Полночные узы - Эдриан Лара (серия книг .txt) 📗

Смелость оставила Тесс. В голове у нее звучала брань, истерические вопли, грохот, звон разбившегося стекла. Она до сих пор слышала тихий скрип двери в ту ночь, когда отчим прервал ее тревожный сон. В его тяжелом дыхании смешались запах ликера и сигаретного дыма. Мясистая ладонь была потной и солоноватой на вкус, когда он зажал Тесс рот, чтобы она не кричала.

— Был мой день рождения, — онемевшими губами прошептала Тесс, — Он пришел ко мне в комнату около полуночи и сказал, что хочет поцеловать меня в честь моего дня рождения.

— Мерзкий сукин сын, — злобно прорычал Данте, нежно гладя ее по голове. — Господи… Тесс… в тот вечер на набережной я попытался сделать то же самое…

— Нет, не то же самое. Просто это напомнило мне… но это было не то же самое.

— Мне очень жаль. Тебе столько пришлось пережить.

— Не надо меня жалеть, — сказала Тесс, не желая принимать его сочувствие, пока не рассказала ему самого страшного. — Когда отчим вошел ко мне в комнату и завалился на мою постель, я сопротивлялась: пиналась, била его руками, но он был сильнее, давил на меня своим весом. В какой-то момент он резко вдохнул, словно его пронзила боль, и замер, и я наконец смогла спихнуть его с кровати. Он даже не сопротивлялся. Лицо у него сделалось бордовым, потом синим… Сердечный приступ. Отчим умирал прямо на полу моей комнаты.

Тесс замолчала, Данте не нарушал тишину. Возможно, он догадывался, какой финал будет у этой истории. Тесс не могла остановиться теперь. Она тяжело вздохнула и продолжила:

— В этот момент в комнату вошла моя мать. Пьяная, как всегда. Она увидела отчима лежащим на полу, и у нее началась истерика. Мать пришла в ярость. В ее глазах я была во всем виновата. Она кричала и требовала, чтобы я его спасла.

— Она знала, что ты можешь лечить руками? — тихо спросил Данте, помогая Тесс справиться с волнением.

— Да, знала. Я лечила ее синяки и переломы. Она кричала и обвиняла меня в том, что у отчима случился сердечный приступ. Думаю, мать винила меня во всех несчастьях своей жизни.

— Тесс, ты ни в чем не виновата. Ты же знаешь это.

— Да, сейчас я это знаю. Но в тот момент я была так напугана. Я не хотела причинять ей боль и делать еще более несчастной. Она требовала, и я спасла его. Я запустила его сердце и устранила блокаду. Он ничего этого не знал, а мы ему не говорили. А через три дня я поняла, какую ошибку совершила.

Тесс закрыла глаза и перенеслась на девять лет назад. Собираясь заняться лепкой, она вошла в сарай в поисках стеки. Подставила стремянку к стеллажу надеясь разыскать инструмент на верхней полке, случайно задела маленькую деревянную коробку и столкнула ее локтем на пол.

Из коробки высыпались фотографии, много фотографий. Снимки детей разного возраста, разной степени оголенности, на многих были видны трогавшие их в процессе съемки руки фотографа. Тесс сразу же узнала эти гадкие мясистые руки.

Данте почувствовал, как она содрогнулась.

— Я была не единственной жертвой отчима. Я обнаружила, что он издевался над детьми на протяжении многих лет, возможно, десятилетий. Он оказался настоящим чудовищем, и я вернула его к жизни, чтобы он продолжал творить свои грязные дела.

— Господи. — Данте, не выпуская Тесс из рук, слегка отстранился и с сочувствием посмотрел ей в глаза. — Ты не должна винить себя за это. Ты же не знала, Тесс.

— Раз я совершила ошибку, я должна была ее исправить, — сказала она.

Данте нахмурился, и Тесс сухо рассмеялась:

— Я должна была забрать у него то, что дала ему.

— Забрать?

Она кивнула:

— В ту же ночь я оставила дверь своей комнаты открытой. Я ждала его, знала, что он придет, я сама попросила его об этом. И он, как только мать уснула, прокрался ко мне в комнату. Я пригласила его лечь со мной. Господи, это было самой трудной частью моего плана — притвориться, что меня не тошнит от одного его вида. Он растянулся на постели рядом со мной, и я попросила его закрыть глаза, сказала, что хочу отблагодарить его за поцелуй в мой день рождения. Я велела ему не подглядывать, а он так вожделел меня, что охотно согласился.

