Эхо Погибших Империй (СИ) - Колупалин Илья (версия книг .TXT) 📗
Ниллон давно не бывал в море, хотя раньше, будучи помладше, он любил бывать с родителями на прогулочных судах, которые частенько заходили в Прант.
Иные испытывали страх, будучи окруженными со всех сторон водой, однако Ниллону нравилась морская стихия, и он неплохо умел плавать. И тут ему сделалось невероятно горько, когда он вспоминал о том, какую страшную шутку водная стихия сыграла с ним. Дул несильный восточный ветер, водная гладь искрилась в косых лучах вечернего солнца.
— И все проклятый кампуец… — чуть слышно пробормотал профессор.
— Что? — переспросил Ниллон.
— Кампуйский солдат… Если бы я подстрелил его, то Гелле не нужно было бы кидаться в бега… Думаю, кроме него ее никто не запомнил.
— Да хватит вам убиваться из-за этого, сэр! Вы ведь все равно не успели бы перезарядить эту вашу, как ее… аркебузу. Кстати, вы взяли ее с собой?
— Нет, не стал. Слишком громоздкая.
— Кстати, забываю спросить, а откуда она у вас?
— Ну… — замялся Хиден, — приобрел у одного торговца редкостями.
— Сэр, я не хочу показаться занудой, но… разве законно иметь такую вещь? Это ли не прямое нарушение Заповедного Пакта?
— Послушай, Нил, — профессор многозначительно прочистил горло, — мы сейчас не в том положении, чтобы изображать законопослушных граждан.
«И находимся мы в таком положении по вашей милости», — про себя подумал Ниллон.
Заповедный Пакт был принят в 11 году после П.Э.: инициатором выступил молодой Кариф, основанный беженцами с Эйраконтиса. Согласно Пакту все государства-участники обязывались принимать все возможные меры для недопущения развития техники и любых естественных наук. Карифяне рассматривали гибель Эйраконтиса именно как кару за хищническое истязание природы, которое осуществлялось с помощью хитроумных машин олигархов. Все образцы технической мысли Эйраконтиса, уцелевшие после гибели этой державы, также были уничтожены. Ну, или почти все.
— Знаете, — начал профессор Хиден, загадочно улыбаясь, — лет двадцать назад я сидел в библиотеке в Гируллаке, и под руку мне попалась прелюбопытная книжка. Она называлась «Эйраконтис: Исход и расселение», кажется, так. Автор неизвестен. Так вот: в ней упоминалось о группе судов островитян, причаливших в районе современного северного Геакрона. Автор сообщает о множестве различных устройств, которые эйраконтийцы привезли с собой.
Я изучал другие манускрипты ранних карифян. Во множестве из них упоминается, что в Эйраконтисе существовала партия возрождения Культа Природы, требовавшая отказа от вырубки лесов и загрязнения моря, которое неизбежно происходило при выкачивании топлива. Олигархи и их приспешники смеялись над «природниками», но когда Эйраконтис пал, выжившие убедились в их правоте.
Так вот. Беженцы, высадившиеся в названном мною месте, приняли решение бросить свои машины где-то недалеко от побережья. Они понимали, что механизмы могут пригодиться им в новом, необжитом краю, но боясь, что проклятие Эйраконтиса последует за ними, решили немедленно от них избавиться.
У меня есть сомнения в правдивости этой истории, изложение мыслей автора показалось мне каким-то… беглым. Впрочем, возможно, сам он являлся рядовым участником этих событий, и не обладал красотою литературного слога.
Но как бы там ни было, я размышляю вот о чем. Ох, несдобровать нам всем, если Тиам Дзар каким-то образом откопает эти артефакты…
— Уж лучше Дзар, чем аклонтисты, — мрачно заметил Ниллон.
— Час от часу не легче.
Лодка неспешно продолжала свой путь; профессор Хиден решительно отвергал все попытки Ниллона и Геллы подменить его на веслах, притом он действительно совсем не выглядел усталым.
Полоска берега материка все больше истончалась, а остров Скорби, напротив, приближался и приближался.
