Мастер сновидений - Ниоткудина Алинна (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Ладно, сынок, — заговорил асса Тадиринг, — иди отдыхай. Хотел я тебе порассказать кое–что, да поздно сейчас. Да не хотелось мне настроение портить ни тебе, ни себе, ни всем. Иди, я вас всех посторожу, у меня все равно бессонница. И уж, прости меня старика, но твои услуги мне не помогут.
Я вышел из столовой, честно говоря, ноги еле волочились. Дошел до указанной мне комнаты, открыл дверь и застыл в проеме: на кровати спала Лаки. Как это понимать? Видимо, отсыл был притворным, и мне надо было догадаться и, сделав круг, возвращаться на указанное место, а Лаки меня не дождалась и заснула. И как теперь? До меня дошло, что я ни капли не соображаю в женщинах. А вот, что по головке именно меня не погладят, соображал я точно, а погладит меня Дьо–Магро по другим местам и даже страшно представить чем, хотя моего, греха здесь ну ни на капельку. Ничего другого не оставалась, как тяжко вздохнуть и обустраивать ночлег, и желательно не глядя в сторону спящей Лаки. Я развернул кресло, придвинул стул, учитывая опыт прошлой ночи, придвинул еще и второй. Взял пару подушек, благо на кровати они в избытке, нащупал плед гномьей работы, более чем достаточно. Прижал к своим ушам прохладный шелк подушечьих боков, чтобы, не приведи Пресветлая богиня, не услышать случайный вздох Лаки во сне, скомандовал всяким мыслям «Стоять! Смирно! " и через считанные минуты уже был там, где считался непревзойденным, если не единственным мастером — во снах.
Еще через четверть асса Тадиринг заглянул к нам в комнату, посветил себе свечой, прищурился, поморщился, покачал своими серебряными сединами и тихонько прикрыл дверь.
— Эх, молодежь… Ничего на свете не меняется — пробурчал он, подумал: «А может оно и к лучшему, что не меняется», и пошел к теплящемуся камину. Его колени ныли во всю, даже завывали в предчувствии приближающегося снегопада.
Вся ночь прошла без снов, вернее был сон про отсутствие снов, какая–то темная муть, пустота и духота одновременно. Страшное дело как захотелось потянуться. Вскочил, как всегда, не растягивая этот процесс. Что–то было не так. Отсутствие Лаки как раз было предсказуемо, ничего не выдавало ее ночного присутствия. Вроде все на своих местах, только абсолютная белизна за окнами. В Каравач пришел снег. Пришел не как завоеватель, с топотом, лязгом и кровью, а как к себе домой — вошел без стука, и развалился на любимом диване со всеми удобствами. Я не мог не встретиться со снегом, и вышел, но не на дорогу, а во двор. И не вышел, а выбежал, и так бежал до самого обрыва над рекой, сбивая лицом, грудью, волосами снежные хлопья. Снег заносил долину Каравача, ложился несмятой неоскверненной белой постелью, и никто в мире так не радовался его воцарению как я. Я пару раз проверил мягкость этой постели. Потом стащил с себя сапоги и прошелся по снегу босиком. Вы ходили когда–нибудь босиком по свежевыпавшему снегу? А по облакам? Так вот это почти одно и то же, просто райские ощущения, только сильно загуливаться не надо, а то перестаешь чувствовать свои конечности.
Из кухонной двери показалась тетушка Тено, вернее сначала чан с какой дымящейся бурдой, а за ним уже она. Вытащив чан на белый, теперь уже буквально белый, свет, она поставила его на дорожке, чтобы перевести дух. Увидела резвящегося таким способом парня и всплеснула руками,
— А ну как простудишься, заболеешь?
— Не волнуйтесь, тетушка Тено, от счастья не болеют, — я, прыгая поочередно на одной ноге, натянул свои сапоги и опять бегом направился к дому. Подхватил ее чан, тяжелый, однако, а как же она его таскает? Но ведь снег, и по нему уже можно ехать. И чан поехал как сани, в два счета оказался на месте назначения, в каменном загоне хвачиков. Теперь оставалось только перенести через порожек: нагнуться, обхватить и переставить, делов–то. Ну и запашок тут. Я резко выпрямился, зацепился за что–то воротом, видимо, за ручку, ну и распахал свою любимую рубаху. Тут уже можно было выругаться, но это бы не помогло. И я понесся к дому, потому что счастье норовило кончиться, а, следовательно, можно и подхватить простуду. Хорошо еще, что на лестнице никого не встретил, проскочил в угловую комнату, скинул все промокшее, т.е. фактически все, еще и хвачиковым пойлом заляпался, завернулся в шерстяной плед, да еще накрылся одеялом. Теперь можно отогреваться. Через минуту в комнату вошел асса Тадиринг:
— Великолепно! Я тут наблюдал твои выкрутасы. Ну, и на что это похоже?