Я уселась на него сверху и положила ладони ему на грудь. Вся моя ненависть сконцентрировалась на кончиках пальцев и, словно электрический разряд, пронзила его. Он открыл глаза, в них застыли ужас и растерянность, он понял, что я собираюсь с ним сделать. Но было уже слишком поздно. Его тело содрогнулось, и сердце мгновенно остановилось. Я продолжала держать ладони у него на груди и ощущала, как жизненные силы покидают его. Я ждала еще минут двадцать, хотела убедиться, что все кончено.

Тесс не осознавала, что слезы текут по ее щекам, пока Данте не вытер их рукой. Она покачала головой, горло сдавило, и ей было трудно говорить.

— В ту же ночь я уехала из дома. Перебралась к друзьям в Новую Англию, жила у них, пока не окончила школу и не смогла начать самостоятельную жизнь.

— А твоя мать?

Тесс пожала плечами:

— Мы с ней больше не общались. Она не пыталась разыскать меня, и честно говоря, я была этому рада. А несколько лет назад она умерла, как я понимаю, от цирроза печени. Все это время я хотела забыть ту ночь и то, что я сделала.

Данте снова прижал ее к себе, и Тесс не сопротивлялась, растворяясь в тепле, исходившем от его тела, освобождаясь от кошмара прошлого. Рассказать было непросто, но сейчас она чувствовала невероятное облегчение.

Господи, она так устала нести этот груз, прятаться и винить себя.

— Я пообещала себе никогда больше не пользоваться своими способностями. Это мое проклятие. Теперь ты меня понимаешь?

Тесс не сдерживала слез. В объятиях Данте она чувствовала себя защищенной. Его тихие слова успокаивали ее.

— Ты не сделала ничего плохого, Тесс. Такие ублюдки не должны жить на свете. Твоими руками вершилось правосудие, и ты не должна винить себя за это.

— Ты не считаешь меня чудовищем? Не думаешь, что я ничем не лучше его, если смогла так хладнокровно убить?

— Нет. — Данте взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. — Тесс, я считаю тебя смелой. Ангелом мести.

— Я ненормальная.

— Нет, Тесс, неправда. — Данте наклонился и нежно поцеловал ее. — Ты восхитительная.

— Я трусливая. Ты верно заметил, я всегда убегаю. Это правда. Я так боялась и так долго убегала. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь остановиться.

— Беги ко мне, — сказал Данте, не сводя с нее напряженного взгляда. — Я знаю о страхе все. Он и меня мучит. Помнишь тот приступ, что случился со мной у тебя в клинике? Он не имеет никакого отношения к болезни.

— А что же тогда это было?

— Смерть, — холодно ответил Данте. — Сколько я себя помню, меня всегда преследовало это видение — последние минуты моей жизни. Я вижу и ощущаю, как умираю, как будто это происходит на самом деле. Я переживаю свою смерть, я знаю, как это произойдет. Это моя судьба.

— Судьба? Откуда ты можешь это знать?

Данте криво усмехнулся:

— Моя мать предвидела смерть моего отца и свою задолго до того, как это случилось. Ее предсказания сбылись. Она знала, но ничего не могла изменить. Всю жизнь я пытаюсь убежать от собственной смерти, и так будет до самого конца. Я отказываюсь от всего, что могло бы замедлить мой бег, заставить меня по-настоящему захотеть жить. Я никогда не разрешал себе испытывать чувства к кому бы то ни было.

— Да, испытывать чувства опасно, — произнесла Тесс. Она не вполне представляла, какую боль носил в себе Данте, но ощущала, что у них много общего. Оба одиноки, оба привыкли плыть по течению. — Я не хочу привязываться к тебе, Данте.

— Господи, Тесс, я тоже не хочу привязываться к тебе.

Не отводя взгляда, он наклонился и поцеловал ее, нежно и почтительно, словно благодарил за что-то. Данте разрушил стену, за которой она пряталась много лет, и вот теперь Тесс стояла перед ним совершенно беззащитная. Она ответила на поцелуй, мечтая о продолжении. Одиночество заморозило Тесс, и теперь ей требовалось все тепло, которое Данте мог дать.