Звериный подарок - Шолох Юлия (библиотека книг .TXT) 📗
Я сделала то, что мне показалось самым естественным в этот момент. Приподнялась на локте и… поцеловала его, прикоснувшись к губам. Прижалась к щеке, колючей после стольких дней путешествия, вдохнула запах. Поцеловала снова. Его губы поддались, приоткрываясь, и по моим быстро скользнул горячий язык, заставив застыть в изумлении. И правда, я же тоже могу попробовать его на вкус! Тут же пробую. На затылок легла рука, отрезая пути назад. А я совсем не собираюсь назад. Мне нравится все — его вкус, его запах, его тепло. То, как его рука придерживает мою голову, то, как смирно он лежит, как будто боится… спугнуть? То, как самый чудесный мир вокруг звенит, и шепчет, и кричит, и плачет, и смеется, и визжит от восторга, и мрачно прощается, соединяясь вместе и воплощаясь зовом.
Мы целуемся.
— Ничего себе! — Громкий голос мгновенно расколол и разорвал окружающую меня красоту. Я подскочила и моментально оказалась на ногах.
Ждан оттаскивал от нас Дынко, и вид у того был… виноватый? А у Радима, уже стоявшего рядом, очень спокойный.
Что я сделала? Как могла? Набросилась на парня, как какая-нибудь легкодоступная женщина?
— Извини, — быстро говорю, — не знаю, что на меня нашло. Я никогда… Обычно я… Не знаю…
Что теперь они обо мне подумают? Чуть пальцы себе не свернула, заламывая руки в бесполезном уже жесте отчаяния. Почему он опять так странно смотрит? Если он сейчас засмеется, я, пожалуй, развернусь и пойду назад в Стольск. Просто не смогу больше смотреть в эти глаза.
Но он не смеется. И даже, кажется, понимает, что сейчас единственное, чего мне хочется, — побыть одной, не видеть никого, забыть. Просто кивает немного расстроенно и идет за остальными.
Не знала, куда мне деваться, не прятаться же, в самом деле, в лесу? Было так стыдно. Почему я это сделала? Первый в жизни поцелуй я буквально навязала парню. Хотя какой первый? Как минимум десяток первых. Этого просто… не может быть!
Как теперь на них смотреть? Не могу. И что делать? Нельзя же все время отводить глаза, краснеть и отворачиваться. И так все время, пока они готовили завтрак, просидела, уставившись в сторону. Там, в кустах, лежал поваленный трухлявый ствол дерева, поросший мхом, и я придумывала, на что оно похоже, всякие нелепости, что угодно, только бы не вспоминать свою необъяснимую выходку. Дома меня давно уже посчитали бы испорченной. И почему? Не потому, что ко мне приставали, а потому что приставала я!
Даже Радима заметила, только когда он сел рядом. Принес мне еду, как мило. Надеюсь, не в виде поощрения, с надеждой продолжить утреннее пробуждение? Не могу на него смотреть.
— Дарь, — сказал тихо-тихо, уловив мой нервный взгляд. — Успокойся, ничего не случилось… необычного. Все хорошо, просто… не думай. Ладно?
Не дожидаясь ответа, рассказал, что сегодня к вечеру мы выйдем наконец из лесу и остановимся в охотничьем доме их клана. А послезавтра будем уже дома, в Сантании.
— Там ты сможешь задать все десять тысяч вопросов, которые только придумаешь, — сказал напоследок.
Десять тысяч? Сейчас меня волновал только один, и вряд ли можно внятно на него ответить: что я вытворяю?
Впрочем, его совет пришелся кстати. Если я не желаю слушать зубоскальство Дынко всю оставшуюся дорогу, придется сделать вид, что ничего не случилось. Так, спросонья что-то показалось, вот и перепутала Радима… с кем-нибудь.
Этой легенды я придерживалась пару часов, потом мы вышли в обжитые леса с крошечными деревцами, а через час лес стал таким редким, что вообще смогли поехать верхом. Ни одной шутки, насмешки или косого взгляда я так и не дождалась. Наоборот, когда украдкой косилась на волков, все были совершенно собраны, спокойны и… ни капли не удивлены, как будто я вовсе и не набрасывалась с утра на одного из них или как будто я так каждое утро делаю и они уже привыкли.
