, двухсотпудовые камни, пущенные из требушета с городских стен, внесут куда больше беспокойства в их ряды.
Состязание в стрельбе показало, что уровень владения луком в клане довольно высок. Темрай решил, что, как только закончатся игры, он соберет совет, чтобы узнать, не помнит ли кто результаты прошлых состязаний. Это поможет выяснить, насколько улучшилась (или ухудшилась) боевая подготовка его людей за годы. Сознательный вождь должен владеть этими сведениями.
Наступило время заключительного состязания. Темрай точно не знал, что так привлекало людей в стрельбе по несчастной птице, привязанной за лапу к пятидесятифутовому шесту, вероятно, ее непродолжительность – один выстрел от каждого участника. Если первый стрелок поражал цель, состязание заканчивалось. Может быть, очарование заключалось в том, что каждый имел возможность наблюдать за полетом стрелы, в то время как в обычной стрельбе по мишеням только ближайшие зрители видели, куда стрела попала в действительности. Жажда крови исключалась: обычно в качестве орла использовалось чучело. Темрай предполагал, что популярность соревнования объясняется его некоторой рискованностью: стрелы, не попавшие в цель, падали где придется, в том числе среди зрителей.