— Вы долго здесь жили, профессор? — спросил вдруг Ниллон после продолжительного молчания. — Должно быть, славное место. Уединенное…
— Да, долго, — нахмурившись, ответил Хиден. — Мы жили здесь с женой… Знаете, для меня название этого острова в каком-то смысле говорящее. Столько воспоминаний связано с ним! Не верится, что так быстро могло пролететь время…
После этого все трое погрузились в задумчивое молчание. День постепенно угасал; Ниллон наслаждался картиной того, как переливается морская гладь в лучах заката.
Прошел еще час, и вот, перед ними, уже менее чем в одной миле, зажелтел обширный песчаный пляж острова. Издали казалось, что остров покрыт в основном лесом, хотя вдалеке виднелись довольно живописные скалы.
Лодка плавно врезалась в мягкий песок пляжа, после чего Ниллон, Гелла и профессор Хиден выбрались из нее, и общими усилиями вытащили ее на берег. После того, как разобрали все вещи, профессор попросил следовать за ним.
Лес начинался уже через полсотни футов от берега. Он состоял полностью из невысоких лиственных деревьев и кустарников. Здесь было свежо и приятно, хотя довольно мрачновато, особенно в вечерний час. Профессор Хиден шел уверенно, забирая немного на северо-восток. Всего через несколько минут ходьбы лес поредел, и путники оказались перед невысоким холмом, на котором стоял мрачный, заброшенный дом.
Каменные стены дома поросли мхом и лишайником, окна безжизненно чернели, входная дверь перекосилась и подгнила. По впечатлению Ниллона, это было поистине удручающее зрелище. Трудно было представить, что когда-то здесь проистекала счастливая и полная душевной теплоты семейная жизнь.
Подойдя к двери, профессор Хиден вздохнул и невесело рассмеялся:
— Похоже, я забыл ключ. Придется подналечь…
Он толкнул дверь боком — однако, она оказалась не заперта и без труда распахнулась.
— Сколько лет прошло! — с усилием проговорил профессор. — Оказывается, тогда я даже не запер дом. Да и зачем бы? Давайте зажжем свечи, а то, пожалуй, навернемся здесь! Нужно обследовать дом и узнать, какие комнаты еще пригодны для жилья.
Профессор Хиден достал огниво и зажег в гостиной несколько свечей, после чего в помещении стало заметно светлее. Ниллон с Геллой шмыгнули в просторную комнату на первом этаже: здесь было грязно, полно каких-то ящиков, бочек и обвалившихся с потолка досок.
В другой комнате было более уютно. Повсюду была пыль, но, по крайней мере, имелись кушетка и кровать.
— Ты не возражаешь, если мы останемся в одной комнате? — спросил Геллу Ниллон.
— Вовсе нет, — просто ответила девушка. — Да только здесь бы прибраться… Ах, вот и метелка с совком! Сейчас немного разгоню эту пыль.
Ниллон был слегка удивлен:
— Ого! А я-то думал, что дочь карифского политика сочтет подметание полов ниже своего достоинства.
— Я не из семьи аристократов, — объяснила Гелла. — Мой дед добился богатства своим трудом. Отцу тоже никто не занимал места в Совете. И я росла как самый обычный ребенок: никаких слуг и частных учителей. Но у меня было счастливое детство… И с братьями мне повезло.
— У тебя есть братья?
— Да, два нежно любимых старших брата, Гуго и Виберт.
— Славно. А я вот не знаю, каково это — иметь брата или сестру.
Ниллон и Гелла разговорились: до этого момента их стесняло присутствие других людей. Они рассказывали друг другу о своем детстве, своей семье, своих привычках, увлечениях. Именно теперь, осознав себя в сущности обреченным человеком, Ниллон испытал особенное удовольствие от такого простого человеческого общения.
Ниллон узнал, что отец Геллы, Гранис Брастолл, пожалуй, самый влиятельный член карифского Правящего Совета, его мнение имеет огромный вес при принятии государственных решений. Он консервативен, однако рассудителен. Старший из братьев Геллы, Виберт Брастолл — ротмистр карифской армии, характером в общем походит на отца, однако порою резок и вспыльчив. Второй брат, Гуго, — живописец, человек кроткого нрава, хозяин чудесного сокола по имени Моэлис.
Сокол этот, по словам Геллы, попал к Гуго случайно — и явился настоящим сокровищем для семьи Брастоллов. Дело в том, что Гуго владеет способностью телепатически общаться с соколом, впрочем, мало кто, кроме членов их семьи Брастоллов сумел самолично удостовериться в этом.