— На снежное купание.
— Парень! У тебя с головкой все нормально? Я тебе вчера не доливал, и надеялся, что у тебя в голове еще что–то есть, а ты последнее готов по ветру пустить. Поднимайся, пошли к камину отогреваться.
— Не, я не могу.
— Это почему же?
— В таком виде? Я не могу…
— Прекрасно! Ты так лишишь меня посмертия, я стану демоном и превращу в кошмар всю твою оставшуюся жизнь. Вот знай!
— Тадир, чего шумишь не позавтракав? — Калларинг прохаживался по коридору с абсолютно довольным видом. — Или я вчера не ясно объяснил, что сегодня должно быть тихо, чтоб никого не будить?
— А ты полюбуйся вот на этого героя, он снежок решил обновить, и понырял там, и босичком побегал.
— Это с какого перегрева на него нашло?
— Да тут… эм–м … — они перешли на свой междусобойный язык, пальцы Тадиринга заработали, во всю рассекая воздух.
— Ну–ка, ну–ка? Так вот оно что! Интересно. — Калларинг слегка как бы удивился, озабоченно потер лоб, но все–таки усмехнулся. — Ну и загнал бы его к большому камину, там ведь уже растоплено.
— Так он не идет. Ему, видите ли, теперь не в чем, он стесняется.
— Ах, он еще и стесняется! — и полковник вытащил меня за мокрые волосы из–под одеяла. — По снегу босиком, он не стесняется, а по коридору стесняется. А ну, бегом марш!
И даже придал мне начальное ускорение чем–то домашним мягким замшевым, но чисто символически, ибо не в его правилах было вмешиваться в процесс, который и сам хорошо идет. Пошевелил мягким замшевым мыском нечто, что являлось моей одеждой:
— М–да, оригинал. Зато с ним не скучно, — подвел итог полковник, и тоже направился к камину.
Каминных комнат было две, конечно каминов было больше, но остальные служили только для отопления, а эти два для удовольствия и приятной беседы. Одна их этих комнат была еще и курительной, и получается как бы мужской, а другая соответственно женской и детской. Когда Калларинг, вальяжной походкой, и прихрамывающий асса Тадиринг вошли в большую каминную, я сидел, повернувшись спиной к огню, завернутый в плед с ног по грудь. Всего пледа на него рост не хватило, а вопрос, что закрывать, для меня решался однозначно.
— Ну, вот видишь, никто за тобой не погнался. А то: «Не хочу — не буду, не буду — не хочу». Прав командир, с тобой не заскучаешь.
— Да уж, выдумывать ты умеешь. Только на вольности сам не налегай, пусть они приходят постепенно. Мне сегодня чудно спалось, уверен, что сейне Дайо тоже. Ну ладно, сиди, грейся.
Калларинг встал и пару раз подергал шнурок на стене, вызывая обслугу.
— Пора бы по кофейку пройтись, асса Тадиринг, ты как?
— А когда я был против?
— Ну и замечательно. Наш юный друг, надеюсь, тоже не откажется.
Одрик кофе не потреблял, напиток был дороговат для его доходов, но ел и пил он все подряд.
— Может ему молока горячего? У смиз Тено ведь есть, — переживал за меня старый маг.
— Ему? Молочка? А не поздновато ли спохватился? — Калларинг рассмеялся в голос, — Накапай лучше вон той микстурки. Тадир, ты что, внучка себе завел на старости лет? Раньше надо было о наличии внуков позаботиться.
— Ну, извиняй, командир, занят был.
Под дверью что–то послышалось.
— Смиз Тенире, заходите, — скомандовал хозяин дома Дьо–Магро, — я знаю, что Вы почему–то побаиваетесь заходить в эту комнату, но я не для того сегодня остался дома, чтобы торчать в коридоре.
Вошла тетушка Тенире, в полной готовности выслушать все пожелания хозяина.
— Все как обычно, нам с ассой Тадирингом и вон тому молодому человеку. Можете и сливок сегодня принести, или просто молочка.