А уж когда мы выехали к болоту, я и вовсе забыла об утреннем происшествии. Трясина тянулась на многие версты, но как-то странно — полосой, по обе стороны ограниченной деревьями. Слева, прямо у воды, виднелась сухая протоптанная тропинка, теряющаяся в высоких кустах, покрытых желтыми увядшими цветами. Пахло неприятно, гнилью и сыростью, но не это меня насторожило. Над тонкой низкой дымкой тумана, прямо над водой, роились комары, часть которых уже почуяла жертву издалека и быстро направлялась в мою сторону. Надо бы развернутся и укатить отсюда, пока не поздно, я заставила Мотылька попятиться под удивленными взглядами волков. Или они…
— Вы сюда ехать собрались? — изумилась я.
— Самый короткий путь. А что не так?
— Да меня тут сожрут! — Как раз доказательства прилетели. Всего несколько, но уже неприятно. Звенят мерзко, и главное — не отгонишь и не прихлопнешь, пока на тело не сели. — Я уж лучше тут останусь!
Волки задумчиво переглянулись.
— И правда, она же человек, — важно сказал Дынко. Как будто что-то новое открыл!
— Дарька слазь, поедем вдвоем на моем жеребце. — Радим уже рядом. Смотрит, как от его слов я опять краснею. О, какой эффект! С болота теперь несется целая куча.
— Быстрее, — торопит Радим, протягивает руку к моему лицу. И… мошкара останавливается, вьется вокруг, но больше не приближается. — Они нашу кровь не любят.
Через пять секунд я уже сижу перед ним, блаженно наблюдая, как вокруг летает комариная толпа, не рискуя пересечь невидимую мне линию. И Радим… такой мягкий, теплый и меня обнимает. От этого я даже комаров немного люблю.
Мы, оказывается, почти у тракта. Ждан показывает во все стороны рукой, рассказывая, что там, справа, небольшая деревенька, почти на границе, а недалеко от нее, сзади — такая же человеческая, как раз на землях моего отца. Они так и говорят спокойно — отца, я уже привыкла. Даже в голову однажды пришло, будь он все еще моим идолом, каким был почти всю жизнь, не посмела бы так его называть. А теперь… Да, отец, а какой — пусть небо судит.
От отца мысли плавно переходят к двум деревням разных рас, так близко друг от друга живущим. К любопытству, разговорам и сплетням. Не зря же я жила в доме, полном женщин всех возрастов? В двух соседних деревнях всегда есть общие браки, будь супруги хоть сто раз из разного народа. Браки и дети. Любопытно!
— А какие дети получаются у людей и волков?
Вот повод для смеха нашли.
Дынко важно кивает:
— Надо же, Дарька вдруг начала задавать правильные вопросы!
Уже интереснее.
— Почему этот вопрос правильный? — тут же переспрашиваю.
И они быстренько делают вид, что не слышат!
Позже мне Радим все-таки рассказывает, что дети от смешанных пар рождаются очень редко и всегда или люди, или волки. Полукровных не получается. Как и с лесными. На вопрос про горных он задумывается и не сразу поясняет, что о таких браках он вообще-то и не слышал.
Еще часть дороги проходит в комментариях Дынко по поводу браков с горным народом, и почти все они говорятся шепотом, так, чтобы я не слышала.
Охотничий дом виден издалека. До заката еще долго, воздух прозрачный и очень свежий. Наверное, из-за покрытых темно-махровым лесом гор, которые поднимаются прямо за озером. Дом из цельных бревен, выкрашенных черным, стоит на крутом обрыве над водой. Тут почти так же красиво, как на моем любимом месте, оставшемся в прошлом. Может, однажды я смогу так же сильно привязаться к этому новому, но не менее прекрасному уголку. Влюбиться в тонкие сосны, разложившие на крыше свои ветки, в веранду, полукругом нависающую над самым краем обрыва, в каменные дорожки, бегущие от нее к воде, в прозрачную, слегка зеленоватую глубину. Наверное, смогу. Попозже.
Когда мы вместо кухни ужинали в столовой, на чем настояла пожилая женщина, вместе с мужем и дочерью следившая за порядком в доме, начался ужасный ливень. Дождевая вода заливала окна, как будто размыв все, что было снаружи, и шумела так громко, что можно было расслышать только довольный хохот Дынко.
— Купаться! — орал он, но женщина нахмурилась, и все быстро прекратили таращиться в окно и вернулись к еде.
